– Откуда вы все знаете? – прошептала я.
Баба Катя потерла виски ладонями.
– Опаре невмоготу сидеть стало, вот она и решилась мне открыться, лекарство сама сделать не могла, помощник требовался, я ей идеально подходила. И потом, следовало Епифанию вызвать. Уж как она все устроила, кто тело Насти перевез, то мне неведомо, я плату за свои действия получила.
– Какую?
– Сначала в монастыре меня пригрели, потом комнату дали и подкармливают меня сестры до сих пор, помогают, они памятливые. В обителях порой такие вещи творятся! Настоятельница выше бога!
– Неужели Епифания жива?! – вырвалось у меня.
– А чего ей сделается? – нахмурилась знахарка. – С одного года мы, по нынешним временам это не возраст. Еще Епифания всякие секреты знает, правильный образ жизни ведет, вот и сохранилась.
– Но почему, когда арестовали Опару, не тронули монахинь?
Баба Катя сложила руки на коленях.
– Так ее на другом взяли, на взятке.
– Не поняла! Вернее, я решила, что она взяла деньги за «смерть» прокаженных.
– Конечно, – кивнула знахарка, – только жадности у нее немерено было, вот и вляпалась. Умер в Мохове, это городок тут рядом, мужичонка, прокаженным не считался, а когда скончался, то терапевта, который его лечил, сомнения взяли. Другой бы лекарь и не чихнул, про проказу не вспомнил, но поскольку около местечка лепрозорий находится, то зашевелились у доктора подозрения.
Очевидно, специалист был совестливым, потому что не стал заталкивать сомнения в гроб, а честно обратился куда надо, сказал:
– Увольняйте меня, лишайте диплома, если я болезнь сразу не опознал, только сейчас проверить все надо.
Вызвали Опару, она главной в лепрозории считалась. Настя оглядела умершего, потом отвела жену его в комнату и сказала:
– Проказа – стопроцентно она.
– Ой, мама! – взвизгнула тетка. – И что теперь?
– Ничего хорошего, – пояснила врач, – заберут тебя к нам, прощайся с жизнью, сидеть теперь тебе взаперти.
– Я же здоровая.
– А это неизвестно, – начала мучить Опара несчастную.
– Господи, – зарыдала тетка, – помогите мне!
– Можно, конечно, – крякнула Настя, – только дорого.
– Есть, есть денежки, – засуетилась тетка, – хочешь, сейчас дам? Сколько надо?
Опара назвала цифру, вдова ахнула и прошептала:
– Столько нет, сбавь немного.
– Не мне это идет, – загадочно ответила Настя, – другим людям, а они ни копейки не скинут, за целковый удавятся. Короче, тебе сроку до завтра. Скажу сейчас всем: анализ для точности сделать надо, но больше суток тянуть нельзя. Сама сообрази, у мужа твоего проказа, просто похоронить тело нельзя, а чтобы тебя отпустили, надо сказать: супруг лепрой не болел, сплошные сложности.
Очевидно, Настя чувствовала себя в совершенной безопасности, потому что на следующий день, вечером, спокойно пришла в то место, где была назначена встреча с женой скончавшегося. Вдова протянула конверт и нервно сказала:
– Посчитайте.
Врач вытащила купюры, принялась их мусолить, и тут появилась милиция. Разгорелся невиданный скандал. Следствие установило, что никакой проказы у покойного не было. Опытный врач Опара просто запугала женщину, вот так Анастасия оказалась на зоне.
– История настолько чудовищная, что кажется выдуманной, – покачала я головой.
– Но это правда!
– Слишком фантастическая, здорово смахивает на сказку.
Баба Катя выпрямилась.
– Я никогда не вру.
– У меня возникло другое мнение. Уже слышала от вас один вариант рассказа про то, как вы случайно столкнулись в больнице с умирающей Настей. Сейчас узнала иную версию событий, какая же правильная?
– Вторая. Не лгала я тебе, – заявила знахарка, – а проверила, на лицо твое смотрела, я, как про смерть Опары услыхала, живо напряглась. С чего бы ей убираться? Не болела она, так, всякая ерунда ее грызла, типа артрита, но от больных суставов тапки не отбросишь. Вот и стала раздумывать. Ловко получается – барак разъезжался, тут Опара и померла. А может, смылась?
– Куда и почему?
– Куда – не знаю, а почему – догадываюсь: либо она бывших больных шантажировала, тех, что при ее помощи из лепрозория выбраться сумели, либо от Епифании удрала. Я ведь сначала, когда ты про Настю речь завела, насторожилась. Ну, думаю, Опара ко мне шпионку подослала, хочет выяснить, чего я расскажу! А потом вдруг сообразила, ни при чем ты, а история твоя правда. Мне, чтобы понять человека, поговорить с ним надо, с одним час, с другим два, с третьем день, время разное уходит, но в конце концов я разбираюсь, что к чему.
