– Ну что, проветрил мозги? – крикнул я, поравнявшись с ним.
– Да, – выдохнул Троцкий.
– Садись, бегун! – Я притормозил и открыл двери.
Он ввалился в салон красный, задыхающийся, обливающийся потом.
– А ты чего в горы-то не рванул? – спросила его Беда.
– Так там это… дороги нет, – ответил несчастный Ильич, хватая ртом воздух.
– Как говорит наш уважаемый Адабас – жесть! – засмеялась Элка.
– На чём едем, Глеб? – схватившись за сердце, спросил Троцкий.
– На честном слове, – признался я.
Мы не ехали – шкондыбали, со скоростью пятьдесят километров в час.
– Дед, ты уверен, что это была солярка? – спросил я Сазона.
– Теперь уже нет, – вздохнул дед. – Хорошо хоть даром досталась!
Наконец, показалась заправка. Все дружно закричали «Ура!», но… на закрытом окошке, где принимали деньги, висело странное объявление с претензией на юмор: «Все ушли на фронт».
– Сынку, а тут что, Великая Отечественная ещё не закончилась? Или Первая мировая?! – неудачно пошутил дед.
От досады я залепил кулаком в окошко, стекло треснуло, и неожиданно взвыла сигнализация. Вот уж не мог подумать, что в этом медвежьем углу есть такие чудеса техники!
Пришлось спасаться бегством, если можно назвать бегством езду со скоростью пятьдесят километров в час.
– Один автомобильный дух мне подсказывает, что впереди будет ещё одна заправка, – ободряюще сообщил Адабас.
– А этот твой дух не в курсе, на той заправке все тоже военнообязанные?! – ехидно спросила Элка.
– Не в курсе, – вздохнул Адабас. Он сел за откидной столик и грустно уставился в окно.
Беда встала и куда-то ушла. Наверное, курить в туалет.
Я проследил глазами – Никитин оставался в салоне.
Время шло, дорога неспешно пожиралась километрами, а заправки всё не было.
Наконец, вернулась Элка, и я с грустью отметил, что в одиночестве она курит гораздо быстрее, чем в обществе Дэна.
– С Мальцевым по-прежнему нет связи, – раздражённо сказала Беда, усаживаясь рядом.
– У нас с кучей народа нет связи, – ответил я. – Кстати, ты не пробовала набирать Викторину?
– Нет! Я её телефона не знаю.
– Как-то так получилось, что и я не знаю. И чего ты такая злая вернулась? Дэн не вышел с тобой покурить?!
Она стрельнула в меня глазами поверх очков и, сделав вид, что не заметила «шпильки», продолжила:
– Первый раз в жизни чувствую себя в экстремальной ситуации полной дурой! Нужно гнать, гнать, гнать этот автобус, не останавливаясь! Нет возможности раскопать информацию, пойти по следу, нарыть дополнительные сведения, найти и расспросить нужных свидетелей. Нет времени даже просто подумать!
– А ты записывай, – усмехнулся я её сыщицкому рвению, которому она никак не могла найти применение в сложившихся обстоятельствах.
– А я и записываю! – рявкнула Элка. – Только толку-то! Детектива не выйдет, только триллер, а это не мой жанр!
– И чего ты распсиховалась? – опять удивился я.
– Вот! – сунула она мне под нос свою сумку, распахнув её.
Не успел я сконцентрировать взгляд, как Элка, воровато оглянувшись, спрятала сумку под сиденье.
– Что там?
Беда попыталась настроить громкую музыку, но приёмник хрипел, не находя волну.
– Пусть хрипит, – тихо сказала Элка. – Чтобы в салоне нас не слышали.
– Да что случилось-то?
– Вот! – Она опять показала раскрытую сумку.
Я ничего не увидел, кроме знакомой тетрадки, косметики и щётки для волос.
Тогда она вытащила мобильник и потрясла им у меня перед носом.
– Это мобильник!
– Вот невидаль-то!
– Балда! Это мобильник из партии тех, которые у нас украли!
Я выхватил у неё телефон и поднёс к глазам. Это был он, – подарок, приз, вернее, один из них, и без коробки. Простенькая «Моторола» с гравировкой, которую я сам заказал для детдомовских сирот у гравёра: «Мир прекрасен. Он ждёт тебя!»
– Откуда у тебя это? – охрипшим голосом спросил я.
Элка ручкой громкости прибавила свиста и хрипа в приёмнике.
– Не люблю неприбранные постели. Когда шла из туалета, сначала свернула матрас Ганса на верхней полке, потом матрас Викторины. У неё под матрасом, на полке, лежал телефон!!
Я присвистнул.
– И что это значит?
– Ничего хорошего. Телефоны украл кто-то из наших, и один подсунул Лаптевой, чтобы подставить её. Она не знала о такой «улике» и, сбегая с вещами, оставила телефон под матрасом!
