— Ну, зачем?
— Первоначально памятник представлял собой квадригу в римском духе, но с чукотским оттенком. Ею управлял возница. Типа аллегория такая: бразды правления. Потом, значит, возницу грохнули, а собачки стали свободны...
— ...но никуда при этом не разбежались, — закончил Петр Алексеевич. — В общем, форма правления в городе понятна. Заходим?
Едва только охотники за собакинским эликсиром ступили на широкие гранитные ступени мэрии, как из дверей навстречу им выскочил милиционер. Щуплый Паша непроизвольно спрятался за рослого Петра Алексеевича. Но стражу порядка было не до них: он промчался мимо, разговаривая с пачкой сигарет и одновременно пытаясь зубами вытянуть антенну из рации — видимо, чтобы ее раскурить.
— Иваныч! Иваныч! Бегом в мэрию, твою дивизию! — рявкнул он на ни в чем не повинного верблюда с пачки «Кэмела» и скрылся за углом.
— Нормально мужика торкнуло, — прокомментировал Паша, провожая его взглядом. — Может, сегодня у них день аванса? Шмаль за вредность выдают?
Петр Алексеевич молча потянул на себя массивную дубовую дверь.
В вестибюле мэрии было прохладно, но как-то тревожно, как в приемной у зубного. Прямо напротив входа высилась бронированная будка с тонированными стеклами. Поверх стекол были опущены складные решетчатые жалюзи, скрепленные для надежности амбарным замком. На будке висела эмалированная табличка «Бюро пропусков».
Чуть поодаль, возле проходной, топтались охранники.
— Что делать будем? Граница-то на замке, — забеспокоился Савицкий.
Оценив обстановку, Паша достал из кармана резинку для волос и ловко собрал дреды в пучок таким образом, что анфас его можно было принять за обладателя обычной прически.
— Для нас все границы откроют! — объявил он.
Мимо, чуть не сбив его с ног, промчались два растрепанных толстяка в расстегнутых пиджаках и сбившихся набок галстуках.
— Поляну окружили или нет? Окружили, я тебя спрашиваю?
— Да нормалек! Пыжиковы орлы с шести утра к штурму готовятся!
— А наши козлы чем заняты? Уроет тебя Иваныч, и меня заодно!
Толстяки, даже не взглянув на охранников, побежали вверх по лестнице.
— У них тут какой-то форс-мажор, тебе не кажется? Пропусков не оформляют, а как же нас без пропуска пустят? — снова встревожился Петр Алексеевич.
— Пропуска у меня с собой, — бросил Паша и сунул ему в руки какую-то корочку.
Откуда-то сбоку выбежали шесть пожарных в блестящих касках и боевой брезентовой форме и бодро потрусили к выходу. Возглавлял группу невысокий коренастый бородач.
— С ними дядька Черномор! — одобрительно произнес Паша, провожая их взглядом.
Он подошел к посту охраны, небрежно помахивая корочкой. На него никто не обратил внимания. Честный Петр Алексеевич шагнул следом. Пройдя кордон, он с интересом взглянул на удостоверение.
— «Межгалактический союз журналистов имени Роберта Шекли». Это что, в самом деле есть такой?
— Есть, — кивнул Живой. — Мы с ребятами на конвенте фантастов его уже года три как придумали.
На второй этаж вела мраморная лестница, застеленная красным ковром. По лестнице бегали вверх-вниз люди в штатском и в форме. Они возбужденно переговаривались, размахивали руками и вообще вели себя совсем не так, как в представлении московских гостей должны были вести себя провинциальные чиновники и приближенные к ним простые смертные.
На стенах висели тяжелые позолоченные рамы, из которых выглядывали мордатые добрые молодцы в аляповатых галстуках. Большая часть портретов была украшена траурными ленточками и табличками с датами жизни.
— Смотри-ка, все политбюро в девяностые угрохали, — присвистнул Живой, поглядев на даты. — Может, не пойдем в это логово?
Петр Алексеевич легонько подтолкнул его в спину:
— Отступать уже некуда, Паша. Не посрамим межгалактический союз журналистов и лично товарища Шекли! Наша цель скромная — комитет по культуре.
На втором этаже суеты было еще больше.
— Предлагаю временно прикинуться ветошью и прислушаться к разговорам аборигенов, — сказал Паша.
Но из разговоров мало что можно было понять.
— Взбунтовались? Конечно, взбунтовались! Я бы на таких харчах тоже взбунтовался!
— Ну так то ты, а то косорылые!
— Психологу позвони, который по террористам!
— Да они же дикари! Они же человеческого языка не понимают, на кой им психологи?
— А журналисты?
— Ждут отмашки.
— Только Стозе Михайловне не говорите, а то всем бошки поотрывает!
