— О-он, — простонал Петя, не сводя глаз с пистолета, буравящего ему бок, — вы… вы меня… убьете?
— «Вы меня», «вы меня», — ядовито передразнил его псевдо-Леня, — на хрена ты нужен мне — убивать тебя. Хотя если говорить о вымени, то оно у тебя порядочное.
— Не понял…
— Брокгауз и Эфрон объяснят! Или на том свете справку возьмешь! А сейчас — заводи мотороллер. Ехат будэм, — с кавказским акцентом добавил Алик.
Петя, ни слова не говоря, благо он и без того сказал их слишком много, начал заводить мотороллер. В отличие от «газика» Леонида, мотороллер завелся сразу, но затрещал при этом так, что перебудил половину лагеря, уже было умиротворившегося в пьяной прострации. Даже майор Филипыч петестал терзать рюкзак, с которым он вел насыщенный диалог, и пробулькал:
— Ето… куда вы, а? Л-леня?
— Чудесно творение твое, Господи — человек, — подумал Алик. Майор Филипыч уже битый час беседует с рюкзаком, будучи не в состоянии усвоить, что тот — вовсе не Петя-Мешок, а вот в сторону Алика только взглянул и сразу признал в нем Леню. По форме, наверно. Ну и ну!
Мотороллер затрещал, и под его шум Алик сказал Пете:
— Скажи майору, что за водкой едем!
— Мы за водкой едем! — машинально повторил за Аликом Мешок, и, несмотря на рев и треск мотора и голоса нескольких проснувшихся байкеров, Филипыч расслышал ключевое слово «водка» и одобрительно закивал головой:
— Эт-та правильна-а… правильно!
Мотороллер сорвался с места и, едва не переехав занимающуюся любовью прямо на дороге парочку, въехал в лесок. Из-за ствола тополя выглядывал Аскольд.
— Сюда, сюда! — замахал ему рукой Леня. — Садись, суперстар хренов!!
Аскольд был так взбаламучен, что даже не выразил радости по поводу такого удачного маневра: он бухнулся в мотороллер позади Пети, уткнувшись носом в мокрое пятно на футболке между лопаток Пети.
— И вечный бой… а герл нам только снится! — воскликнул Алик Мыскин, болтая ногой. — Так, что ли, господин бисексуал?
ГЛАВА ПЯТАЯ. УСПЕТЬ ДО ДЕСЯТИ
* * *
Мотороллер вырвался с грунтовки на шоссе, как окутанный пылью метеорит. Конечно, на метеорит он по техническим характеристикам явно не тянул, но радость пассажиров была воистину космической. Аскольд, который, как все склонные к беспричинной панике люди, точно так же быстро уверовал в успех побега, хотя еще были веские причины волноваться, — Аскольд радовался просто-таки по-детски. Он подпрыгивал за спиной Пети и барабанил тому по хребту, даже не слыша, как тот уныло, подавленно бормочет:
— Не надо так делать… у меня остеохондроз.
Ипохондрические блеяния Пети всякий раз оставались за кадром, Аскольд до боли выворачивал шею и повторял Алику Мыскину:
— Ну, если все выгорит… если в Москву успеем до десяти, я тебе… все, что обещал…
— Ну погоди ты, Андрюха! Видишь, на каком одре едем? Как бы он не крякнул километра в пяти от лагеря этих чудесных байкеров. Как он, то бишь, называется, этот лагерь? Ку-ку?
— Кукой, — чуть ли не плача, отвечал Петя. — Это озеро такое, на котором мы были, ну и кемпинг наш тоже Кукоем называем. Я ездил туда, когда еще Саша…
— Хватит о своих семейных заморочках, а! — перебил его Алик. — Надоело мне слушать, как ты тут гнусишь, честное слово!
— Вот и Саша моя так говорила! — с готовностью завыл Петя. — А потом ушла… И свинья ушла… — Неожиданно Петя выдал протяжный вопль, очень похожий на сиплый гудок паровоза.
— Заткнись! — рявкнул Алик. — Достал, падла! По зубам дам!!
— Мне нельзя по зубам, — хрюкнул Петя, — у меня кариес. И пародонтоз.
— В торррец!
— У меня ларингит, — немедленно откликнулся Петя, крутя руль.
— Жопу порву!!! — неистовствовал Алик.
— Жопу нельзя… — печально вздохнул Петя, — у меня геморрой… и свищ там ещ.
— Та-а-ак, — мрачно протянул Аскольд, — по всей видимости, он болен еще существеннее, чем моя двоюродная прабабушка Ребекка Израилевна, которая померла в девяносто семь лет от насморка. Надоел ты мне, Петр Батькович.
— Валентинович, — сказал Петя, всхлипывая. По всей видимости, его растрогал перечень болезней, оглашенных им самим же. — Петр Валентинович Сучков я.
— Оно и видно, что Сучко… — начал было Алик, но тут мотороллер зашелся в экстазе, захрипел, а потом движок захлебнулся и замолк. Мотороллер некоторое время катился под гору, а потом, войдя в подъем, сначала остановился, а потом даже начал подаваться назад. Наконец встал окончательно. Все это время Алик и Аскольд сидели, храня зловещее молчание.