– Какой смысл было засовывать улику ей под матрас? У нас нет привычки проверять вещи друг друга!
– Ой, не знаю. Какой-то смысл был.
– И зачем кому-то подставлять Лаптеву?!
– Не знаю!
– Зато я знаю, кого ты подозреваешь. И сразу скажу, я с этой кандидатурой категорически не согласен!
– И я не согласна! Но других вариантов нет!
– Этого не может быть. Если бы не его фантазия и сноровка, нас бы уже пытали борисовцы.
– Нужно потихоньку проверить дорожную сумку Абросимова, – на ухо сказала мне Элка. – Там должны быть остальные мобильники!
– Этого не может быть, – как попугай повторил я.
Мысль о том, что придётся потихоньку рыться в вещах Обморока, была мне противна. Да лучше я схвачу его за грудки, и вытрясу, выбью всю правду из этого загадочного математика!
– А ещё у него была прекрасная возможность незаметно испортить нам бензобак, когда они с Никитиным меняли колесо.
– Ага, а потом самому чинить его. Бред!
– Онгудай! – крикнул Сазон. – Сынку, остановись на минутку, нужно шамана высадить!
Я притормозил, но Адабас, вдруг густо покраснев, залепетал:
– Ребята, может, довезёте меня до Ташанты? У меня там родственников тьма, да и… привязался я к вам. Боюсь вас одних через Чике-Таман отпускать! Кто с духами контактировать будет?! Кто накамлает вам хороший бензин и удачу, кто прогонит несчастья и…
– Спасёт наш скот?! – хором закричала команда.
– Да, и спасёт ваш скот, – потупился Адабас.
– Ладно, поехали, – кивнул я и поддал газу.
За ближайшим поворотом нас поджидала заправка с отличной соляркой и вежливым персоналом…
* * *
Семинский перевал по сравнению с Чике-Таманом показался детской пологой горкой.
Подъём начался очень резко и был такой крутой, что я сильно засомневался в силёнках нашего потрёпанного невзгодами «скул баса».
Я вёл автобус на третьей передаче и молился, чтобы движок не подвёл. Серпантин, будто вырубленный в скалах, усложнял подъём. Дорога петляла так, что я еле успевал отрабатывать рулём повороты.
– Красота-то какая! – воскликнула Элка и опять начала снимать на мобильник. – Красотищ-ща!!
Я не разделял её восторгов. Отведённого нам времени оставалось всё меньше и меньше, а расстояние покрывалось с огромным трудом.
День был в разгаре. Солнце стояло в зените и после крутых поворотов то пряталось за скалами, то выныривало из-за них, норовя ослепить и лишить ориентации на трудной дороге.
Вдруг среди ясного, безоблачного дня начал накрапывать мелкий, слепой дождик. С каждой минутой он набирал силу, превращаясь в летний весёлый ливень.
– Духи гор посылают нам легкую дорогу, – посмотрев за окно, сказал Адабас.
Наверное, Адабас не наврал, потому что следующие полтора часа на трассе нам повстречались только два дальнобойщика и ни одного джипа.
– Эх, если б не заморочки с пробитым баком да перевал, мы уже через три часа в Ташанте были, – мечтательно сказал я.
– Если б не борисовцы! – поправила меня Элка таким напряжённым голосом, что я с замирающим сердцем посмотрел в боковое зеркало, но сзади никого не заметил.
– Не туда смотришь. – Элка глазами указала куда-то вперед. Я проследил за её взглядом, и на повороте, уходящем вдоль реки за скалы, увидел два знакомых «Патрола». Даже издалека было видно, что капоты и крылья у них изрядно помяты. «Паджерика» нигде не было видно, и оставалась призрачная надежда, что в рядах врага всё же случились невосполнимые потери.
– Чёрт! Как?!! Как им удалось обогнать нас?! – Элка в отчаянии ударила кулаком по панели и тут же ответила самой себе: – Наверное, когда мы завернули на заправку!
То, что произошло дальше – трудно, невозможно объяснить. Наверное, весь мой организм воспротивился тому, чтобы лететь навстречу бандитам и я, опытный водитель, чувствующий любую машину как продолжение своего тела, непозволительно резко ударил по тормозам.
Колёса заблокировало.
На мокрой дороге автобус занесло и швырнуло на символический отбойник, отделявший трассу от пропасти. Ограждение треснуло и разлетелось, словно было из хрусталя. Мы зависли над пропастью, на дне которой бурлила река. Ребро обрыва пришлось на центр тяжести автобуса, и он начал раскачиваться над пропастью, готовый в любой момент сорваться вниз.
По салону пронёсся всеобщий вздох.
Или выдох.
Я зажмурился. И хорошо, что не завизжал, как истеричная баба, иначе автобус точно свалился бы в пропасть, не выдержав вибрации…