— Все равно поотрывает. Они же всех там сожрут!
— А с заложниками что сделать обещали?
— Не знаю! По закону предков, блин!
— В Москве чтоб только не узнали! А то Иваныч расстроится и всех порешит!
— Так, а вы что тут стоите? — накинулся на Петра Алексеевича и Пашу высокий худой человек в строгом костюме. — Работайте, делайте что-нибудь!
— Вы не подскажете, где здесь комитет по культуре? — вежливо спросил у него Петр Алексеевич.
— По какой, на хрен, культуре! С ума сошли, что ли? Делайте что-нибудь, не стойте столбом!
Человек в строгом костюме побежал дальше и скрылся в одном из кабинетов. Оттуда сразу послышался его недовольный голос: «Так, а вы тут что сидите? Делайте что-нибудь! Не сидите как пень!»
— Все понятно. Коррумпированные бюрократы отказываются идти на сотрудничество с представителями народа, — заключил Паша. — Придется искать самим.
Уворачиваясь от бегущих, кричащих и размахивающих руками чиновников, представители народа отправились в полное опасностей путешествие по зданию краснопырьевской мэрии.
Комитет по культуре отыскался в тупичке между двумя туалетами. Петр Алексеевич постучал и, не дождавшись ответа, распахнул дверь.
В маленькой комнатке было тепло, пыльно и уютно. За широким столом, заваленным глянцевыми журналами, сидела холеная загорелая старушка с фиолетовым шиньоном. Отставив наманикюренный мизинчик, она попивала кофе из фарфоровой чашки старинной работы и увлеченно читала журнал «Понт.ру». На гостей она даже не взглянула.
— Э-кхм! — деликатно кашлянул Петр Алексеевич. — Можно к вам?
— Вы ко мне? — вздрогнула старушка. — Дверью ошиблись, поди? Мужской туалет — направо.
— Нет, мы именно к вам. Засвидетельствовать свое почтение, уважаемая... эээ... — потянулся к ручке ставший вдруг неимоверно галантным Паша.
— Анастасия Тихоновна.
Хозяйка кабинета протянула ему сухую лапку с салонным маникюром. Паша осторожно приложился к ней губами. От старой дамы исходил тонкий запах чего-то советского — может быть, армянского коньяка и духов «Красная Москва».
— Кофе хотите, голубчики? Вон у меня кофеварка в углу. Вы, молодой человек, кнопочку нажмите там. Эх, помощника-то моего еще в девяностые упразднили!
— Как упразднили? — не понял Петр Алексеевич.
— А как обычно, — и Анастасия Тихоновна провела ноготком по горлу.
Гости переглянулись.
— У вас, как я погляжу, боевая обстановка в городе. А кто сейчас взбунтовался? — спросил Паша.
— Взбунтовался? А кому тут у нас бунтовать? Всех несогласных в девяностые положили, а кто поумнее — тот еще раньше в Москву уехал.
— Так ведь, говорят, людоеды у вас завелись, — зловещим шепотом произнес Живой.
— Может, и людоеды, — спокойно улыбнулась Анастасия Тихоновна.
— У вас людоеды в городе, а вам все равно? — изумился Савицкий.
— Я, милый, тут тридцать лет сижу. Райком пережила, демократов пережила, Кипяченого пережила. Переживу и людоедов. А если сунутся ко мне — буду отстреливаться. Мне в девяносто-запамятовала-каком полгода зарплату оружием и боеприпасами выплачивали.
Продолжая улыбаться, начальница краснопырьевской культуры достала из ящика стола маленький дамский пистолет.
— Понтовая штукенция, — одобрительно сказал Паша.
— Хороший понт дороже денег! — неожиданно откликнулась бабуля.
Она отложила журнал и подперла щеку рукой, как сказочница из добрых советских фильмов.
— Дайте, что ли, свежий номер посмотреть. — Не дожидаясь разрешения, Паша схватил «Понт.ру», быстро пролистал его от конца к началу и покачал головой: — Ай да молодцы! Опять мою идею забесплатно сперли.
— Так вы журналисты? — Анастасия Тихоновна сразу как-то подобралась, растеряла сходство со сказочницей, и стало понятно, что не случайно она сидит в этом кабинете тридцать лет. — Пойдемте! Михал Иваныч вас давно ждет!
Старушка встала из-за стола и незаметным движением спрятала пистолетик в карман вязаной кофточки. Карман подходил идеально: видимо, его связали специально для ношения оружия.
В коридоре царила прежняя суматоха. Старушка привычно лавировала среди массивных туш чиновников, и наши герои едва за ней поспевали.
Мимо пронеслась уже знакомая бригада пожарных, только дядька Черномор теперь бежал последним.
