Савостина сволокли в больницу, и здесь он… назвался Расторгуевым. В спешке, судорожно боясь проверяющих, местные власти увезли труп «Савостина». Когда через две недели Сергей вернулся в камеру, там почти полностью сменился состав, и никто не уличил его в обмане. Готовясь принимать высоких гостей, охрана быстренько избавилась от трупов, проигнорировав обычные в таком случае формальности.
Расторгуев был мелким мошенником, вернее, брачным аферистом. Срок получил впервые, и ему предстояло отмотать всего два года на общем режиме. Савостину же, рецидивисту и вору, впаяли все тринадцать. Совершив подлог, Сергей преспокойненько «отдохнул» в Коломне и стал жить под именем Расторгуева.
– Это он сейчас приходил к вам? – спросила я.
Жанна Яковлевна кивнула. Мне стало понятно, почему она сначала так явно перепугалась, увидав работника прокуратуры. Решила небось, что обман раскрылся и органы ищут братца!
– Они с Котэ больше не занимаются ничем противозаконным, – тихо объясняла Жанна Яковлевна, – купили автосервис, Сережа талантливый, рукастый мастер. Дело у них отлично пошло!
Вот уж не поверю ни на минуту в подобное! Чтобы Джапаридзе взял в руки инструменты? Да для него это позор! Нет, скорей всего наши дорогие «слесари» занимаются чем-то более выгодным и привычным. Как только Сергей не боится, ведь, если еще раз арестуют, снимут отпечатки пальцев, и все – финита ля комедиа! Ну должен же быть у человека хотя бы инстинкт самосохранения!
– Ладно, – сказала я, – с братцем все понятно, а девочка Оля все-таки откуда взялась?
Оказалось, ребенка попросили взять в центр Сергей и Котэ. Якобы девочка – дочка их старого приятеля, тоже урки. Мать скончалась, а отец убит.
– Чего тебе стоит, – упрашивал сестру Сергей, – пожалей малышку. Отправят в детский дом и клеймо поставят «дочь вора», небось никто из приличных людей и взять не захочет. А так – подкидыш! Устроишь ее получше, мы другу обещали помочь, а слово наше крепкое, нерушимое…
Жанна Яковлевна не смогла отказать брату и согласилась на не слишком законное предприятие. Привела утром Олю в «Милосердие» и сообщила о «находке», а потом с чистой душой сплавила сироту Мирной, зная, что здоровенькая, с нормальным развитием девочка быстро обретет новых родителей.
– Христом богом прошу, – шептала Савостина, хватая меня за руки, – ну хотите, на колени встану! Не губите брата, он теперь честный человек, начал жизнь с нуля, жениться вот собрался, и женщина такая милая попалась – Ирочка, она ничего и знать не знает. Ну не топите человека, дайте ему подняться! Ведь если все узнается, отправят досиживать, да еще прибавят за обман. А хотите, заплачу? Вы не думайте, средства есть, называйте сумму!
Я только поморщилась. Честно говоря, мне глубоко наплевать на законность, совершенно безразлично, что станется с Савостиным. Пусть женится, родит ребенка… Вот только он должен рассказать, откуда взял Олю-Полину – и аллах с ним.
– Дайте адрес брата, – потребовала я.
Директриса помялась немного, но все же сообщила:
– Оружейный переулок, двенадцать. Только вы, если пойдете, поосторожней там, это квартира Иры, а она ну просто ни о чем не подозревает.
Пообещав действовать аккуратно, я поехала домой. Хватит, набегалась, скоро одиннадцать, спать пора.
Но дома никто не собирался отходить ко сну. Первый этаж вовсю сиял огнями. В гостиной на диване сидели Александр Михайлович и Кеша, мне стало немного не по себе.
– Мать, – грозно спросил сынуля, – что за чушь ты несла полковнику, да я никакого Джапаридзе и знать не знаю. Первый раз фамилию слышу!
Я попыталась выкрутиться из дурацкого положения:
– Правда? А такого черненького мужика – помнишь, приходил, еще бумаги какие-то привозил – разве не Джапаридзе зовут?
Кеша фыркнул.
– Откуда только фамилию выдумала! Фантазия у тебя неуемная, это наш шофер из юридической консультации.
– Ну извини, – изобразила я смущение, – все-таки мать, вот и тревожусь!
– И все же, зачем тебе сведения о Котэ? – спокойно спросил Александр Михайлович.
– Мне?! Просто хотела убедиться, что Аркашке ничего не грозит. Говорю же, перепутала, думала бандит, а это шофер.
– Как выглядит водитель? – спросил полковник сына.
– Высокий худощавый брюнет, лет примерно тридцати, – ответил Кеша.
