– Козёл! Ну и достал ты меня, скотина! – И… размахнулся для ответного удара. Я успел вскочить на ноги и поставить блок. Удар не прошел, но я поскользнулся и упал в воду. Меня опять понесло вниз по течению, ударяя о встречные камни и скалистые выступы. Сил сопротивляться стихии почти не осталось.
Я попрощался с белым светом.
И тут заметил, что Никитин бежит за мной по берегу, перескакивая с камня на камень. Рискуя свалиться в воду, он с трудом балансировал на мокрой поверхности и протягивал мне руку.
– Держись! Держись, гад ты…… – Далее последовала темпераментная тирада на каком-то непонятном, эмоционально-жгучем наречии, смеси цыганского и испанского. От удивления я камнем ушёл под воду, но из последних сил вынырнул и крикнул:
– Ты кто?!
– Резидент чукотской разведки, мать твою! Давай руку, а то много интересного не узнаешь!
– Сам выплыву!
– Ну плыви, плыви, плывун… Ножки-то судорогой не скрутило?
– Не твоё дело!
– Давай руку!
– Хрен тебе, а не руку!
– Нет, давай руку, а остальные подробности оставь при себе! Хватайся быстрей, или ты разобьёшься!
Впереди река сильно сужалась, меня несло на скалу.
Я молчал и пытался плыть.
– Если ты не выплывешь, я женюсь на Беде! – пригрозил Дэн.
– Не женишься. Я убью тебя!
– Сначала выплыви, придурок!
– На каком языке ты болтал?
– Говорю же тебе, цепляйся за меня, а то разобьёшься, утонешь и ничего не узнаешь!
Каменная ловушка приближалась с каждой секундой. Дэн начал отставать, он устал, запыхался, и сил прыгать с камня на камень у него оставалось всё меньше.
Я решил, что хватит валять дурака, зацепился за какой-то камень и протянул Никитину руку.
– Хороший мальчик! – Он перехватил меня за подмышки, потом за ремень, и вытащил на берег. – Драться больше не будешь?
– Буду, – признался я, чувствуя, что меня колотит озноб, что зуб на зуб не попадает, что нестерпимо болят рёбра, руки, ноги и голова, и что снова хочется потерять сознание. – Я всегда тебя буду бить, уж извини! Рефлекс у меня такой… На каком языке ты говорил?! Отвечай, а то опять нырну в реку…
– У меня дедушка серб, бабушка серб, папа серб и мама… не то, чтобы русская.
– Значит, на сербском.
– Вроде того.
– Тогда откуда же у тебя при такой сербской родне такая русская рожа, имя и фамилия?!
– Глеб, нам нужно выбираться отсюда. Ведь неизвестно, что там наверху творится!!
Он был опять прав, и это меня взбесило. Меня всё в нём бесило, даже его сербские родственники.
А ведь теперь я обязан ему жизнью…
– Ну ничего, я тебя потом ещё допрошу, с пристрастием! – пообещал я и попытался встать на ноги. Голова закружилась, пейзаж, которым мечтают полюбоваться миллионы туристов, поплыл перед глазами.
– Допросишь, допросишь, – проворчал Дэн, взвалил меня на плечо, оттащил в кусты и куда-то ушёл. Он что-то сказал перед уходом, но я не понял, что – сознание тухло, словно пламя на сквозняке, и остатки его подкидывали только одну дельную мысль: Никитин тоже совсем не тот, за кого себя выдаёт.
Дэн ушёл, а я… по-моему, просто заснул, потому что мне приснился замечательный сон: Элка сидит на зелёной полянке и терзает ромашку – «любит-не любит». Я кричу ей: «Люблю!», на глупый цветок заканчивается на лепестке «не любит».
Очнулся я от того, что кто-то хлестал меня по щекам.
– А-а, серб… – простонал я, увидев над собой лицо Дэна. – Так почему у тебя фамилия без национального колорита?
– Здорово ты башкой буцкнулся. Тошнит?
– Я когда тебя вижу, меня всегда тошнит.
– Давай-ка, я тебя на лошадь подсажу.
– Ты вместе с лошадью с горы прыгнул?
– Нет, я нашёл пастуха, который согласился вывести нас на трассу. Он знает тут все тропинки.
Приподняв голову, я увидел, что возле кустов стоит пегая кобыла и меланхолически щиплет траву. Неподалёку, на белом коне гарцевал алтаец. Он то и дело взмахивал кнутом и гортанно вскрикивал: «Н-но!» Позади пастуха маячило штук восемь жирных коров. Мне захотелось опять уснуть, опять увидеть полянку, а на полянке Беду с бессовестно врущей ромашкой, но Никитин с пастухом взвалили меня поперёк кобылы и привязали к крупу верёвкой, чтобы я не упал.
От кобылы пахло табаком, навозом и розами. От такого странного сочетания голова опять закружилась.
– Н-но! – на манер алтайского пастуха крикнул я из последних сил и зачем-то ударил кобылу по тощему боку рукой. Кобыла вздрогнула и понесла.
