И вот теперь вдруг звонок. Я ждала приезда Дануси с таким нетерпением, что даже на балкон выскочила. Благодаря чему и удалось увидеть незабываемую картину.
На автостоянку у нашего дома вдруг подъехало нечто из голливудских фильмов — чудовищно длинное, с затемненными стеклами и, Богом клянусь, водителем в ливрее, который выскочил из машины и с поклоном открыл заднюю дверцу. То, что оттуда появилось, несомненно было Данусей, о чем убедительно свидетельствовала буйная грива светлых, золотом сиявших в солнечных лучах волос. Шофер остался при машине.
Уже в дверях Дануся пала мне на грудь, заливаясь счастливыми слезами и что-то бессвязно выкрикивая о чае, ибо только его в ее жизни и не хватает, а мой всегда был самым лучшим! Подобного ему не найдешь нигде в мире! И вино тоже, и пиво с радостью, но прежде всего — чай!!!
В мгновение ока уставила я журнальный столик напитками, и мы наконец уселись.
Дануся выглядела прелестно, хотя все так же толстовато. Волосы у нее с тех пор отросли, теперь при желании она могла сидеть на них, а цвет лица посрамил бы самый лучший персик. За прошедшие двадцать лет Дануся отчаянно похорошела, что, несомненно, являлось лучшей аттестацией ее мужу. Пока я накрывала на стол, она следовала за мной как приклеенная, а на вопросы принялась отвечать задолго до того, как я задала их.
— Ну что ты, я там — кумир и божество, он и сначала меня любил, а когда родила первого сына, полюбила даже свекровь! Трое их у меня, сыновей, старший сдает на магистра в Англии. Да нет, в Саудовской Аравии мы не всегда живем, у нас есть дома и в Штатах, и во Франции, там у Хамида бизнес, а в Аравии же сидим месяца четыре в году, но это неважно, ведь там условия, ты не представляешь! И климат как на Ривьере. Какая жара, что ты, везде кондишены, здесь, в Польше, летом жарче. А какой у нас сад! Да бог с тобой, никаких жен, я единственная, он до сих пор без ума от меня, а все из-за волос, видишь, как растут, он не разрешает ни сантиметра отстричь, а в остальном делаю что мне заблагорассудится. Разве могла я надеяться, что такой муж подвернется! Прямо в рай еще при жизни попала!
— Значит, ты исключение из всех идиоток, которые повыходили за арабов, — с искренней радостью констатировала я, опять откупоривая бутылку. — Значит, вино можешь пить? Разрешают тебе?
— Только не при людях, когда мы одни. Разве что в других странах.
— Теперь ты как раз в другой стране.
— Значит, могу. Оказалось, мой Хамид вовсе не миллионер, миллионы у него идут на мелкие расходы, он миллиардер. Конечно, ревнивый, но так приятно ревнует... Велел мне захватить с собой машину, а то, не дай бог, в общественном транспорте кто-то будет отираться рядом и еще — кошмар! — смотреть на меня. Да, конечно, в Аравии я ношу на лице тряпку, все бабы носят, да мне это не очень мешает. Причем ношу только для местных, если общаемся с европейцами или американцами, обхожусь без чадры. И даже свекор не настаивает, говорит, ему приятно смотреть на меня, и очень радуется, что сын нашел такую красавицу.
Дануся хлебнула вина и запила чаем. Зная арабские вкусы, я не удивилась ее свекру, мне самой было приятно смотреть на молодую женщину, такая она аппетитная. И характер подходящий. Данута была из так называемых домашних женщин без всяких амбиций, никакой тяги к самостоятельности, никакого желания чего-то добиться в жизни, она охотно подчинялась всем требованиям и вкусам супруга. И при всем этом была очаровательной!
Показала мне фотографию своего Хамида. Господи, потрясающе красивый мужчина! Дико красивый! И если бы я не предпочитала всю жизнь блондинов, сама бы в него насмерть влюбилась. Хотя наверняка долго бы с ним не выдержала, а уж он со мной — и того меньше.
— А главное, мне не нужно думать, как похудеть, — продолжала тараторить Дануся. — Они там любят толстых, могла бы еще больше располнеть, но самой не надо. И без того ем что хочу, а хочу только самое вкусное. Может, здесь малость похудею, потом быстренько наберу вес с помощью халвы, поэтому я и приехала сюда охотно, хотя и по очень неприятному делу.
— А! — вспомнила я. — На что-то такое ты намекала по телефону. Что же это за дело?
— Янтарь! — вздохнула Дануся. — Муж от кого-то узнал, что тут у вас появился какой-то совершенно необыкновенный янтарь, и хочет его купить. Янтарь там сейчас очень высоко ценится.
— Какой же янтарь? — холодно поинтересовалась я, помолчав.
