Иоанна Хмелевская - Закон постоянного невезения [Невезуха]

Он уже нарезал и отложил парочку, когда в доме два раза грохнуло. Не так чтобы страшно, звук был приглушённый, но он его хорошо расслышал. Явно из двустволки, из чего же ещё, она и звучит иначе…

— А ты много раз их слышал? — с сомнением перебил его Бежан.

— Ещё как! Тут и на охоту приезжают: на куропаток, на зайцев, на кабанов… А раз так целая облава была, ловили кого-то, а те из «Калашниковых» и из обрезов палили, да и по телеку тоже частенько эти выстрелы разные бывают.

— Значит, из двустволки. Очень хорошо. И что дальше?

Дальше парнишка, ясное дело, не выдержал и помчался снова заглянуть в окно. И увидел одного только гостя, хозяина в салоне не было, гость откуда-то пришёл, начал собирать посуду со столика и выносить в кухню, руки у него тряслись, и сам он какой-то странный был, лицо злое, глаза бегают, словно псих или вроде того. Парнишка перепугался, вспомнив, где стоит мотоцикл этого типа — тут же у самого орешника, а он свои палки на самом виду разложил, поэтому взял ноги в руки, схватил палки, — и по дубу в лес, напрямик. На последнем дыхании выскочил на дорогу, и тут, о ужас, чуть было на этого психа не наткнулся, так как тот как раз проезжал мимо на своей «хонде». Он его узнал, ещё бы, и по мотоциклу, и по одежде, и даже в лицо, — оно виднелось из-под шлема.

А потом он не удержался, показалось, что мало он этих палок-то нарезал, ещё бы две подлиннее в самый раз было бы, поэтому он решил вернуться.

Взял у брата велосипед, за пару минут туда доехал, но не до конца, на всякий случай прошёл лесом и хорошо сделал, так как у ворот стояла машина.

Такси. Водитель сидел в машине, а пассажира не было.

Он снова перелез, как и раньше, подкрался, а в доме кто-то двигался и этот кто-то как раз вышел на террасу с мобильником у уха и орал, что нету. Парнишка подумал, что тот после этих выстрелов в полицию звонит, но нет, он с кем-то другим говорил, с бабой, потому что выспрашивал у неё: а ты сама была, а ты видела, ну и так далее. Сказал ещё, что застал все открытым, так что, возможно, тот на «хонде» не запер за собой, но второй болтал, что запрет…

— А ты бы его узнал? — спросил майор.

— Конечно. Он совсем другой, чем тот: постарше и гладкий такой, элегантный. В костюме… Вернулся обратно в дом, и слышно было, как он там что-то переворачивает, а хозяина-то все не было и не было…

Больше он уже не заглядывал, его охватил страх — боялся, что сейчас тут появится полиция и к нему привяжется. Вернулся домой, рот держал на замке и даже не знал, что там произошло убийство, только потом уж слух прошёл. Но теперь-то он точно знает, что если бы он их опознал, то ему конец. Так что официально и для разных там протоколов он ничего не скажет ни за какие коврижки, а если ему велят посмотреть на них, то только из какого-либо укрытия.

— Так, ну а теперь давай-ка по порядку, — по своей привычке распорядился Бежан. — Дверь на террасу была приоткрыта?

— Приоткрыта, так на половину.

— Ты услышал хоть что-то из того, о чем они там говорили за столом?

Парнишка очень старательно задумался и покачал головой.

— Только одно. Тот, который хозяин, когда поднял стакан, ну, за согласие, сказал, а тот, другой, вроде как ему руку поцеловал. Больше вообще ничего.

— Хорошо. А тот пассажир из такси — что он по мобильнику говорил? Только точно.

— Что нету, а, стой, есть, вот здесь, и по террасе бегал. А потом уж только бормотал, коротко так, и в конце ещё рыкнул: помни, никому ни слова. И все.

— Очень хорошо, — похвалил его Бежан. — И ты тоже помни: никому ни слова. Будешь опознавать их из укрытия, а показания дашь уже потом, когда они сядут.

— И я буду свидетелем? — забеспокоился парнишка.

— Будешь.

— Так они же меня замочат!

— Им бы пришлось мочить десятка полтора людей, слишком много возни. Ты же не один будешь свидетельствовать. А кроме того, тех, кто уже все сказал, не убивают, им это уже не выгодно.

Это парнишка понял и значительно более спокойный выполз из автобуса.

— Ну вот, Иза Брант отпадает, а Дарко сказал правду, — сделал вывод Роберт Гурский, выслушав информацию своего начальника. — Он ведь даже этого паренька с удочками заметил, а парень сам по себе никакого детектива не выдумал, а то бы давно уже книжки писал в роли вундеркинда.

