Поплевав на ладони, Бабст вновь покатил бочку вперед. Остальные двинулись за ним.
Мурка-терминатор вступила в контакт с представителем церкви и, опустив глаза долу, скромно поинтересовалась, что происходит, зачем бочка и что будет дальше?
— Идем святую гору белить! — загадочно ответил поп. — На Костяна могучий дух снизошел. На меня тоже, однако помельче. Так что жди, дочь моя, что будет, помалкивай и помогай по мере сил.
— Он пил что-нибудь с утра? — на всякий случай спросила Мурка, кивнув в сторону Бабста, хотя и так было понятно, что пил.
— Это к делу не относится! — строго ответствовал батюшка и рысью побежал догонять своего друга. Бабст не обращал на него внимания: он катил бочку степенно, размеренно и молча.
Миновали деревянные ворота, дошли до кладбища у подножия гремка. Бабст еще раз остановился, поплевал на ладони и покатил бочку вверх по тропе.
Княжна Собакина залюбовалась им: вот он, настоящий русский мужик, Илья Муромец! Сидел-сидел на печи, а потом подхватил бочку — и в гору! Как это похоже на русских богатырей! Мурка-терминатор ехидно добавила: «Ничего более бессмысленного, чем катить бочку в гору, этот богатырь придумать, конечно, не мог. Может быть, он там, наверху, сам в эту бочку залезет и покатится вниз? А у местных селянок появится новый вид развлечения? Не все же им приезжих задирать».
Взбираться на крутой склон гремка старухам было тяжело, и процессия растянулась в длинную цепочку. Бабст вырвался вперед, батюшка Симеон, Мурка и сестры Пекунины старались не отставать, но куда там: новый Сизиф пер в гору как танк.
Оказавшись на вершине, Бабст поставил бочку вертикально, а потом присел на корточки и стал тщательно ощупывать плотную, глинистую, совершенно лишенную растительности почву. Не удовлетворившись осмотром, он встал на колени и приложил ухо к земле, как любят делать герои вестернов. Потом вскочил на ноги и стал измерять плоскую поверхность горы шагами, отмечая что-то камешками и загибая пальцы.
Подтянулись отставшие. Старухи запыхались, но по их лицам было видно, что они готовы пройти еще столько же, лишь бы порадовать вселившегося в пришельца могучего духа.
— Возблагодарим солнце за то, что оно взошло, помолимся учителю и откроем свои сердца его воле! — торжественно возгласил отец Симеон. Затем он прокашлялся и затянул «Кота сера меси ногами». Видимо, эти священные слова не менялись никогда, менялся только смысл, вкладываемый в молитву. Зычный бас попа-десантника разносился окрест, как рев завязшего в болоте новенького трактора. Старухи послушно подвывали. Даже Виолетта с Генриеттой по привычке присоединились к общему хору.
Тем временем Бабст закончил свои расчеты и, видимо, остался ими доволен. Одним точным движением он поддел крышку ножом, открыл бочку, окунул в нее швабру и прочертил по центру горы ровную белую линию.
— Это что за овсянка, сэр? — не удержалась Мурка.
Даже не взглянув на нее, Бабст перехватил швабру поудобнее и стал экономными, размеренными движениями размазывать побелку.
— Зебру думаешь нарисовать? — подначивала его уязвленная невниманием разведчица. — А может, сразу светофор поставим? Или маяк? Тут же перекресток миров!
Но Бабст продолжал священнодействовать молча. Штрихи становились все шире, и наконец, дойдя до места, заранее отмеченного камушками, художник остановился.
— Еще известка нужна! — объявил он и вручил швабру попу, наказав: — Тонким слоем размазывайте, от сих до сих, чтобы весь восточный склон белым стал. А я еще побелки подкачу — покрасим западный.
— А нам-то что делать? — загалдели старухи.
— Работать! — рявкнул поп. — И девкам веники дайте, пусть не отлынивают.
Позабыв основы научного феминизма, которые так старательно вдалбливала им французская княжна, сестры Пекунины похватали веники и кинулись помогать.
Убедившись в том, что ее участие здесь больше не требуется, Мурка-терминатор двинулась следом за Бабстом. Она подхватила его под руку и заботливо спросила:
— Костя, ты как? Совсем не в себе? Помочь, может быть?
— Спасибо, пока не требуется. Вот сейчас раствор новый замешивать станем — тут ты и поможешь.
— Раствор? Тот, что по рецепту Льва Сергеича? — навострила уши Мурка.
— Да нет. Известку. Тот-то раствор я с утра еще принял.
— Ну, и как? Как это было? Ты должен рассказать мне о своих ощущениях, а я опишу их в диссертации, которая прославит нас обоих!
