Но бедная Жанна и не предполагает, какой джинн вылетел из бутылки. Зюка решает убить художницу и без всяких колебаний претворяет в жизнь задуманное. Привычка Малышевой стопками глушить ликер под названием «Айриш Крим» была хорошо известна всем общим знакомым. И ведь, насколько я помню, Зюка в тот день явилась к Борису Львовичу первой. Я металась между кухней и столовой, подавая угощение, и, естественно, не следила за гостьей. Подменить бутылку той не составляло никакого труда. Я зажмурилась и попыталась восстановить в деталях картину рокового вечера.
Часы показывают без пяти семь. В квартиру, вся красная и потная, влетает Аня, сует мне пакет из «Рамстора» c ликером, блоком сигарет и чеком.
– Никого еще нет? – интересуется хозяйка и облегченно переводит дух. – Пойду по-быстрому приму душ!
Ириша в этот момент красилась в своей спальне, на голове у нее щетинились огромные розовые бигуди. Борис Львович только что получил от меня выглаженные брюки и, весьма фальшиво напевая песню группы «Любэ», возился в мастерской.
Через пять минут большие настенные часы пробили семь. И одновременно раздался звонок в дверь. Я побежала в прихожую. Зюка, снимая элегантное пальто из светло-бежевой фланели, поинтересовалась:
– А где все?
– Одеваются.
– Нет хуже гостя, чем тот, который приходит вовремя, – засмеялась она. – По себе знаю, всегда из-за того, что тороплюсь в последний момент, губы криво мажу.
Она вышла в холл и крикнула:
– Господа хозяева, не дергайтесь, я посижу пока смирно на диванчике.
Я засмеялась и убежала на кухню, где угрожающе шипела на сковородке жарящаяся картошка. Зюка двинулась в комнату. И она на самом деле провела там минут десять одна. Я не могла отойти от плиты, а хозяева спешно заканчивали прихорашиваться. Значит, вот когда произошла подмена бутылки. Времени у редакторши было предостаточно! Так, теперь дело за малым – надо лишь узнать, что стряслось в «Морской».
Утром я поглядела на бумажку с адресом, полученную от любезной Шурочки. Сиреневый бульвар! Далеко от моего дома, другой конец Москвы, а телефона Зудиной у меня нет – в компьютере его не оказалось. Проклиная злую судьбу, я оделась и двинулась к метро. Пришлось ехать до «Преображенской», потом пересаживаться на двести тридцатый автобус и довольно долго петлять по улицам. Нужный дом стоял в глубине двора. Узкий проход был сплошь забит машинами, и я с трудом протиснулась между автомобилями.
За дверью квартиры шестьдесят пять не раздавалось ни звука. Там не играло радио, не кричали дети, не лаяли собаки и никто не спешил в прихожую. Звонок заливался трелью, но совершенно безрезультатно. Устав, я отдернула палец. Вообще-то ничего странного. На часах – десять утра, большинство людей в это время тоскуют на работе. Правда, Марина Зудина скоре всего пенсионерка, но разве можно сейчас прожить на деньги, которые платит государство? Небось устроилась подрабатывать куда-нибудь… Домработницей или горничной… лет ей не так уж и много. Помнится, Грибоедов Олег Яковлевич упоминал 1942 год рождения. Значит, ей всего пятьдесят восемь. В этом возрасте большинство женщин еще ягодки в соку…
Но не успела я додумать интересную мысль до конца, как дверь тихо, без всякого звука и скрипа, начала приоткрываться, из темной прихожей потянуло жутким запахом. То ли хозяева год не мыли туалет, то ли тут проживает стадо кошек, гадящих прямо на пол. Стараясь не дышать, я уставилась в образовавшуюся щель. На пороге стояла высохшая, как мумия, старушка. Ростом она была примерно с меня, но весила, наверное, чуть больше канарейки. Я со своими сорока восемью килограммами смотрелась рядом с ней, как откормленная на Рождество индюшка. Бестелесная бабулька куталась в какую-то рванину, бывшую в прежние времена китайским пуховиком. Сейчас куртка приобрела непонятный серо-черный цвет, а из многочисленных прорех торчали куриные перья. Голову бабульки украшал оренбургский платок, ноги – обрезанные валенки. Очевидно, из-за дефицита массы тела старушка постоянно мерзла.
Откинув со лба прядь давно не мытых волос, «баба-яга» просипела:
– Кого надо?
Наверное, раньше пенсионерка была кокеткой, потому что пегие от седины «химические» кудри на самом конце имели темно-каштановый оттенок. Похоже, что еще год назад хозяйка красила волосы и пыталась следить за собой. Интересно, что произошло с ней за последние двенадцать месяцев? Может, просто покорилась безжалостной старости? Надеюсь, она в трезвом рассудке, а то с дамами в таком возрасте случаются всякие казусы…
– Я хотела поговорить с Мариной Зудиной…
Бабулька уперлась в меня глубоко сидящими, даже проваленными глазами. Я поежилась. Полное впечатление, будто на тебя глядит череп, обтянутый кожей. Честно говоря, такую худобу я вижу впервые в жизни. Может, у нее рак?
