И вот тут-то монах мой рассердился и произнес такие слова, после которых я сразу же стала паинькой и согласилась бы сидеть с ним в любом подвале до тех пор, пока не выясню все до конца.
— Красота кукушки в ее пении, красота женщины в ее чистой преданности мужу, красота урода в его учености, а красота аскета в его способности прощать, — вздыхая, сказал он, и я опешила.
«От кого-то совсем недавно слышала уже начало этого изречения, — подумала я, — но от кого? Бог ты мой, да от Гургенова! Гургенов так мне говорил. Ах, елки-палки, не оттуда ли ветер дует?»
— Буду сидеть здесь столько дней, сколько потребуется, — мгновенно согласилась я. — Начинайте давать Знание.
Вот как может пронять иное мудрое слово.
Конечно же я рассчитывала исподволь выпытать у Шрилы Мукунды приметы его Маха прабхи. Почему я не спросила прямо? Потому что не могла я этого чистого преданного, этого санньяси до такого разочарования доводить. Бедняга пережил уже один удар. Даже два. Школьный друг Доферти и третий ученик гуру — Ангира Муни — самым бесстыдным образом задружили с братанами. Куда это годится? А ну как мафиоза Гургенов и Маха прабху одно лицо? Как переживет монах мой предательство такое? А ну как бросит он после этого верить в Господа и вернется в нашу жизнь, и мясо трескать начнет и разврату предаваться, а все из-за меня из-за глупой. Как могла я это допустить? В роли обычного грешного человека я уже не могла и представить своего Шрилу Мукунду.
«Зачем так портить святого? — рассудила я. — Мне же ничего не стоит еще немного здесь побыть, тем более, что и особого-то выбора нету. Неужели не сумею все выпытать так, чтобы не расстраивать своего доброго Мукунду? Разумеется, сумею.»
И я начала выпытывать. Не сразу, конечно же, постепенно. Сначала (для разгона) Шрила Мукунда мне лекцию о пагубном влиянии майи и трех ее гун прочитал, еще раз доходчиво растолковал, что я совсем не это тело, опять все свел к тому, что надо поскорей с этим делом бесперспективным кончать, ну, в смысле, жить пора так, чтобы не получать вообще никаких тел, чтобы срочно в Духовное Царство возвращаться.
— Будем возвращаться, — наконец согласилась я. — А что перво-наперво для этого нужно?
— Для этого нужно научиться любить, — ответил Шрила Мукунда. — Это самое важное, без чего не стоит и начинать — все равно не получится. Давайте вы выполните упражнение, а я посмотрю как это удастся вам. Садитесь со мной рядом, я буду молиться, а вы сосредоточьтесь и попытайтесь полюбить… ну скажем вот того бедного человека, которого оставили вместо себя в этой комнате.
— Бандюгана?! — изумилась я.
— Да, этого бандюгана, — подтвердил монах.
— Да как же я мучителя своего полюблю? Да и нет у меня такого желания — любить черт-те кого! Да и не в моем он вкусе. Еще молод, соплив.
Шрила Мукунда принялся терпеливо мне растолковывать:
— Вы не тело его полюбить должны, а душу. Его душу. Вы должны полюбить его душу так, как любит вашу душу Господь.
— Послушайте! — возмутилась я. — Вы полагаете, что у бандюгана есть душа? Лично я в этом сильно сомневаюсь.
— У него есть душа, — заверил Мукунда. — Заблудшая, но душа. Она скитается по материальному миру и очень страдает. Вы должны представить, вы должны понять, что душа эта — такое же творение Господа — отца нашего — как и ваша. Тогда вы поймете, что его душу нельзя не любить.
— А вы сами это умеете?
— Конечно, я и вашу душу люблю, потому о ней и забочусь. И его душу тоже люблю.
Я видела, что он не врет и восхитилась:
— Ну вы даете! — Потом махнула рукой: — Ладно, попробую.
И начала пробовать.
Не буду врать, до сих пор душу бандюгана не полюбила. Не смогла полюбить. Тогда же я честно пыталась, представляла его братом своим, и вроде бы уже что-то получалось, но сразу же вставала перед глазами бандитская рожа его, которая как бы в родственники ко мне набивается. Тут все старания прахом и шли.
«Вот душу Санечки своего я и без тренировок сколько угодно любить могу!» — подумала я.
И до того моей душе тоскливо стало, такое отчаяние охватило меня, что внутренне я воскликнула: «Господи! Если ты действительно есть, если не только в головах верующих существуешь, верни мне, Господи, все, что потеряла я! Как счастлива с мужем своим и с ребенком своим жила! А теперь? По подвалам скитаюсь! Во льдах плаваю! Господи, если ты есть, услышь меня и освободи, и верни моего сына, и мужа моего верни, и я сразу уверую и стану чистым твоим и преданным слугой! Клянусь тебе, Господи! Клянусь тебе, Господи!»