Нет, все-таки очень сильный дух вселился в Костю Бабста. Ну виданное ли дело, чтобы после такого заявления он не пал в ноги прекрасной княжне, не поклялся ей в любви и верности, не пообещал оказать посильную помощь в написании научной работы, а продолжал как ни в чем не бывало шагать вперед?
— Да какие там ощущения, — пробормотал он. — С утра встал, голова большая и синяя, как земной шар. Алексеич спит, самогонку даже нюхать невозможно. Тебя нет... Ну, думаю, с Пашей ушла...
— Фи, Константин, как ты мог такое обо мне подумать! Я просвещала местных жительниц, и тебе это будет совсем не интересно. Лучше рассказывай, что было с тобой.
— А что со мной? Смотрю — березка стоит. Бетула пубенскенс.
— Мы ее принесли, пока ты братался с местным населением. Это бонсай Льва Сергеича, нам председатель подарил, как родственникам. А потом ты запустил аппарат, да?
— Запустил. А он как зашипит... Я кору растолок, вбухал туда сорок миллиграмм. Думал, что бетулин, а это вовсе не бетулин оказался.
— А что?
— Не знаю... Хитрит князь. Дальше стал считать до тысячи, а он вдруг говорит: только до ста — и шабаш.
— Кто говорит? Князь?
— Мозг.
— Ну хорошо, вы с мозгом поговорили немного, ты выпил раствор — и что дальше?
— Дальше сразу вокруг голоса начались... А гора — как гравюра.
— Костя, какие голоса?
— Басы. Про туман поют... А потом Сеня проснулся. Опаньки, смотри, что это у них там?
Дорога от горы обратно заняла гораздо меньше времени — может быть, потому, что бочка не мешала, или толпа религиозных фанатиков не отвлекала, или потому, что за разговором о важном время летит быстрее. Мурка взглянула туда, куда указывал Бабст. Возле магазина толпились местные жители.
— Костя, я думаю, нам лучше спрятаться. Мне кажется, что эти люди способны на любую глупость.
— От любой глупости я тебя защищу! — заявил этот неимоверный мужчина, и французская княжна снова залюбовалась им: богатырь! настоящий мужик! Правда, русская разведчица тут же добавила: «Кто бы тебя, Костя, от твоей собственной глупости защитил?»
Подойдя к толпе поближе, они увидели десяток цинковых ведер, в которых девки под руководством Авдотьи Терхировны уже мешали раствор.
— Как сметана должно быть! Без комков! — словно заклинание, повторяла старуха.
— А говорила, с князем ночевать будет! — указывая на Мурку и Бабста, выкрикнула нахальная Танюха.
Приглядевшись к бригаде побельщиц, княжна, к своему неудовольствию, узнала девок, с которыми накануне имела стычку на поляне.
— Который упал пузом в грязь — тот ей и князь! — насмешливо прибавила Дуня-толстая.
— В этом сезоне приличным девушкам полагается брать с собой за город не менее двух поклонников, — спесиво заявила княжна. — Князя вы уже видели, теперь познакомьтесь с профессором.
— Подумаешь, профессор. Мы уже с живым богом познакомились! — довольно улыбнулась Дуня-толстая.
«Совсем спятили, бедненькие!» — подумала Мурка.
Профессор тем временем оценил содержимое всех ведер, тут подбавил известки, там подлил воды и похвалил всех без исключения. Танюха, махнув рукой, притащила из магазина еще пяток глубоких, тоже оцинкованных, шаек.
— Да ты не переживай, отмоем мы все, — успокаивали ее подруги. — Будут еще лучше, чем новые!
— Ой, смотрите! — крикнула Танюха.
Со стороны фермы к магазину несся какой-то человек. Когда он подбежал поближе, стало ясно, что это не кто иной, как сам председатель. Но в каком виде! Запыхавшийся, растрепанный, бледный. Вид у бонзайского начальника был совсем не начальственный.
— Вот где вы! — выпалил он, с недоумением оглядывая ведра. — Так это ж вы корм для цыплят весь извели! Кто же это такое удумал? Что ж вы творите-то, милые? Вот помру я, и скажут — это того Пекунина хоронят, у которого цыплята от голоду в сытый год перемерли!
— Да что ты раскудахтался? Никто о тебе не вспомнит, когда ты скандрычишься! — срезала его Терхировна. — Как сметана должно быть! Без комков!
— Какая еще сметана? У нас не коровник, а птицеферма! А работать кто будет? — не унимался председатель. — Куры передохнут! Хоть бы воды им дали, жарища же! Сегодня машина придет!
— Работа подождет! Тут святое дело! — оборвала его Терхировна.
— Да какое же это святое дело — оставить цыплят без минеральной подкормки? Это же просто вредительство! Что здесь вообще творится?
