И все-таки его смутил факт нездоровой бледности на лице дурковеда, который плюс ко всему оказался человеком далеко не молодым, а потому – что вполне допустимо – остро реагирующим на нервные потрясения.
– Давайте оставим все театральные штучки и поговорим как мужчина с мужчиной, – уже не так уверенно сказал Мочилов. – Это ваш блокнот?
Он помахал над головой маленькой записной книжкой защитного цвета. Пенсионер судорожно дернулся и, закатив глаза, захрипел.
– Эй, – озадаченно позвал Глеб Ефимович. Дурковед молчал. – Эй! – подбежал к нему капитан и похлопал по щекам.
Преступник пошевелил головой и повторил:
– Воды.
– Сейчас. Сейчас подсуетимся. – Мочилов выбежал за дверь.
От замочной скважины горохом посыпались скромные труженики сыскного дела, герои сегодняшнего дня, поймавшие и обезвредившие особо опасного преступника.
– Воды, – коротко приказал Мочилов, и все ринулись к туалету, в котором неиссякаемой струей бил родник из проржавевшего крана.
– Что-то случилось? – поинтересовалась у спринтеров проходившая мимо Костоломова.
Пешкодралов притормозил, увидев милые сердцу черты. Он просто не мог пройти мимо этой женщины, чтобы хотя бы не сказать ей «здравствуйте».
Это-то он и сделал, отстав от товарищей, а заодно, смущаясь, рассказал о геройских поступках всей его группы, особо выделяя подвиг Зубоскалина.
Ко времени окончания краткого изложения захватывающей истории вся орава неслась в обратном направлении. Возглавлял забег, как и прежде, Мочилов, держа в вытянутой руке стакан, до краев наполненный водой.
– Капитан, можно с вами? – поинтересовалась Костоломова.
– Валяйте, – выпалил Глеб Ефимович и завернул на кафедру, где происходил допрос.
Прохладная жидкость помогла преступнику прийти в себя. Он удобнее сел в кресле, сцепил руки в замок и, нахмурившись, окинул взглядом стоявшую за спиной капитана Костоломову.
– Вдвоем меня пытать будете? – мрачно произнес он. – Кто это?
– Адвокат, – не дав Мочилову сказать слово, представилась лейтенант.
Пенсионер просиял.
– То-то же, – победоносно сказал он и хлюпнул в умилении носом.
Оценив находчивость коллеги, Глеб Ефимович многозначительно переглянулся с ней и задал подозреваемому очередной вопрос:
– Так вы будете говорить?
– Да, – удовлетворенно произнес старик.
* * *
– Как вы думаете, стипендию нам за это повысят? – спрашивал Антон, дожидаясь своей очереди у замочной скважины.
Курсанты, слегка перессорившись друг с другом по поводу того, кто будет наблюдать за допросом первым, установили справедливую очередность. Зубоскалину досталось первым пригнуться и показывать свой аппетитный зад, обтянутый алой материей, товарищам, поскольку поимка дурковеда в основном была делом его рук. Следом за ним склонился над небольшой дырочкой сам командир операции, оставаясь даже в Г-подобной позе внушительным и серьезным. Далее Утконесовым разрешено было самим между собою разобраться, кто из них будет первым. И замыкал цепочку обиженный Пешкодралов.
На данный момент над дверью склонился Андрей и время от времени комментировал происходящее внутри.
– Блокнот какой-то достал и машет им над головой, – передавал Утконесов.
– Стипендию не повысят, – глубокомысленно говорил Кулапудов. – Если только поощрение материальное дадут.
– В виде грамоты, – сострил Санек, – одной на всех.
– Тихо, – пресек их Андрей, – преступник говорит.
Все замолчали.
– Отказывается от всего, собака.
– Так ему и поверили, – усмехнулся Леха.
– А теперь Костоломова слово взяла.
Пешкодралов вздрогнул, услышав дорогую сердцу фамилию, подался вперед и вцепился Андрею в воротник.
– Ты долго уже. Дай мне посмотреть.
– Да ты что, с ума сошел? – возмутился Утконесов и толкнулся локтем.
– Почему я все время должен быть последним? – упирался Леха, пытаясь уцепиться второй рукой за стриженый ежик однокурсника.
– Братцы, да он ненормальный, – возмутился Антон и навалился на склочного товарища.
Что тут началось! В потасовку постепенно втянулись все наблюдатели, покинув ставший неинтересным пост у замочной скважины.
Побоище разгоралось не хуже Куликовского. Пешкодралов, доведенный до отчаяния нервирующими событиями последних дней, вцепился одною рукой в Андрея, второю стараясь толкнуть кулаком его в грудь. Антон, не на шутку взволновавшийся за брата, запрыгнул Лехе на спину, пытаясь сбить его с ног. Дирол, вспомнив о недавней ссоре, исподтишка помогал, разлепляя пальцы, намертво зажавшие клок рыжих волос. Венька посмотрел на расклад сил, решил, что несправедливо, когда трое наваливаются на одного, и ринулся на выручку Пешкодралову.