– Значит, Настя, может быть, жива?
– Вполне вероятно.
– И она умеет делать всякие штуки?
– Какие?
– Ну, вроде отравы?
– Легко, – кивнула баба Катя.
– А способна Опара сделать настойку или таблетку, чтобы человек умер, а медики смерть естественной посчитали?
Баба Катя кашлянула.
– Проще простого, с этой задачей многие справятся. Я, например, могу микстурку от кашля сообразить и кому надо вручить. Попринимает болезный, попьет месячишко, потом от воспаления легких и уберется, никому и в голову дурное не взбредет!
– И вы такое делали?
Знахарка нахмурилась.
– Ты не священник, а я не на исповеди. Не обо мне речь, об Опаре.
– А почему тогда сейчас решили правду рассказать?
Баба Катя пощупала чайник, потом ответила:
– Боюсь я Насти. Нас с ней судьба связала, мне хотелось в жизни устроиться, ну куда было с зоны идти? В родные места? Так они давно не родные. И не хотелось туда мне. Уехать незнамо куда? Начинать жизнь сначала можно в двадцать лет, но не на пороге пенсии. А Настя предложила мне сделку: я помогаю ей – получаю приют, какую-никакую работу, тихую жизнь на свободе. Я же особо в ее тайны не лезла, сама она многое рассказала, без этого нельзя было. И мы, оказавшись в одном доме, не дружили, вместе не чаевничали. Я про нее много чего знала, она про меня, и молчок.
Но, похоже, Настю припекло, вот она и «померла». Я же теперь для нее представляю опасность, потому как информацией обладаю. Епифания, конечно, бо́льшим знанием владеет, но до нее трудно добраться, и не станет настоятельница вредить, Опара хорошо ее характер изучила, а я людей принимаю, спину правлю, от кашля лечу, вдруг сболтну ненароком чего! Ты ищешь Опару, верно?
– Да.
– Видишь, – улыбнулась баба Катя, – я себе помочь решила: коли Настя найдется и за новые художества за решетку угодит, мне бояться до конца жизни некого. Хочешь мой совет?
– Да, – кивнула я.
– Кто такая Лера, я не знаю.
– Жаль.
– Опара ничего про родственников не говорила. Езжай в монастырь, он тут недалеко, и там покопай. Может, ниточка и потянется.
– Похоже, в этой обители провела детство Луиза, мать ее бухгалтером служила в монастыре, где настоятельницей женщина по имени Епифания, – пробормотала я.
– Вот видишь! – удовлетворенно кивнула знахарка. – Одно к одному. Все нити у Епифании.
– Но как я попаду в обитель?
– Проще некуда, – ответила собеседница, – завтра праздник церковный, утром, в шесть, на первой электричке послушницы поедут, ты к ним прибейся. Только оденься соответственно, платье темное, длинное, платок на голову, косметики никакой, ботинки без каблуков, сумку прихвати тряпичную, самую обычную, белье надень не кружевное, простое, белое, да крест на шею не забудь, только ты его на шнурок приспособь, не надо золотой цепочки и украшений всяких. Молитвы знаешь?
– Нет.
– Совсем?
– «Отче наш» могу прочитать.
– Да уж, – крякнула баба Катя, потом она встала, принесла из комнаты тоненькую книжечку и протянула мне, – вот хоть почитай. А сейчас я тебе кое-какие правила разъясню… Во-первых, ни за какую работу не берись, не испросивши благословения.
– У кого?
– А у того, к кому приставят, слушай спокойно, не перебивай, ничего хитрого нет, – продолжала баба Катя.
Инструктаж длился долго, говорила баба Катя ровно, методично, и под конец я поняла, что забыла начало наставлений, в моей голове, очевидно, дырявой, словно решето, полученные знания долго не задерживались. В конце концов знахарка остановилась.
– Ладно, – вздохнула она, – смотри внимательно за послушницами и все за ними повторяй. Начали креститься – и ты следом, поняла?
– А если ошибусь?
– Не в чем там ошибаться.
– Вдруг поймут, что я ничего в обрядах не смыслю?
Баба Катя рассмеялась.
– Дурой прикинешься, идиоткой. Таких по обителям тьма шляется! К блаженным монашки привыкли, никого ты не удивишь, главное, ничего о себе не рассказывай, подробностей никаких о жизни не сообщай, говори просто: жила вместе с бабкой, та умерла, а внучке перед смертью велела за ее душу в монастыре помолиться, и дальше ни-ни, слушай и смотри, думаю, много всякого узнаешь, если хитро себя поведешь. Ты рисовать умеешь?
– Нет.
– А шить?
– Вообще никак.
– Может, пишешь красиво?
