– Не только надеюсь, но и войду, – мило улыбнулась ему Илона. – Конечно, со свадьбой придется повременить, поскольку надо будет соблюсти траур по безвременно ушедшему отцу моего жениха, да еще утрясти непредвиденные сложности, которые, возможно, возникнут из-за пачкотни этого журналистишки. Но с этим Омар, думаю, справится легко. Так что мы поженимся где-то месяца через три-четыре. Да, дорогой? – подмигнула она Хали.
– Ну конечно, любимая, – усмехнулся тот, победно глядя на отца.
– Вы что же, ребятки, и мне вздумали угрожать? – Мустафа смотрел на сына удивленно-гадливо. – Мне, отцу? Хали, ты в своем уме?
– В своем, в своем, – сквозь зубы прошипел Салим-младший. Сейчас он уже не казался красавчиком, омерзительная гримаса ненависти исказила его лицо. Я покосилась на подругу. Таньский с ужасом и отчаянием смотрела на своего любимого. А любимый продолжал шипеть: – Ты меня достал, отец, своим нытьем и попреками, своими издевательскими выходками! По твоей милости мне пришлось полгода пробыть клоуном, тешить публику! Если бы я знал, что Илона меня простит, я бы давно кинулся ей в ноги, и не было бы всего этого кошмара с отелем, надоевшими бабами, – он презрительно покосился на Таньского, – и, самое ужасное, с арестом и тюрьмой. Меня там били! – Голос Хали сорвался на визг. Меня замутило от тошнотворности всего происходящего. Вот же гаденыш!
– Понятно. – Лицо Мустафы словно подернулось пеплом. Он достойно держал удар, но было видно, КАК ему тяжело. – Ну что ж, придется принимать меры.
И Мустафа попытался было поднять руку, чтобы, вероятно, сделать какой-то знак своим людям из безопасности. Но неожиданно выросший у него за спиной Борис перехватил это движение и застыл за спиной у Фархада и Мустафы с невозмутимым видом. Со стороны казалось, что в беседке все нормально и спокойно, просто телохранители хозяйки рассредоточились вокруг охраняемого объекта, а не топтались на одном месте, как раньше. Кстати, Димочка оказался за нашей спиной.
– Не советую делать лишних движений, господа, – усмехнулась Илона. – Иначе…
– Что иначе, госпожа Утофф? – процедил Мустафа, с презрением глядя на свою будущую невестку. – Как вы собираетесь незаметно расправиться с пятью гостями на глазах у всех остальных? Я уже не говорю о моих людях.
– Как? – зевнула наша милая хозяйка. – А вот как.
И она слегка кивнула Борису. Тот сделал неуловимое движение – и Фархад безжизненно обмяк на скамейке. Я с ужасом смотрела на происходящее – неужели отца Гюль действительно только что убили у нас на глазах? Словно услышав мой немой крик, Илона проворковала:
– Не беспокойтесь, господин Мерави пока всего лишь потерял сознание. Я уже рассказывала девочкам о незаурядных способностях моих телохранителей. Они умеют отключать человека лишь нажатием на определенную точку…
– Но их двое, – с трудом сдерживаясь, проговорил Лешка. – Всех одновременно они просто не успеют вырубить, мы все равно сможем привлечь внимание гостей.
– Ну почему же двое, нас трое, – ехидно ухмыльнулся Хали Салим. – Я, конечно, не владею профессиональными приемами бодигардов, но зато неплохо владею вот этим. – И он показал нам небольшой пистолет, укромно расположившийся в его ладони. – Предупреждаю заранее – с такого расстояния не промахнусь.
– Но выстрелы привлекут внимание, на что ты рассчитываешь, сопляк? – с омерзением глядя на сынулю, поинтересовался Мустафа.
– На то, что стрелять все же не придется, – очаровательно улыбнулся Хали. – Потому что предупреждаю – первый же выстрел будет в одну из ваших женщин. Одно неосторожное движение с вашей стороны – и…
– Но Хали, – не выдержала Таньский. – Как ты можешь!
– Отстань, – досадливо отмахнулся от нее Салим-младший. – Я все могу.
– Я же тебе говорила, дорогуша, – торжествующе посмотрела на мою подругу Илона, – ты слишком плохо разбираешься в людях. А теперь, господа, – к делу. Сейчас мы все встанем и спокойно пойдем к выходу. О последствиях неразумного поведения вы предупреждены. Ваш ранний уход объясним тем, что господину Мерави стало плохо и вы решили сопроводить его в больницу.
– А смысл нам идти спокойно, словно баранам на бойню, если ты в любом случае решила от нас избавиться? – еще сильнее прижав меня к себе, прохрипел Лешка. Откашлявшись, продолжил: – Погибать – так с музыкой. Заодно и вас с собой захватим. К тому же есть шанс, что хоть кто-то из нас уцелеет.