– Ты в моем кабинете сообщила, что Котэ очень неприятный, жирный и весь в наколках. Он и впрямь именно так выглядит, и спутать более чем пятидесятилетнего мужика с молодым парнем весьма и весьма трудно. Где же ты, моя радость, свела знакомство с Котэ, а главное, зачем? Ну, сделай милость, отвечай!
Я затравленно оглянулась по сторонам, неужели конец и придется признаваться? И Александр Михайлович, и Кеша полны желания вывести меня на чистую воду.
Помощь неожиданно пришла от Капы.
– Катастрофа! – закричала она, вбегая в комнату. – Энн проглотила пять рублей.
– Ну и что? – спокойно отреагировал Аркашка. – Дай слабительное, утром получишь бумажку или что от нее останется.
– Да не бумажку, а монету! – закричала со слезами на глазах Капитолина. – Большую круглую серебряную российскую монету!
– В России не делают серебряные деньги, – машинально поправил наш адвокат-зануда.
– Ты бесчеловечное существо, – продолжала паниковать Капа, – уж не знаю, из чего у вас штампуют деньги, думаю, из такой же дряни, как наши центы, а их переварить невозможно! Ребенок может погибнуть.
– Как она вообще получила пятирублевку? – спросил полковник.
– Взяла мой кошелек и стала играть.
– Разве можно давать такой малышке портмоне, – возмутился Аркадий. – Ты, Капа, безответственная личность.
– Ой, да знаю я это, – отмахнулась американка. – Лучше скажите, что делать?
– Очень просто, – раздался из коридора спокойный Машин голос, – надо поехать в детскую больницу на Садовом кольце, они живо вынут. По телику показывали, там магнитом действуют!
– Господи, – засуетилась Капа, – скорей, вдруг она задохнется!
– С чего бы это? – изумилась хорошо знакомая с анатомией Маруся. – Пищевод и дыхательное горло – разные вещи. Дальше желудка не денется!
Я побежала в гараж, Маня схватила ревущую от страха Энн, Капа бросилась за сумочкой. Отъезжая от ворот, я в зеркальце увидела, что полковник и Кеша вышли на крыльцо и мрачно смотрят вслед «Вольво». Ну да ладно, на сегодня пронесло, а завтра, глядишь, все забудут про Джапаридзе.
В больнице мы оказались не одни. На потертых кушетках сидел мальчик лет семи с мамой. Ножка ребенка засунута в узкую железную банку.
– В терминатора играл, – пояснила встревоженная мать, – туда впихнул, а назад никак, а у вас что?
– Пять рублей проглотила, – пояснила Маня. Энн судорожно обнимала ее за шею. Круглые глазки девочки от ужаса стали квадратными.
– Мы тоже глотали, чайную ложку, – обрадовалась мать.
– Зачем? – изумилась Маня.
– На спор! – неожиданно басом ответил мальчик. – Колян привязался в столовой: слабо ложку проглотить. А я говорю: нет, а он опять: слабо, слабо, ну я и съел. Ам – и нету! А училка шум подняла да еще двойку поставила!
– Ну ты и дурак! – восхитилась Маня. – А если бы Колян предложил вилку сожрать, тогда как?
– А че! – не испугался мальчонка. – Если зубцами вверх, запросто пройдет, люди вон шпаги и кинжалы глотают, в цирке сам видел, а ты – вилка! Ам – и нету.
– Молчи уж, терминатор, – не выдержала мать и отвесила парнишке оплеуху.
Тот тяжело вздохнул.
– Ложку как вынули? – спросила я.
– Прикиньте, как прикольно, – оживился «терминатор», – запихнули в рот какой-то шланг и глотать велели. Противно до жути, а потом… раз – и все. Оказывается, всякие приспособления есть особые.
Внимательно слушавшая рассказчика Энн неожиданно громко зарыдала. В ту же минуту распахнулись двери сразу двух кабинетов, и мы гурьбой вошли в довольно просторное помещение с кушеткой, письменным столом и железным столиком, выкрашенным белой краской. Увидав разложенные шприцы, скальпели, ланцеты и бог знает что еще, Энн завопила так оглушительно, что задрожали стекла. Честно говоря, очень хорошо ее понимаю и не одобряю скверной привычки врачей раскладывать повсюду свои жуткие орудия труда. И так страшно, а тут еще перед носом всякие скальпели.
Довольно молодой, но какой-то помятый доктор равнодушно поглядел на бьющуюся в истерике Энн и потребовал:
– Пусть мать успокоит ребенка.
Капа принялась обещать дочери за хорошее поведение золотые горы и грузовики конфет. Как бы не так. Малышка визжала все громче и громче.
– Вот что, – четко сказал ей врач, – будешь вопить, велю положить тебя в больницу и стану каждый час делать укол, а заткнешься – через полчаса дома будешь, выбирай!
К нашему безграничному удивлению, Энн, вскрикнув в последний раз, захлопнула рот.
– Надо же, она вас поняла! – удивилась я.