– Идиот! – закричал сзади Никитин. – Стой!! Тпр-рру!! Тпр-рру!!
Он что-то ещё орал, но мне было уже всё равно, потому что сознание затуманилось, и я провалился в кромешную темноту, где не было ни полянки, ни вруньи-ромашки, ни Элки, ни серба Никитина.
Когда Дэн сиганул с обрыва в речку за Бизей, я поняла: всё будет хорошо.
Они не могут погибнуть. Они для этого слишком молоды, безрассудны, бесстрашны, слишком много и надолго запрограммировано в них положительных эмоций и поступков. Они не могут погибнуть.
Единственное, что успел сделать Никитин перед тем, как прыгнуть в воду – сбросить свой многокарманный жилет. Это было разумно, так как карманы были забиты всякой ерундой, и такая тяжесть потянула бы Дэна ко дну.
Я даже не стала кричать, когда Глеб вывалился из автобуса, а Дэн, не раздумывая, прыгнул за ним.
К чему? Всё равно всё закончится хорошо. Уж не знаю, как для бельгийцев, а для нас – точно.
Потому что иначе не может быть.
Потому что – это закон моего жанра, и я выбираю только сюжеты с хорошим концом.
Адабас, когда всё это произошло, ударил в бубен и закружился волчком в ритуальном танце. Он что-то шептал, обращаясь к небу, к горам, к ветру, к лесу, к солнцу, к дороге. Он мелко трясся всем телом и бормотал такие отчаянные заклинания, что все духи Алтая, даже самые злые, должны были встать на нашу защиту.
– Ещё двое пропали! Сгинули! – простонал Ильич. Он закрыл лицо руками и затрясся, очевидно, в рыданиях. – Глеб! Глеб! Ну говорил же я, что бежать надо!! Мы все погибнем!
– Не каркай! – рявкнул Сазон, склонившись над пропастью. – Подумаешь, навернулся человек с горки в речку, что тут такого?! Тут высота-то – тьфу! – третий этаж! Я в молодости на асфальт с такой высоты прыгал, только пятки отбивал! Да и этот… джигит – парень не промах! Поможет моему сынке выбраться. Молодец, пацан! Орден ему выдам!
– Их несёт вниз! О, кажется, они выбрались на камень! – комментировал Герман, свесившись с обрыва и приложив козырьком руку к глазам. – Ой, они что, дерутся?!
– А отчего кулаками не помахать?! – азартно воскликнул дед. – Два коня – молодые, здоровые!
– Опять Глеб Сергеевич в речку свалился!
– Отлично, коммандос!
– Никитин бежит по берегу и протягивает ему руку!
– Замечательно, сэр!!
– Глеб не хочет спасаться!
– Ну зашибись, камрад…
– Ой, его на скалу несёт! Сейчас разобьётся!
– Это скала разобьётся, бестолочь!
– Дэн его вытащил, вытащил! И поволок в кусты!
– Хорошо, что скала не пострадала. Природу надо беречь!
Пока Сазон с Абросимовым от страха и отчаяния упражнялись в остроумии, пока Адабас кружил в своём темпераментном танце, пока Троцкий в отчаянии и страхе закрывал руками лицо, я взяла жилет Дэна, перешла на противоположную сторону дороги, спряталась в кусты и обыскала все карманы. Обыскала тщательно, не торопясь, вдумчиво, с расстановкой, разглядывая все мелкие предметы, пуговицы и молнии.
Лучше бы я этого не делала.
Пластиковые корочки, которые я нашла в маленьком потайном отделении, произвели на меня впечатление грохнувшего метеорита.
Впрочем, нет…
Никакого впечатления они на меня не произвели. Пришлось признаться самой себе, что что-то подобное я и предполагала.
Я аккуратно упаковала документ обратно в карман, взяла жилет двумя пальцами, словно боялась, что он укусит меня, и вернулась к противоположной обочине, где уже развернулась операция по спасению «скул баса». Металлическим тросом автобус был привязан к КамАЗу, и тот рывками, осторожно, по команде Германа, вытягивал его из пропасти. Водительская солидарность – великая вещь. Можно даже не просить о помощи на дороге. Увидев аварийную ситуацию, проезжающие мимо водители сами остановятся и помогут, чем смогут.
И тут случилось то, что должно было произойти. Из-за поворота, навстречу нам вынырнули два потрёпанных в бою «Патрола».
– Сазон! – закричала я.
Дед вздрогнул, оглянулся и выхватил пистолет.
– Стоять! – дурным голосом завопил он и бросился наперерез машинам. – Стоять, падлы!! Герман, если они приблизятся ещё на метр, отцепляй трос и толкай автобус в обрыв!!
Абросимов побледнел и кивнул. Джипы с визгом затормозили. За глухой тонировкой не было видно, кто сидит за рулём.
– Замерли, падлы! Не дышим! Маму вспоминаем! И молимся, молимся, падлы, за свою жизнь и наше здоровье!! – Сазон несколько раз пальнул на удачу по колёсам «Патролов». Колёса вдруг зашипели и стали спускать, как детские мячики, которые проткнули гвоздём.