– Есть, – согласно кивнула Илона. – А если будете послушными баранами, то тогда стопроцентно уцелеют ваши дамы. Омар не собирается терять деньги из-за такого пустяка, как вы, и их по-прежнему ждут в бедуинских племенах. Пусть их будущее не представляется очень уж радостным, но это – жизнь. Они будут жить и, возможно, даже дотянут лет до 50–60.
– Нет, – с ужасом прошептала я, глядя по очереди на наших мужчин. – Не делайте этого, не надо! Не слушайте ее! Лучше умереть, чем попасть в рабство! Лешка! Артур! Ну хотя бы вы, Мустафа! Мы же вам никто, чужие женщины! Спасайтесь, деритесь!
– Я прежде всего мужчина, – покачал головой Мустафа. – И если я знаю, что могу спасти женщин, я сделаю это. Надеюсь только на свою службу безопасности, на то, что они смогут разобраться в причинах моей гибели. Что это будет, взрыв автомобиля?
– Догадливый ты у меня, отец! – радостно оскалился Хали. – А насчет службы безопасности – не надейся. Я всех уволю за то, что они не смогли уберечь тебя, негодяи!
– Не кривляйся, урод! – зашипела я. – Ничего…
В этот момент со стороны дома раздался звон разбитого стекла. Все вздрогнули и повернулись на звук. А там…
На месте одного из окон третьего этажа зияла дыра. Внизу, на земле, валялся среди осколков стекла стул. А на подоконнике сцепились в яростном клинче двое мужчин. Они балансировали на самом краю, не прекращая борьбы. Затем один из них оступился, и они полетели вниз, так и не разжав смертельных объятий.
Единый испуганный вдох собравшихся и глухой удар о землю слились в один звук.
А потом наступила тишина. В которой каждый звук чувствовал себя главным и единственным. В том числе и хриплый стон, раздавшийся с места падения. Затем – хруст битого стекла.
И вот уже поднимается, покачиваясь и неестественно держа руку, один из упавших. Окровавленный, израненный, он делает к нам шаг, другой, третий. Идти ему трудно и больно, но он идет, идет, не отрывая взгляда от единственного для него сейчас лица, идет и что-то шепчет разбитыми губами.
– Тра-та-та, тра-та-та, однозначно тра-та-та – чижика, собаку, Петьку-забияку… – мурлыкал Лешка полюбившуюся ему версию детской песенки, предложенную кавээнщиками из «Мегаполиса».
Он самозабвенно дудел этот шедевр, переворачивая щипящее от злости мясо. Не знаю, что послужило причиной такой ярости – огонь или пение звезды отечественного шоу-бизнеса Алексея Майорова, но мясо корчилось и плевалось раскаленным жиром.
Апрельское солнце трудилось с самого утра, не обращая никакого внимания на то, что сегодня, 16 апреля, было воскресенье, т. е. выходной. Оно, сопя протуберанцами, буквально за уши вытаскивало из земли первую травку, а из почек – лакированные листочки. И с неодобрением посматривало на толпу бездельников, собравшихся на первый в этом году пикник.
Ну, с толпой я погорячилась. На Лешкиной даче (фу ты, никак не привыкну – на нашей даче) собралась скорее толпишка. Или толпуська? В общем, семейство Левандовских-младших, т. е. Алина, Артур и Кузнечик, да мы с Лешкой.
Кузнечик, проведя ревизию всех знакомых укромных уголков, отыскав свои позапрошлогодние секретки, вспомнила, что она уже вполне взрослая дама и должна присоединиться к женской части нашей толпенки. Для чего? Ну как же, пока мужчины занимаются главным – приготовлением мяса, нам надо успеть быстренько справиться с непринципиальной ерундой – накрыть стол, настрогать салаты, соорудить бутерброды, так, мелочь всякая!
Разумеется, мой мобильник решил напомнить о своем существовании именно тогда, когда я извазюкалась в оливковом масле. Хорошо хоть, что это был не звонок, а сигнал о видеосообщении. Поэтому я смогла спокойно, не спеша, обстоятельно, потратив на это целых полторы секунды, вытереть руки и вальяжно взять трубку. И даже всего один раз уронить ее, а в нужную кнопку попасть практически сразу, всего лишь с пятой попытки. И вообще, я дама очень и очень выдержанная, хладнокровная, моего волнения никто и не заметил. А если всякие вредные девчонки начали хихикать, то за это они потом получат.
Наконец я справилась со своим навороченным мобильником. Последняя новинка технического гения страдальчески пискнула и выдала изображение.
Ой, мамочки! Вернее, мамочка. На меня смотрела бледная, измученная, но одновременно сияющая Таньский.
– А ты знаешь, все не так страшно! – счастливо улыбнулась она. – Так что не бойся, Анюта, давай-ка присоединяйся. И получишь вот такое чудо! – Камера чуть отъехала, и я увидела, что Таньский полулежит в кровати, а на руках у нее сопит кукленок с золотистым пушком на головке. Таньский ласково прижала своего ребеныша к груди и проворковала: – Вот такую славную дочку.
