– Он жив, – быстро сказала я, – ему лучше, он пришел в себя.
– Мне уже сообщили, – кивнул Миша. – Но в тот момент я решил, что сын мертв, на горле ведь была открытая рана. Я закричал, а Женя рухнула вниз. Наверное, я сумбурно говорю.
– Все нормально, – сказала я. – Жека сама прыгнула?
– Да, – подтвердил Миша, – а я… не помню, что делал… вроде кинулся к Севе, а может, нет. Помчался вниз, попытался поднять Женю…
Михаил замер.
– Говори, говори, – попросила я.
Он отбросил книгу.
– Какая разница, что я делал тогда. И я там был не один, в квартире присутствовала учительница химии из нашей гимназии! Алина Викентьевна Буронская.
– Очень интересно, – сказала я. – А почему она?
Михаил опустил голову.
– Скажу только тебе! У нас с ней был роман.
Если бы сейчас белый больничный потолок рухнул, я бы удивилась меньше. У Михаила любовница?
– Не может того быть, – вырвалось у меня, – вы с Жекой обожали друг друга!
Миша откинулся на подушку.
– Она любила исключительно Севу, остальных терпела, меня в том числе.
Я уставилась на Михаила. Вероятно, в голове у него до сих пор каша. Выглядит он нормально, а несет чушь. У них с Жекой была идеальная семья!
Лебедев криво усмехнулся.
– Чужая жизнь потемки, за ярким фасадом могут скрываться грязь и плесень. Знаешь, что мне на пятую годовщину свадьбы сказала жена? Она не пила крепкий алкоголь, а тут я ее в ресторан повел, заказал коктейлей, они супруге язык и развязали. Взяла она очередной бокал и говорит:
– Мишаня, спасибо тебе за хорошее отношение к Севе. У меня было несколько претендентов на руку, все более богаты и чиновны, чем ты. Но лишь один не возражал, когда мы шли в кино вместе с мальчиком. Я поняла, ты будешь хорошим отцом, и отказала другим.
Отличная речь! Со мной отправились в загс не потому, что меня любили, а из голого расчета. Мне предназначалась роль заботливого папули.
Вдовец закрыл глаза и замолчал.
– Тебе плохо? – испугалась я.
– Нормально, – с трудом произнес он.
В то же мгновение дверь палаты открылась, в комнату вошла женщина в синем льняном костюме. Увидев меня, она замерла, потом попятилась. Михаил быстро сел, у него сразу появились силы.
– Входи, Алина, знакомься, это Лампа Романова.
Буронская продолжала стоять и молча смотреть на нас. Миша легко встал с кровати, приблизился к Алине Викентьевне, обнял ее за плечи и произнес:
– Мы же договорились! Надо рассказать правду. Если будем откровенны, нас поймут! Долго таиться не сможем, идет следствие. Очень скоро специалисты докопаются до правды. Ни я, ни ты ничего ужасного не сделали. Лучше объясним, как обстояло дело! Сядь!
Михаил подтолкнул женщину к свободному стулу, Алина села и откинула с лица прядь вьющихся волос.
– Вы испачкали палец, – сказала я. – Дать влажную салфетку?
Алина хриплым голосом ответила:
– Нет, я показывала детям опыты, случайно капнула на кожу реактивом, остался некрасивый черный след.
– Ты лучше расскажи про события последних дней, – велел Миша и лег на койку.
Алина беспомощно посмотрела на меня.
– Не знаю, что на меня накатило! Я не хотела! Она закричала, я испугалась… мне стало плохо… затошнило… в туалет… Миша… Сева… ну, как вам рассказать, помогите, пожалуйста! Вы мне не поверите! Я Женю не трогала.
Поскольку Михаил лежал молча, я решила прийти на помощь учительнице химии:
– Алина Викентьевна, я вам верю. Эксперт установил, что Евгения выбросилась из окна сама, но нам необходимо знать, что произошло в квартире в день трагедии. Давайте начнем издалека. Давно у вас роман с Михаилом?
Буронская прижала к груди кулачки.
– Уже три года. Не осуждайте нас, мы не сделали ничего ужасного. Мы любим друг друга, хотим быть вместе, но судьба так сложилась, что пришлось таиться. Миша хороший муж, он жалел жену.
– Господи! Лампа! – вскипел Михаил. – Если б ты только знала! А вот я все расскажу!
Когда Михаил женился на Евгении, он совершенно искренне желал стать Севе хорошим отцом и, конечно, хотел собственных детей. Но Жека все не беременела, и в конце концов Миша тайком отправился к доктору сдавать анализы. Почему он не обвинил в бездетности супругу? У Жени уже был сын, Миша и подумал, что сбой случился в его организме. Но все результаты оказались в норме. После некоторого колебания он показал жене анализы и сказал:
– Сходи к гинекологу, вдруг небольшое воспаление мешает тебе забеременеть?
