Из Канады пришло сообщение от детей, что тамошние врачи предупреждают — надо любыми способами избегать контакта с мошкарой. При укусе она впрыскивает в жертву какой-то таинственный яд, который препятствует свертыванию крови, чтобы спокойно и без помех гадине насосаться. Этот яд очень вреден для здоровья. Его избыток вызывает болезнь, названия которой я уже и не помню, но одним из симптомов является отек мозга, обязательно связанный с головными болями. Половина больных от яда умирает, а половина — нет. К счастью, я оказалась в более удачливой половине, здоровье у меня, вопреки первому впечатлению, каменное, и даже вместе с горящими торфяниками мошкара со мной не справилась. Тут я, кстати, поняла, чего так испугался дерматолог, которому я продемонстрировала свои опухшие ноги. Тем не менее на такие эксперименты я нарываться больше не хочу.
Наше очередное старательно распланированное путешествие в летние каникулы должно было пройти по замкам Луары. Дети вдруг заинтересовались историей, для меня это была тема приятная, но я историю замков знала плохо. Ну что ж, походим, посмотрим…
Закончилось всё только «посмотрим», потому что смотрели мы на замки издалека, так как подъехать к ним близко не могли.
Июль в Трувиле закончился страшной жарой, а август набросился на нас огнедышащим драконом. Мы с Моникой оказались в самом жарком месте Европы. Из газет я узнала, что от жары во Франции умерли около шести тысяч человек. Еще чуть-чуть — и я бы к ним присоединилась. У ног моих шумел океан, я взяла напрокат пляжный зонт, ну и что? На пляже, в тени, можно было выдержать до одиннадцати утра. Дальше — ад.
Ничего удивительного, что все каникулы мы провели главным образом в казино, и под конец я выиграла приличную сумму и покрыла все издержки пребывания…
Хватало одной жары, чтобы помереть, так еще и шум досаждал. С восходом солнца поднимали бучу чайки, в половине седьмого на пляж въезжала махина размером с танк, чтобы убрать мусор, а сразу после раннего завтрака на сцену являлись бодренькие детишки… В казино, как известно, царит вечный галдеж, и можно привыкнуть, но вечером творилось нечто невообразимое. На эстраду с пугающим визгом вылетало стадо юных дев, которые принимались танцевать канкан. При мысли о том, что в Польше у меня тихий и прохладный дом с кондиционером, я впадала в черное отчаяние. Я бы закончила с морским отдыхом, если бы не Моника, у которой каникулы, да и гостиница оплачена до конца месяца…
На следующий год у Моники каникул уже не было, приехала она где-то в начале мая вместе с женихом, неким T.J., произносится как Тиджей, и к его странноватому имечку все тут же привыкли. Он учится вместе с Моникой на программиста. Вместе с ними я снова поехала в Познань, потому что хотела показать детям Гнезно, Гопло, Стшельно, Тшемешно и вообще так называемые корни страны. В итоге ничего я им не показала, кроме собора в Гнезно, потому как оказалось, что я немедленно должна возвращаться, чтобы принять неслыханные почести. Совершенно неожиданно я была награждена Офицерским крестом. Дополнительно меня очень порадовала семья Тиджея, которая живет в Канаде. Никто парню не поверил, когда он рассказывал, что при первом же посещении Польши оказался в Президентском дворце абсолютно легально, как почетный гость. Только фотографии доказали его правдивость, и привели его родню в неописуемый восторг.
В летнее путешествие мы отправились втроем — Роберт, Зося и я. Мы поехали в Сен-Мало, разумеется, через Чешин и Вену.
И опять нас преследовала дикая жара. Уже в Чешине плавился асфальт. Ясно было, что нужно как можно скорее удирать куда-нибудь, где попрохладнее. Увы, Австрия — это не Голландия. Мы гуляли по Вене, а жарища всё нарастала.
В недобрый час прибыли мы в Сен-Мало. Море всхлипывало под самым нашим носом, билось о высоченный волнорез. Прилив такой, что даже самая крепкая акула не отважилась бы приблизиться к нам, не разбив нос об него. Отлив же открывал бескрайние поля замечательного мокрого песка, но только спускаться на берег приходилось по очень крутой высокой лестнице.
Исследуя, помимо памятников архитектуры, еще и привлекательные трактирчики и закусочные, мы открыли пологий спуск на пляж, только вот прилив, который едва не заливал улицу, исключал возможность воспользоваться на пляже стульчиком или зонтом. Только голый песок и вода. Территория для молодежи!