Процесс общения с Богом так меня захватил, так увлек, что перестала я себя контролировать и не заметила, как оказалась на коленях с простертыми к потолку руками и запрокинутой головой.
— О чем так искренне вы просите Господа? — источая благость, спросил монах.
Я вдруг устыдилась порыва своего эгоистического и солгала:
— Прошу, чтобы помог Господь выполнить ваше задание, чтобы научил меня любить других так же, как Он любит меня.
И монах моей лжи наивно возрадовался и просветлел и торжественно произнес:
— Я попросил Бога помочь мне любить других так же, как Он любит меня, и Бог сказал: «Наконец-то ты понял, о чем надо просить…»
Мне стало стыдно, но Шрила Мукунда не заметил стыда моего и продолжил:
— Вы духовно очень способный человек, Софья Адамовна, вы сразу правильно выполнили задание. Это сложное задание, мало кому удается его так быстро постичь. Даже мне сразу не удалось.
«Мне совсем не удалось, — грустно подумала я. — Так и проживу всю жизнь обманом. Одним обманом. Зато здесь мне равных нет. Преуспела, черт возьми, преуспела. Эх, рано бабуля умерла, сечь меня некому.»
— Пожалуй, хватит упражнений на сегодня, — заметив мою грусть, сказал монах.
— Нет, — ответила я, — задавайте еще задания, поскорей получить Знание хочу.
— Не обманывайте, вы просто хотите отсюда выбраться, — усмехнулся Шрила Мукунда.
— А что в этом плохого? — удивилась я. — Мы совсем не тем занимались, когда в Питер поехали. Теперь я это поняла. Надо было сразу к другу моему бежать, к Буранову. Я же узнала где Колян живет, а он из этой же банды. Буранов с помощью одного паяльника и одного Коляна всю банду раскрутил бы за пять минут. Вот выберусь отсюда, к Буранову сразу и побегу. Знаете, какой он крутой! Теперь, когда мы так много информации ценной получили, он быстро вашего гуру найдет. Кстати, есть у гуру какие— нибудь особые приметы?
Шрила Мукунда задумчиво на меня посмотрел и тихо ответил:
— Есть приметы: у ачарьи Маха прабхи глаза цвета разного — один зеленый, другой коричневый.
Словно током прошило меня. Сразу обмерла. Так и есть. Гуру и Гургенов — одно лицо.
Вида я, конечно, не подала. Хоть Мукунду и пожалела всей душой, но останавливаться в своих открытиях не стала.
— А что же этот Ангира Муни, выходит он обманул вашего гуру? — спросила я.
— Нет, — коротко ответил монах.
— Как же это — нет, — возмутилась я, — когда он напропалую якшается с русскими бандюганами и разъезжает на машине стоимостью в полмиллиона долларов.
— Не могу знать всех обстоятельств, — возразил Шрила Мукунда, — следовательно, не могу судить, однако, точно знаю, что обмануть ачарью не может никто. От человеческого обмана ачарья Маха прабху божественным откровением защищен.
— А Доферти ваш? — не унималась я. — Он-то дипломат. И друг ваш. Зачем он с братанами связался?
— Если потребуется и на этот вопрос Господь даст нам ответ, — тихо ответил Мукунда и отвернулся.
Мне стало жаль беднягу. Сразу захотелось сделать для него что-нибудь приятное, задание, к примеру, выполнить на «отлично».
— Уже готова выполнять новое упражнение, — заявила я.
И монах согласился:
— Хорошо, раз вы поняли уже, что без помощи Господа невозможно продвигаться по пути духовного роста, то продолжайте свою практику и попробуйте все же научиться любить не только себя. Выберите сами, кого вам легче учиться любить. Сына, к примеру.
— Сына я и без всякого труда люблю, — воскликнула я.
— Вот и подумайте, правильно ли вы его любите, — предложил мне монах.
И я добросовестно начала думать. Чем больше думала, тем больше находила, что неправильно я и своего сына люблю. Люблю его для себя, а не для него. Ему от этого какая польза? Порой даже вред.
Шрила Мукунда тем временем странно себя повел. Он поднялся, в задумчивости постоял и направился к двери. Интеллигентно в нее постучал, и, когда на пороге показался бандюган, Мукунда что-то ему негромко сказал. Бандюган так же тихо ему ответил. Мукунда снова что-то сказал, после чего бандюган уважительно кивнул и закрыл дверь.
Мне смертельно захотелось узнать, о чем они там переговаривались, но обнаруживать свою неприлежность в духовных упражнениях я все же не решалась. Как могла я признаться Мукунде, что вместо того, чтобы добросовестно выполнять задание и продвигаться по пути духовного роста, я — невежа — самым бездарнейшим образом пытаюсь подслушать своего гуру, своего духовного учителя.