Она послушно отправилась на прием, и предположение Михаила подтвердилось. У жены нашли какую-то аномалию. Пару лет Жека исправно лечилась, а потом выяснилась правда. Михаил собрался в командировку в Тверь. Он поспешил домой, полез в чулан за дорожной сумкой, начал складывать пожитки и в боковом кармане нашел… противозачаточные таблетки. В поездку Михаил так и не отправился, сказался больным. Когда Евгения вечером вернулась с работы, супруг продемонстрировал ей упаковку. Ковалева разрыдалась и призналась:
– Я совершенно здорова. Но, прости, больше не хочу детей. Не переживу еще одну беременность, я умру. Поэтому купила лекарства и спрятала от тебя, принимаю их тайком.
Похоже, Миша сильно любил супругу. Он простил ей ложь, понял Жеку и более о детях не заговаривал, попытался стать отцом для Севы. Вот только мальчик совсем не был замечательным сыном. Михаил постоянно ловил пасынка на лжи. Севочка врал как дышал, отвратительно учился, хамил родителям, бабушке, педагогам. Сколько раз Михаил пытался взять ремень и выдрать безобразника, но Евгения всегда повисала на муже и говорила:
– Не смей трогать мальчика! В его поведении виновата я, если ребенок совершает ошибки, за них отвечают родители, которые не сумели его правильно воспитать. Бей меня, я причина того, что Сева двоечник и хулиган.
Алина вскочила со стула и пересела на кровать к Мише. Я молча смотрела на них. Людям, а врачам в особенности, надо помнить, что злыми словами можно ранить человека на всю жизнь. Уж не знаю, могли ли капли знахарки столь радикально повлиять на мозг Севы, виновато ли зелье в том, что он вырос настоящим мерзавцем, но вот Жеке педиатр внушила мысль о вине, и с той поры мать тщетно пыталась ее искупить, боялась, что правда о ее желании убить ребенка до его рождения вылезет наружу. Конечно, мне она ничего не сообщила, да и Юлии Ребятовой никогда бы не рассказала о каплях. Из-за токсина Женька впала в ярость и проболталась.
Миша тем временем перевел дух и продолжил.
В подростковом возрасте Сева неожиданно изменился. Он, правда, продолжал плохо учиться, но перестал грубить. Наоборот, в тот период, когда другие тинейджеры делаются невыносимы, Сева превратился в медовый пряник. Жека не могла нахвалиться на мальчика, педагоги в новой школе, куда перевели Севу, были от него в восторге, двойки в дневнике сменились незаслуженными тройками и даже четверками, но отчим знал: парень хитер, он лишь надел маску, понял, что пословица про ласкового теленочка абсолютно справедлива.
– Помнишь Новый год, который мы встречали вместе? – продолжал Миша. – Еще все тогда в снегу вещи потеряли? Костин часы посеял, кто-то кошелек.
– Конечно, – кивнула я, – выпили как следует и пошли на двор снежками швыряться! Идиоты! Так нам и надо!
– Нет, Лампа, – печально произнес Миша. – Ваши вещи украл Севка. Жека его разоблачила, у них состоялся разговор, мне жена ничего не сказала, я случайно их беседу подслушал. Мальчишка матери поклялся, что первый и последний раз на чужое позарился, она его простила и предложила: «Папе мы ничего не скажем, это наше с тобой личное дело, я виновата, что ты собой не владеешь. Это я тебя таким родила».
Отличное заявление! Оно снимало с парня всю ответственность. И я тогда понял: жена – худший образец матери, сумасшедшая клуша, обожающая отпрыска. Ничего хорошего из Севки не получится. И как в воду глядел!
Миша стал перечислять «подвиги» пасынка. На пятой минуте его обличительной речи я не выдержала и спросила:
– Если ты понимал, что представляет собой юноша, почему поддерживал с ним хорошие отношения?
Михаил заморгал.
– Неужели непонятно? Из-за Женьки! Я не хотел рушить семью.
– И завел любовницу! – буркнула я.
Миша с укоризной посмотрел на меня.
– Я не надеялся, что ты поймешь. Однако попробую объяснить. Наша с Жекой история длинная, в процессе жизни мы стали родными, но страсть ушла, остались привязанность, дружба и жалость. Я понимал: если оформлю развод, она долго не проживет. Я продолжал ее любить, но скорее как брат, интим у нас сошел на нет. А вот к Алине у меня иные чувства. Я метался между двумя женщинами. С Евгенией никакой радости нет, дома я постоянно натыкался на Севу, от его вида блевать тянуло. Но бросить Жеку – значит предать ее, а я ощущал ответственность за жену. С Алиной мне спокойно, тихо, уютно, но жениться на ней я не мог, потому что боялся разбить семью.