Прага тоже обрушила на меня жару. Я бывала там раньше, но поздней осенью, и моя судьба, упрямо пичкающая меня жаром с небес, не отметила в памяти моего пребывания. С неба лился живой огонь, земля плавилась. Я гуляла по Пражскому Граду. Сразу скажу, что символ Праги, Злата Улочка, меня разочаровала. Сама улица выглядит как картинка из детской сказки, но около домиков куча ларьков, торгующих всякой туристической ерундой — сувенирами, посудой, картинами местных художников, и это очень портит впечатление. Форменный идиотизм. Правда, и в этом есть свое зерно, иначе я бы слонялась в самый полдень под палящим солнцем.
По таинственным и непонятным причинам мне мало-помалу стало плохеть. Не исключено, что дурацкий инфарктик, который я давным-давно перенесла на ногах, оказал на меня влияние. Мне перестало хватать сил на всякие обязанности, и в первую очередь на Советский Союз…
Я стала задыхаться и хрипеть, что страшно удивило мое окружение. Я ведь молода, как весенний огурчик, дивно хороша собой, с чего бы мне хрипеть и задыхаться? Так жить трудно, подобные пакости всем мешают, поэтому было решено со мной что-то делать.
Понятия не имею, кому первому пришло на ум наконец-то взяться за меня, может, мне самой, но рассуждали все о моем здоровье года этак три. Вспомнила, кто все придумал! Петр. Мой стародавний приятель, когда-то сослуживец, в какой-то момент даже мой мужчина, которого я тактично описала в нескольких своих произведениях.
Как-то давно, много лет назад, он вывел меня из депрессии, уверив, что моя жизнь только начинается, и оказался прав. Он же подсказал мне мысль пройти курс лечения в специальном оздоровительном центре. Этот центр он сам проектировал, сам в нем лечился, утверждая, что пожилым людям там возвращают частицу здоровья.
— Не глупи, — сказал мне Петр. — У тебя же есть деньги, перестань экономить на себе. В центре человек теряет десять кило веса, а в обмен получает десять лет жизни. Я пришлю тебе по факсу прейскурант с ценами.
Сразу оговорюсь, что в центр, который спроектировал Петр, я не поехала потому, что там не было казино, и меня это не привлекало. На лечение я отправилась в Ла-Боль — крупный европейский курорт на побережье Бискайского залива.
В Ла-Боль дул с моря свежий ветер. К пану доктору я опоздала на пять минут, и он был этим обстоятельством недоволен. Он вручил мне программу лечебных занятий.
Меня жутко напугал один пункт, а именно — «parcours aqua-minceur».[29] По-нашему, паркур — это пробежка для лошадей перед бегами на глазах публики. А это что значит? Мне предстоит скакать галопом туда-сюда? Я решила, что, в случае чего, галопировать не буду. И точка.
А потом оказалось, что водный массаж — моя самая любимая процедура за весь курс лечения. Это бассейн с бурлящей водой, разделенный на секции, в котором каждый может делать всё, что угодно. В бассейне приходилось постоянно идти против течения. Потрясающе! Уже после второй недели лечения на крутой склон я взбиралась без малейшей одышки. Ведь помогло, а? Правда, были и неприятные моменты. Например, постоянно дующий с моря сильный ветер. Вроде бы мелочь, но страдающим от давления было не по себе.
Моника стала приезжать в Польшу, где родилась, после шестнадцати лет. Конечно, она говорила по-польски, но воспитана была все-таки в англоязычной среде. Роберт не хотел, чтобы у ребенка были комплексы. Сын разговаривал с внучкой по-английски, и счастье Моники, что его жена Зося все-таки общалась с дочкой исключительно по-польски.
Вторая моя внучка, Каролина, — двуязычная, равно хорошо говорящая и по-французски, и по-польски. Когда она говорит по-польски, никто не догадается, что экзамены за среднюю школу она сдавала во Франции, и ни один француз, если она говорит по-французски, никогда не подумает, что она родилась в Польше.
Увы, стоит заговорить моей первой внучке, как сразу становится понятно, что она тоже росла в англоязычной культуре. Однако в Монике живет дух родного языка, словно гены ее польских предков. Даже если она придумывает свои особые слова, то абсолютно в согласии со здравым смыслом. Смешной случай произошел в Париже.
Мы зашли в какое-то бистро, причем с кучей покупок. Перед едой возникает естественное желание избавиться от этого балласта, и самое удобное — положить покупки на стул рядом. Иногда свободных стульев не хватает. Мы огляделись вокруг.