Бабка молча повернулась и пошла в глубь вонючих апартаментов. Я сочла ее поведение за приглашение и двинулась за ней. Квартира оказалась многокомнатной, старуха, подволакивая ногу, тащилась мимо грязных, бывших когда-то белыми, дверей… Наконец мы вползли в кухню, и она рухнула на продранный стул.
– Что надо? – прошептала она.
Я перевела взгляд на ее трясущиеся крупной дрожью руки и вздохнула. Так и знала, у старухи болезнь Паркинсона и маразм. От нее ничего не добьешься, надо уходить.
– Мне нужна Марина Зудина, – на всякий случай еще раз уточнила я.
– Слушаю, – свистела бабка.
– Где Марина?
– Я это, – закашлялась хозяйка и попыталась поплотнее закутаться в рванину. – Я! Чего надо?
От неожиданности я села на соседний стул.
– Вы? Марина Зудина?
– Не веришь? – хмыкнула старуха и ткнула пальцем в сторону подоконника. – Там посмотри.
Я подошла к окну и увидела на куче старых газет бордовую книжечку. С фотографии строго смотрела вполне интеллигентная шатенка с большими глазами и крупным, капризным ртом. Зудина Марина Евгеньевна, 1942 года рождения, город Москва. Не веря своим глазам, я пробормотала:
– Это вы?
– Я, – ответило чудовище, распахивая пуховик.
Под курткой на ней была тьма одежды: свитер, кофта от спортивного костюма, байковая мужская рубашка в сине-черную клетку. Зудина стащила свитер и куртку. Ей отчего-то стало жарко, над верхней губой выступили капельки пота. По кухне поплыл запах давно не мытого тела.
– Тебя кто прислал? – неожиданно поинтересовалась она.
Растерявшись окончательно, я, совершенно не желая этого, ответила:
– Ада Марковна, из гостиницы «Морская».
– Слава богу, – пробормотала Марина и вытянула руку. – Давай скорей!
– Что?
– Ой, ну дай быстро, – заныла Зудина, – дай, что она прислала! Ну скорей, видишь мне плохо…
Я недоуменно смотрела на нее. Бывшая горничная внезапно заплакала:
– Издеваешься? Да?
Продолжая хныкать, она вылезла и из рубашки, оставшись в одной майке с надписью «Адидас», болтающейся на высохшем теле, словно тряпка на швабре. Тощая рука, похожая на анатомическое пособие, выглянула из короткого рукава футболки. От локтя к запястью бежали жуткие синяки и кровоподтеки. Все сразу стало на свои места – наркоманка. Вот почему она такая худая, и вот отчего ей все время то жарко, то холодно. До сих пор мне не приходилось сталкиваться нос к носу с людьми, употребляющими героин или другую какую отраву. Но в свое время у Катюши был пациент, плотно сидящий на игле. И я помню, как она рассказывала о нарушенной терморегуляции, постоянной жажде, бесконечной смене настроений и готовности отдать абсолютно все за дозу…
– Дай, – шептала Марина, умоляюще протягивая руку, – видишь, ломает всю… Адочка молодец, я вчера позвонила ей, так она трубку шваркнула, послала меня подальше, но все же пожалела и тебя прислала. Дай, дай, дай…
С глухим стоном она уронила голову на кухонный стол и принялась колотиться лбом о пластиковое покрытие. Я совсем перепугалась и рванулась к холодильнику, может, там найдется валерьянка или валокордин? Но внутри старенького «ЗИЛа» были только пустые железные полки. Ничего похожего на еду и лекарства я не обнаружила и в кухонных шкафчиках, Марина давным-давно не ходила в магазин, наркотик заменил ей все…
– Почему Ада должна прислать тебе дозу? – поинтересовалась я.
Внезапно Марина перестала колотиться об стол, подняла голову и хрипло засмеялась.
– Адуська мне сколько хочешь пришлет, я о ней все знаю! Так ей вчера и сказала: «Не дашь – всем расскажу!»
– Что?
Зудина сморщилась.
– Какая хитрая, давай, чего приволокла!
– У меня ничего нет, – твердо сказала я.
Марина стала еще меньше ростом.
– Адуська…
– Ада Марковна только адрес твой дала…
– Ой, плохо, умру сейчас, – заплакала наркоманка, – все кости скрутило, блевать тянет.
Выговорив эту фразу, она подошла к раковине и склонилась над ней. Послышались жуткие булькающие звуки, но в желудке у несчастной давно не было никакой еды, и ее рвало одной желчью.
