Скромный служащий, незаметный сотрудник проектного института, тихий архивный работник в одну минуту превратился в авантюриста и кладоискателя. Он почувствовал запах приключений, волнующий аромат моря, услышал грозный рев шторма, треск ломающихся мачт, крики гибнущих людей.
В детстве, как и все его сверстники, он зачитывался «Островом сокровищ», «Графом Монте-Кристо», «Копями царя Соломона» и другими книгами о кровожадных пиратах и несметных сокровищах, и теперь все эти приключения словно разом ожили в его душе.
Варшавский начал собственное расследование обстоятельств кораблекрушения трехсотлетней давности. Все свободное время он посвящал поискам в архивах и библиотеках. Благо семьи у него не было, а свободного времени хватало с избытком.
И его упорные поиски понемногу начали приносить свои результаты.
Первое открытие Леонид Борисович сделал в публичной библиотеке. Среди старинных томов он нашел хорошо сохранившуюся книгу, изданную в Санкт-Петербурге в 1772 году под заглавием: «Журнал, или Поденная записка государя императора Петра Великого с 1698 года до заключения Нейштадтского мира». В этой книге, среди подробного описания событий Северной войны и осады Нарвы, имелось краткое упоминание о том, что армии на несколько месяцев задержали жалованье.
«Даже и самому господину фельдмаршалу графу Шереметеву не плачено жалованье за целый год, и все по причине прискорбного того крушения».
Зацепившись за слова о «прискорбном крушении», Варшавский продолжил поиски в архиве Адмиралтейства. Сюда он получил доступ благодаря своей службе в проектном институте, занятом разработками в балтийской акватории, а также благодаря своим знакомствам среди архивных работников.
Поиски в Адмиралтействе были долгими и упорными, но в результате он нашел среди архивных документов упоминание о двухмачтовой шняве «Вепрь» и о том, что этот корабль погиб во время шторма в Финском заливе.
Однако ему нигде не удавалось найти подтверждение того, что «Вепрь» действительно перевозил золото для размещенной под Нарвой армии.
Тогда, заручившись нужным письмом в своем институте, он отправился в Главный исторический архив, где запросил документы Государственного казначейства, касающиеся начала восемнадцатого века.
И здесь его ждала огромная удача.
Он нашел официальную бумагу, в которой некоему поручику Карлу Гарменсу с солдатами поручалось доставить на шняву «Вепрь» двести тысяч ефимков золотом «для уплаты жалованья господину фельдмаршалу Шереметеву и его подчиненным». Здесь же был подшит подлинный рапорт поручика Гарменса о надлежащем исполнении приказа и расписка корабельного чиновника, под свою ответственность принявшего деньги на борт шнявы.
Таким образом, имелось документальное подтверждение, что на шняве «Вепрь» действительно перевозили огромную сумму золотом и что корабль с драгоценным грузом потерпел крушение по пути к месту назначения в Финском заливе.
Теперь необходимо было установить точное место кораблекрушения.
В записке чиновника, с которой и начались поиски, это место было указано, однако, когда Варшавский попробовал найти обозначенные координаты на подробной карте Финского залива (благо такие карты у него по долгу службы имелись), он с удивлением обнаружил, что координаты места кораблекрушения находятся… на суше, в трех километрах к югу от поселка Лебяжье, и что в точности на этом месте в наше время расположен коровник, принадлежащий совхозу «Светлый путь».
Казалось бы, расследование зашло в тупик.
Но Варшавский не сдался, не сложил руки.
Он поговорил с сотрудником другого отдела, занимавшимся вопросами исторической картографии.
– В начале восемнадцатого века моряки пользовались другими картами, – начал тот объяснять Леониду Борисовичу. – Тогда уже были в ходу карты, построенные по проекции Меркатора… то есть по цилиндрической равноугольной проекции.
– Нельзя ли попроще! – взмолился Варшавский.
– Можно, – кивнул картограф. – Если совсем просто – тебе нужно найти поправку, которая позволит определить нужное место на современной морской карте. Для карт того периода эта поправка составляет примерно четыре минуты широты и две с половиной минуты долготы, причем каждая минута широты равняется одной морской миле, то есть 1852 метрам…
– Спасибо, это я знаю! – Варшавский поблагодарил картографа и вернулся к своим вычислениям.
На этот раз верные координаты удалось установить более-менее точно: в двух километрах от берега, неподалеку от того же поселка Лебяжье.
Теперь перед Варшавским встала гораздо более сложная задача: найти погибший корабль и поднять со дна залива петровское золото.
