Похоже, Джон клюнул. Потому что сказал «Куда вы звоните». Если бы он не захотел встречи, он сказал бы «Вы не туда попали». Как говорил почти всегда.
Видно, те цифирьки не простые. Видно, они что-то значат. Что-то такое особенное...
— На вокзал, — сказал Папа водителю. — Остановись здесь.
— Но до вокзала еще...
— Не базлай. Вставай где сказали.
Машина припарковалась в неположенном месте. Но это было неважно. Папа не парковался там, где надо. Папа парковался где удобно.
— Жди здесь. И вы ждите, — остановил Папа охрану.
— Мы не должны...
— Вы не должны делать, чего я вам не сказал. Я не сказал идти. Я сказал ждать. В машине.
Охрана захлопнула дверцы.
Папа пошел один.
Папа редко ходил один. Обычно Папа ходил с охраной. Либо под конвоем. Один он ходил только на сходки авторитетов. Так было положено. Ходить одному и пустому, без шпалеров и перьев. И еще ходил один сюда, на вокзал. Но не из-за того, что уважал Импортного так же, как авторитетов. И не из-за того, что за Импортным стояла самая богатая в мире страна. Просто Импортный был выгоден Папе. Потому что согласился на условия Папы. На розницу. Когда ты мне, я тебе. Без всякого протокола и росписей в ведомости.
А еще за Импортным стояли новые возможности. Которых Папа не понимал, но чуял нутром. Папа всегда чуял опасность и чуял выгоду. И потому принял правила предложенной игры. Со звонками, перезвонками, объявлениями в газетах, контрольными, когда никуда не идешь, но идешь, где надо и когда надо, встречами и прочими заморочками.
И еще с пригородными, как сегодня, кассами.
Папа шел не спеша, мелким ровным шагом. Как ходят в камере и ходят на прогулках. Потому что ходят не на расстояния, а на время. На срок.
Вот они, пригородные кассы. Вход. Пятое окошечко. Здесь, надлежало ждать. Но не более пяти минут. Потом уйти. Но если уйти, то обязательно пройти мимо газетного киоска.
Мудреные у них правила. Не как у людей.
Папа не ждал пять минут. Папа ждал две минуты. Потому что через две минуты через зал, ни на кого не глядя, проследовал Джон. Не тот Джон. Другой Джон. Которого тот обычно посылал на встречи вместо себя. Джон купил билет и прошел на платформы.
Папа тоже купил билет и тоже прошел на платформы.
Затем они стали ждать электричку. Сели в электричку. Проехали две остановки. Сошли с электрички. И снова стали ждать электричку, которая должна была проследовать в обратную сторону.
Стали ждать, сев на одну скамью и читая газеты.
Детский сад какой-то! Игра в казаки-разбойники.
А может, и нет; Потому что раньше за такой детский сад прокурор лепил вышак. А Папе, за все его грехи, по совокупности, давали максимум червонец. Так что, может, и верно, что на двух электричках и без охраны.
— Рассказывайте, — сказал, не отрываясь от газеты, Джон.
— Вначале ты. За тобой должок.
— Toт человек, который вы спрашивали, заключал сделку с нашими бизнесменами на семьсот тысяч наших долларов.
— Это точно?
— Это точно.
— От гад, а мне сказал — на сто! Сказал, что ему опять не светит, потому что импортные барыги сбили барыш и сделка пошла не в цвет! Ну на катушках фраер! А прикидывался лохом!
— Он торговал нитками? — удивленно переспросил Импортный.
— Кто сказал?
— Вы сказали. Про катушки.
— "На катушках" значит шустрый. Как электровеник. Чересчур шустрый. Ну ничего, теперь я ему резвости поубавлю.
— Моя информация принесла вам... баришь?
— Не баришь, а барыш.
— Я не вполне знаю ваш русский язык.
— Феню, что ли?
— Какую Феню?
— Такую феню. Тебе, Джон все равно не понять.
— Я не Джон.
— Все вы Джоны. По фене.
— Я не понимаю...
— Ладно, хватит порожняк гонять. Чего ты еще за вашу Америку скажешь?
— Больше ничего. Теперь вы.
— Я пропущу ход.
— Но вы прошлый раз говорили фифти-фифти. Я свое фифти сказал.
— Не сказал! Ты мне за цифры не сказал!
— За какие цифры?
— За ноль, один, двенадцать, сорок один.
— Но я еще ничего о них не знаю. Я не могу платить за то, что не знаю. Такой бизнес не бывает!
— Это у вас не бывает. А у нас только такой и бывает!
— Какую информацию вы хотите иметь за цифры?