— Хамид говорил — очень большой, а в середке как раз что-то совершенно необыкновенное. То ли бабочка, то ли муха. Скорее муха. Золотая. Я тут уже звонила его человеку. У моего Хамида везде есть свои люди.
— Тогда почему же этот человек не достанет ему муху, а посылают тебя?
Дануся вроде бы удивилась.
— Ты права. Слушай, действительно странно. Не знаю... Нет, знаю. Он говорит — существуют какие-то трудности, не вообще, а типично наши, фольклорные, что ли. А поскольку я тоже наша, вот и прислал меня, а мне и самой хотелось приехать. Велел покупать за любые деньги, но сначала надо эту муху найти. Оказывается, наш человек не знает, где она. Сказал — поищет.
Чтобы выиграть время, я предложила гостье еще вина, вспомнила, что вроде бы где-то завалялись крекеры, и отправилась в кухню, по дороге лихорадочно размышляя. Что же мне делать в создавшейся ситуации? Рассказать о Франеке, чтобы облегчить им поиски, и тем самым получить подтверждение, что муха у него, или, наоборот, постараться все скрыть, ведь этот кошмарный Хамид может и миллион долларов предложить! Два миллиона! И тогда все пропало, Франек польстится, и золотая муха навсегда для нас потеряна. А это равносильно продаже «Битвы под Грюнвальдом» или алтаря в мариацком костеле, — правда, другой вид искусства, но тоже национальная святыня и гордость. Рассказать всю правду Данусе нельзя, она никогда не умела хранить тайны, вряд ли изменилась за утекшие годы. Надо что-то придумать.
Ну вот, так и знала! Мое возвращение из кухни Дануся приветствовала словами:
— Ох, позабыла тебя предупредить, золотая муха — большой секрет, мне велели никому не говорить, можно только с тем нашим человеком, так что, пожалуйста, ты уж ни-ни, ладно?
— А кто он, собственно, такой, этот свой человек твоего мужа? Чем занимается? Что, у него общего с янтарем?
— С янтарем ничего. Он занимается здесь делами моего мужа.
Еще раз все хорошенько взвесив, я пришла к нелегкому решению.
— Слушай меня, Дануся. Я как раз кое-что о янтаре знаю. И мне известно, что есть такой, с большой золотой мухой в середке. Но вот какая сложность. Этот янтарь в свое время был украден, так что найти его будет неимоверно трудно. Владелец вряд ли признается, ему за эту муху тюрьма светит. Тебе и в самом деле надо соблюдать большую осторожность.
Данута перепугалась.
— Езус-Мария! Значит, какая-то афера? Если дело нечисто, мне строго-настрого заказано вмешиваться. Так что, сказать нашему человеку, чтобы перестал искать?
И я опять заколебалась. В конце концов, у меня не было стопроцентной уверенности, что муха находится у Франека, а если даже и у него, то неизвестно, где он ее прячет. Возможно, Данусин человек располагает возможностями все это разузнать.
— Нет, пусть поищет, — решила я. — Но вот еще какой нюанс, дорогая. Тебе придется считаться с патриотическими чувствами поляков. Ведь янтарь с мухой — вещь уникальная, и многим не хотелось бы, чтобы он был вывезен из Польши. Ему место в польском музее.
— А почему? Этот янтарь польский?
— Ну да, выловлен из моря на Вислинской косе. И так получилось, что я была случайным свидетелем этого выдающегося события. Послушай, а ты бы не могла как-то переубедить своего Хамида? Попросить его, чтобы не покупал? Ему можно это объяснить?
— Объяснить ему можно все. Но видишь ли... дело в том, что мне самой захотелось иметь этот янтарь. Ну хотя бы посмотреть на него. Ведь взглянуть на него не грех?
— Взглянуть — конечно, но не сейчас, говорю тебе, никто не знает, где он. А ты могла бы переключиться на другие, из тех, которые носят на себе. Среди них тоже встречаются поразительно красивые. Так, говоришь, он способен понять? В конце концов, это же твоя родина...
— Ясно, поймет, он у меня умный и хороший, не какая-нибудь свинья. Очень порядочный человек, хоть и богатый.
— Тогда за здоровье твоего мужа!
Должно быть, человек Хамида отличался умом и сообразительностью, поручение он выполнил быстро. Едва я переговорила с Аней и Костиком, которых вызвала в пожарном порядке, как события начали разворачиваться с ошеломляющей быстротой.
Костика вызывать не требовалось, он сам пришел, Аня же пожертвовала запланированной на вечер парикмахершей. Оба согласились с моими выводами, навеянными блокнотом Драгоценного, обоих встревожили арабские посягательства на польскую муху, и оба преисполнились неясными надеждами на ее обнаружение. А на следующий день Дануся преподнесла нам новости.