Старались молча, изредка только приглушенно пыхтя, чтобы не дай бог не услышали их за дверью кафедры. Кто-то прижал локтем Зубоскалину нос, и тот выругался, но шепотом. Лехе защемили пальцы, и он чуть не вскрикнул. Венька вовремя снял ушанку дворника со своей головы и прикрыл парню рот.
Куча возилась, копошилась многочисленными руками и ногами.
Старались друг друга сильно не калечить – друзья все ж таки.
Санек попытался встать, но длинная рука уцепила его за шиворот и вернула в общую свару.
Когда дверь открылась, все было в самом разгаре.
– Смирно, – раздался голос Мочилова.
Куча разом рассыпалась, выстроившись по росту в ровную шеренгу.
И опять Пешкодралову досталось последнее место. Он тяжело дышал, обиженно косясь на всех и краснея до ушей, потому что напротив, рядом с полковником и пенсионером в зеленом трико, стояла и укоризненно смотрела на Леху лейтенант Костоломова – женщина его мечты.
– Вольно. – Капитан был в хорошем расположении духа и ругать своих подопечных не стал. Он повернулся к пожилому человеку, протянул ему руку. – Спасибо за бдительность, гражданин Тараканов Иван Ильич. Побольше бы нам таких сознательных горожан, и Зюзюкинску никакая преступность не страшна будет. Искренне вам признателен и извиняюсь за недоразумение.
– Что вы, – скромно махнул рукой задержанный. – Такие пустяки.
– Сознательность – это, скажу вам, не пустяки, – возразил Глеб Ефимович. – На этом, можно сказать, держится весь мир.
Тараканов гордо выпрямился, выкатив грудь колесом, и пожал протянутую руку.
– Всего доброго, – почтительно произнес капитан, тряся сухонькую кисть.
– И вам того же.
– Премного благодарен.
– Взаимно.
– Рад был познакомиться.
– Буду всегда помнить ваши слова.
– Вы до двенадцати управитесь? – полюбопытствовала лейтенант.
Мужчины крякнули и расцепили руки. Иван Ильич гордо удалился.
– Да, хорошего человека вы поймали, – мечтательно произнес Глеб Ефимович, обращаясь к курсантам. – Побольше бы таких к нам в кутузку.
Ребята удивленно переглянулись.
– Можно узнать? – осмелился спросить Кулапудов.
– Валяй, – разрешил капитан.
– Зачем вы отпустили дурковеда?
Мочилов снисходительно усмехнулся.
– Затем, сынок, что это был совсем не дурковед, а добропорядочный житель города, по личной инициативе следящий за криминальной обстановкой в черте города и по мере своих слабых сил пытающийся предотвратить преступность. Что поделать, коль ваш неряшливый вид, – Глеб Ефимович неприязненно посмотрел на помятых после схватки курсантов, – не внушает доверия гражданам. Я всегда говорил: идеальная форма – девяносто процентов успеха хорошего следователя.
Пешкодралов озадаченно почесал затылок.
– А теперь всем спать, – приказал Мочилов. – Завтра воскресенье, последний день операции. В понедельник вы должны будете предоставить преступника полковнику Подтяжкину, а также представителю милиции из 125-го участка. Отдыхайте, братцы. Завтра у вас будет трудный день. Я в вас верю.
И на этой патетичной ноте капитан, взяв под ручку возвышающуюся над ним на полторы головы Костоломову, удалился.
Грустен был день четвертый с начала проведения операции, с момента же получения задания – шестой. Грустен и безнадежен.
Все прекрасно понимали, что осталось им совсем ничего, только одни сутки, перед тем, как их вызовут к полковнику Подтяжкину на ковер.
И что они там скажут? Извиняйте, но у нас нет не только преступника, но и ни одной более-менее подходящей версии, ни одной зацепки. Да и подозреваемого как такового нет. Не скажешь же, что имеешь серьезные подозрения на байкера, имени и фамилии которого не знаешь, да и в лицо которого никто не запомнил. Потому что лица-то у него не видели ребята, со спины смотрели. Номер мотоцикла, конечно, заляпан был грязью, с этой стороны зацепки тоже нет. Выходит, они топчутся на одном месте.
А срок подходит к концу.
Венька всю ночь не спал, перебирая в голове неприятные мысли.
И, главное, ведь так близко подходили к нему. Если бы не этот пруд, был бы сейчас нарушитель закона у Кулапудова в руках и ждал бы справедливого возмездия за совершенные преступления. Бессонная ночь привела командира временной опергруппы к нелегкому решению: как ни крути, а тактику курсанты выбрали неправильную. Нет, живец-Зубоскалин сработал как нельзя лучше. Ведь клюнул-таки на него дурковед. Клюнул же! В чем ошибка? А ошибка в прикрытии.