Он не переоценивал свои силы и понимал, что это ему уже не по плечу. Во всяком случае, без посторонней помощи. Подъем затонувшего корабля – это сложная инженерная задача, требующая применения специальной техники.
Такая техника, конечно, имеется в инженерных подразделениях военно-морского флота…
И тогда Леонид Борисович вспомнил о своем старинном знакомом, Иване Белугине, который служил в закрытой конторе при командовании ВМФ.
Майор Белугин выслушал его с интересом, однако несколько остудил энтузиазм Варшавского.
– С чем я к своему руководству пойду? С этими бумажками? У нас, знаешь, бумажкам не очень-то верят. Вот если бы можно было предъявить какое-то материальное доказательство… допустим, фрагмент корпуса затонувшего корабля, а лучше всего – хотя бы одну-две монеты из груза… А бумажки эти плюс твоя уверенность… извини, Леонид, они ничего не стоят…
Варшавский расстроился, но не сдался.
Он решил во что бы то ни стало довести дело до конца.
У него требуют материальных доказательств существования корабля с золотом? Он их получит!
Варшавский снял со счетов все свои накопления, продал несколько антикварных вещиц, многие поколения хранившихся в его семье, – старинную итальянскую бронзовую статуэтку, две эмалевые табакерки восемнадцатого века.
На собранные деньги ему удалось арендовать в Шлиссельбурге мотобот «Олеся» и нанять экипаж из списанных, пропадающих без работы моряков с опытом водолазных работ, и начались упорные поиски затонувшего корабля.
Занимаясь поисками сокровища, Леонид Борисович не замечал ничего, что происходило вокруг него. Он был так увлечен своей задачей, что не обратил внимания на Амалию Львовну, которая следила за ним, как самый настоящий частный детектив.
Леонид Борисович метался между институтом, архивами и поселком Лебяжье – а Амалия, как тень, следовала за ним. Она постепенно поняла, какую такую «внеплановую» работу на свой страх и риск ведет ее непосредственный начальник.
– Да уж, с Амалией вы здорово лопухнулись, – поддакнула я, – и даже когда ту же фамилию в документах увидели, ни о чем не догадались…
– До того ли мне было? – Леонид Борисович отвернулся, а я заметила, что Слон строит мне страшные морды – мол, человек от усталости падает, а ты вцепилась в него, как бультерьер, не даешь покоя.
Я усовестилась и стала собираться. Леонид Борисович проводил нас до порога и на прощание поцеловал мне руку.
– Ты куда повернул? – встрепенулась я, очнувшись от дремы. – Мне домой…
– Да? – разочарованно протянул Слон. – А я думал – ко мне… У тебя же квартира в аварийном состоянии, там совершенно невозможно существовать! – тут же поправился он, заметив, надо полагать, что я нахмурилась.
Какой-то он слишком внимательный, приметливый, реагирует на малейшее раздражение, как лягушачья лапка! Утомительно с таким!
– Слушай, ну куда я к тебе? У тебя там Кирилл за стенкой! – раздраженно заговорила я и тут же прикусила язык, чтобы Слон не понял меня превратно. То есть опасаться Кирилла нужно было бы только в том случае, если бы мы собирались ночью возиться и шуметь. А если тихо ляжем и проспим до утра, то Кирилл не помеха. С другой стороны, зачем мне тогда к Слону вообще ехать?
Я совсем запуталась, и Слон, кажется, тоже. Нет, с ним точно непросто. Как у меня бывало раньше? Ну, познакомились, поглядели друг на друга, поговорили. Иногда бывает, что сразу понимаешь: этот парень тебе не подходит. Будь он хоть раскрасавец или упакован по полной и при деньгах. Надо сказать, что такой случай был со мной один раз – уж больно наглый попался тип, мы познакомились в ресторане, он был здорово пьян и сразу же предложил мне лечь с ним в койку. Я послала его подальше, а Лизка Веселова, с которой мы тогда находились в приятельских отношениях, жутко меня отругала: мол, я упускаю свой шанс. Сама она на такую ерунду, как нравится – не нравится, внимания не обращает, лишь бы у мужика деньги были и тачка приличная.
Со Слоном весь мой опыт никуда не годился. Если бы даже он сказал прямо, что хочет быть со мной, я, наверное, отказалась бы. Сам виноват, уж слишком все с ним сложно! С другой стороны, мог бы быть и понастойчивее, а то ни мычит, ни телится, сам не поймет, чего хочет!