— Не информацию. Теперь не информацию. Мне нужно перетащить через нитку одну посылку. Так, чтобы без церберов на таможне.
— Опять нитки-катушки?
— Нитка — это граница. По-нашему. Через границу перетащить.
— Но я не распоряжаюсь вашей таможней, Я не знаю, как можно без таможни.
— Ты знаешь как! Ваш посольский багаж не шмонают.
— Большая посылка?
— Маленькая. Килограммов двести.
— Что в этой посылке?
— Я же не спрашиваю, зачем тебе знать те цифры. В общем, мне эта посылка нужна. А тебе нужен человек с цифрами. За посылку получишь человека.
— Кто тот человек?
— Никто. Мочила.
— Он водолаз? Военный? — заинтересовался Джон.
— Он киллер, если по-вашему. Который народ жмурит.
— Жмурить — это закрывать глаза? Он врач по глазам?
— Достал ты меня, Джон.
Папа перестал забавляться глупостью американца. Папа начал кипятиться на его тупость.
— Короче мочила — против того, что я сказал.
— Зачем он убивает людей?
— Не впрягайся, Джон. Не твоего ума дело, кого и за что он мочит. Это наши дела. Твои — мне посылку перекинуть. И мочилу с цифрами получить.
— Мне нужна фамилия того человека.
— Зачем?
— Мы должны проверить.
— Что проверить?
— Мы не можем вступать в контакт с непроверенными людьми. Это опасно. Нам. И вам тоже.
— Ну да! Я тебе фамилию, а ты меня побоку.
— По какому боку?
— По правому! Кинешь ты меня со своим фраером-бугром, и поминай как звали!
— Я не понимаю, куда кинуть и куда звали. Но если нет фамилии — мы не можем посылку. Мы должны проверить.
«А черт его знает. Может, действительно пусть проверяет? Кто его знает, откуда этот Иванов взялся. А у этих все вокруг куплено-перекуплено. Эти все узнают, если захотят».
— Ладно, Джон, — хавай. Иванов ему фамилия. Он тьму народа напластал. И моих тоже. На Северной и в Федоровке. Валяй, узнавай. Можешь у мусоров спросить.
— У сборщиков мусора? Почему они знают...
Подошла электричка.
Папа встал и прошел в вагон.
Импортный тоже встал. И тоже прошел. Совсем в другой вагон.
"Встреча происходила на платформе 27-го километра с 17.23 до 17.35 местного времени, — подробно писал в докладной записке работник аппарата посольства США второму помощнику атташе по культуре посольства США Джону Пирксу. — Во время встречи агент Дикобраз вел себя агрессивно, навязывал свой стиль общения, использовал в оборотах речи так называемую, трудно поддающуюся однозначному толкованию феню...
Значение известных цифр агент Дикобраз объяснить не мог, ссылаясь на некоего Иванова, от которого про них узнал. Обеспечить мой контакт с Ивановым отказался, требуя встречную услугу в виде провоза через границу груза неизвестного мне содержания...
При характеристике Иванова неоднократно использовал слова «мочила» и «жмурит», буквально обозначающие: «мочила» — человек, совершающий убийство, и «жмурить» — лишать кого-либо жизни. Утверждал, что он уничтожил нескольких его приближенных. Рекомендовал проверить достоверность данной информации через органы правопорядка...
P.S. 1. Ценность агента Дикобраза представляется сомнительной в силу его чрезвычайной агрессивности, самовлюбленности, непредсказуемости в поступках, недостаточной осведомленности и склонности к использованию контактов в корыстных целях, связанных с нарушением законов...
При работе с агентом Дикобраз наиболее целесообразен пассивно уступающий стиль общения. С целью максимального использования характерологических свойств агента во время контактов следует передавать ему инициативу, демонстрировать непонимание отдельных положений беседы, тем давая возможность утвердиться в его превосходстве над собеседником...
P.S. 2.
Для контактов необходимо владение языком криминальных российских структур, так называемой фени..."
Джон Пиркс убрал листы доклада в специальную папку и убрал папку в свой личный сейф.
Агент по кличке Дикобраз ему не нравился. Как человек. Но устраивал как агент. Он лучше, чем кто-либо другой, ориентировался в криминальной среде, которая в этой стране самым тесным образом соприкасалась с официальной властью. Не будучи осведомленным о делах, происходящих в уголовном мире, невозможно было прогнозировать развитие событий в официальной политике.
Джон Пиркс получил в свое распоряжение очень ценный источник информации. Правда, очень трудный источник, который работал не за деньги, а за встречные услуги. Этот источник, в отличие от многих других, знал себе цену: Потому что сам назначал эту цену.