— Не ясно только, с кем же он разговаривал по мобильному, — размышлял Бежан. — Нам ещё нужны два человека, и можем брать их обоих.

— Очная ставка?..

— Да ты что, какая там очная ставка? Фото им всем покажем…

Каким-то чудом мне удалось просмотреть переданную мне накануне корректуру.

По всей вероятности, я бы обратила внимание, даже если бы редактор на этом так не настаивал.

Одну из помещённых там фотографий я лично знала, Доминик хвастался ею в последние недели нашего знакомства. Фактически это была фотографика: большущий снимок, изображающий куницу и двух её маленьких детёнышей на фоне толстого раздвоенного ствола дерева. Я ещё тогда подумала, что на месте куницы я бы боялась, что мои детки упадут, но у неё, судя по выражению её мордочки, таких опасений не было. Он не захотел дать мне экземпляр, хотя я его очень просила, так как зверюшки меня восхитили, но картину эту я запомнила.

А теперь во всей книге под фотографиями стояла другая подпись. Доминик подписывал свои работы сокращением «Дом», а здесь было написано «Гамар».

Это выглядело, как обычная фамилия. Если бы не куница, я могла бы подумать, что кто-то, этот самый Гамар, делает снимки в идентичном стиле, с идентичным выбором темы, подбором кадра, использует идентичные эффектные трюки; в общем-то, такое вполне может случиться, но в данном случае просто напрашивалось слово «плагиат», а уж по меньше мере — подражание. Гамар подражал Доминику?

Да какая ерунда, вот ещё!

Я почти готова была голову дать на отсечение, что все предыдущие шедевры Доминика тоже сделал Гамар, а не он сам. И текст, хотя и весьма интересный, посвящённый секретам фотографии, был здесь вовсе не при чем. Разумеется, детальную корректуру я не сумела доделать до конца, на меня насела родня.

Я вежливо спросила майора, могу ли я поехать в Краков, где у нас на всю неделю зарезервирована гостиница. Была у меня тихая надежда, что он мне откажет, и тогда за деньги дяди Филиппа я пошлю с ними кого-нибудь ещё. Рысек найдёт мне какого-либо приятеля или Лукаш. Однако к моему великому удивлению и расстройству майор не высказал ни малейшего возражения.

В Кракове царили тишина и спокойствие, если не считать, что одну ночь заняло отмечание очередного дембеля из армии, которое потрясло улицы города до основания, вторую — экскурсия норвежских школьников, которая непреодолимо навевала ассоциацию со стадом бешеных бизонов, врывающихся в гостиницу около полуночи, третью — чья-то крайне шумная свадьба, до утра гулявшая в гостиничном ресторане, а четвёртую — беготня полиции по коридорам, с кровожадными криками гонявшейся за парой каких-то преступников, вроде бы гостиничных воров, причём я пережила несколько минут ужаса при мысли, что этой парой преступников могли быть тётка Иза с дядей Филиппом, возвращающиеся из казино. И ничего такого страшного не произошло, может быть, благодаря тому, что я полностью утратила благоразумие и предусмотрительность и отдалась стихии.

Можно даже сказать, очень отдалась…

Когда на следующий день после возвращения из Кракова я встретилась с Лукашем в ночном кабаке недалеко от моего дома, я вовсе не намеревалась открывать ему все то, что я обнаружила по части авторства снимков, по моему мнению, украденного Домиником у Гамара, надоел мне этот Доминик так, что уже из ушей у меня вылазил, а сама я казалась себе на его фоне все большей дурой и вовсе не хотела оповещать о своей глупости весь мир, однако тема сама так и лезла из меня наружу. Наверное, оба мы слишком сильно были замешаны в это дурацкое преступление.

— Одни и те же трюки? — заинтересовался Лукаш, когда я наперекор самой себе все-таки высказала свою точку зрения. — Какие, например?

— Зеркальное отражение, — неохотно отвечала я. — Он использовал каждую возможность, даже сам её создавал: зеркало, окно, вода, какая-нибудь чёрная гладкая поверхность. Животное, растение, предмет, в общем, любой объект отражается, и его видно одновременно спереди и сзади. Иногда весьма полезное и желательное зрелище.

— А люди?

— Что люди?

— Людей он тоже так снимал? Хотя бы, например, модели. Или актрис… впрочем, не важно, какого пола. Много есть таких, которые хотели бы увидеть себя с двух сторон одновременно.

Он поразил меня этим вопросом, и на мгновение я перестала размешивать соломинкой «Джека Дэниэлса» с водой и льдом. А размешивала я его и пила через соломинку потому, что мне так больше нравилось. Виски там было что кот наплакал: я все же намеревалась вернуться домой.

— А знаешь — нет. Интересно… Он никогда не делал снимков людей, я только сейчас сообразила.