Потом Алик сухо кашлянул и выговорил:
— Н-да… приехали. Кажется, кончился бензин. Ну что, Сучков, придется нам до Москвы на твоем горбу ехать. Вот такие дела.
— Мне нельзя на горбу… — начал было свое ставшее уже сакраментальным нытье Петр Валентиныч, но Алик не стал его слушать, а выпрыгнул из мотороллера и поднял руку, останавливая проезжающую по дороге машину.
Авто тормознуло, и Принц, который первым проснулу голову в окно, сообщил водителю:
— Нам срочно нужно в Москву. Докинешь?
Это было сказано примерно тем же тоном, как если бы Аскольд просил водилу докинуть его два квартала по городу.
Правда, тот ответил ну совершенно в тон Андрюше:
— До Москвы? Почти по пути. Штука.
— Сколько?
— Тысяча.
— Идет, — быстро ответил Аскольд.
— Только деньги вперед.
— Это ладно, — сказал Аскольд, усаживаясь на переднее сиденье, а Алик уселся на заднее, — это мы сейчас. Алик, где у нас там деньги?
И он выразительно подмигнул Мыскину. Тот начал показательно шарить по карманам, хотя прекрасно знал, что там больше двух-трех рублей не наскрести. Зато там был пистолет, стянутый у Лени. Этот пистолет Алик как бы ненароком и засветил, непринужденно говоря:
— Тэ-эк… не то. Опять не то. Щас… погоди, мужик.
Водитель заморгал и выговорил:
— Да вы ладно, мужики. По дороге найдете. Ехать-то часов пять, не меньше.
— А сейчас сколько? — нервно спросил Аскольд сквозь зубы.
— Сейчас? А сейчас как раз полдень.
— Уже-е-е?!
— Ну да, а что?
— Гони, мужик. Гони! Заплатим, не боись!
Водитель, всполошенный и как-то сразу вспотевший — по красной шее катили струйки — уже было дернулся, чтобы нажать на сцепление и газ, но в этот момент в машину всунулся Петя и сообщил:
— Едете? В Москву, я слышал?
— Да.
— Мне тоже надо.
— Что так срочно? Саша припомнилась? Или свинья? — ехидно ввернул Алик.
Петя только шумно выдохнул и тяжело бухнулся на заднее сиденье рядом с Аликом, бормоча:
— А что мне делать в Кукое-то? Мотороллер сломался, свинью съели, пить я не могу… у меня, это самое, аллергия на алкоголь.
— Болезный ты наш, — жалостливо сказал Аскольд. — Ну, поехали, поехали. Деньги-то у тебя есть? А то проезд нынче дорог.
— Есть, — пропыхтел Петя.
…Если бы Алик знал, что Пете действительно только что позвонили на мобильник (о существовании которого ни Аскольд, ни Мыскин не подозревали) и сказали внушительным, густым голосом:
— Это Котляров. Есть работа. Немедленно гони в Москву.
— Понял, — отрывисто ответил Петя, и в это момент перестал выглядеть и быть Мешком. — Немедленно. Гнать.
И он погнал.
* * *
Алксей Фирсов жутко нервничал. Он ходил по квартире Аскольда крупными дробными шагами и поминутно взглядывал на настенные часы. Толстая стрелка неумолимо ползла к десяти, она была уже точно посередине между жирными римскими цифрами VIII и IX. Верно, для того чтобы убедиться, что часы не спешат, он смотрел и на свои наручные часы, показывавшие тридцать пять (пятнадцать, двадцать пять, сорок пять) минут девятого (а потом, как нетрудно догадаться, и десятого). Не удовлетворяясь этим, Фирсов время от времени осведомлялся, который час, у своей жены Лены, сидевшей тут же, на том самом диване, где сегодня вырубился Сережа Воронцов. Лена ничего существенно нового сообщить мужу не могла.
Фирсов названивал Романову, который в данный момент сидел в ночном клубе, где происходила церемония вручения премии «Аполло». Диалог между двумя компаньонами были удручающе однообразными и всякий раз варьировали одну и ту же обрыдшую тему:
— Ну что?
— Что-что? Ничего! Тут ему только что премию дали, а потом еще одну, и теперь на сцене стоит, кривляется. А у тебя как?
— Как-как? Да никак! Ни слуху ни духу! Да, думаю, и нет его уже давно. Иначе давно бы уже позвонил, объявился, предупредил.
— Нет его? В смысле? — настороженно спрашивал Романов.
— В том смысле, что угрохали его, вот что!
Романов некоторое время молчал, а потом говорил:
— Ну, тогда нам конец. Или что-то наподобие.
У Фирсова на этот случай имелась история:
— Ты мне напоминаешь одного еврея-математика, зацикленного на теории вероятности, который на вопрос о том, кто у него родился — мальчик или девочка? — наморщил лоб и ответил: «Ну, что-то вроде того».
