— Эми! — заорала я. — Принесите полотенце из ванной!
Девушка по-прежнему торчала на пороге, глаза у нее были как блюдца. Она напоминала оленя, внезапно выхваченного светом фар в темном лесу.
Эми не двинулась с места.
— Полотенце из ванной! Живо!
Кровь изо рта Бартлета вот-вот должна была стечь на ковер. Еще секунда, и мне пришлось бы вытирать его щеку собственной юбкой. Из белого льна, между прочим.
В магазине она стоит 138 долларов, но я купила ее на распродаже за 33 доллара.
Можете себе представить, как я обожала эту юбку.
— Эми!
Девушка дернулась так же, как и ее жених, — словно собака, услышавшая команду. Оглядываясь через плечо, она выбежала из комнаты в прихожую, рванула дверь и исчезла в ванной. Не успела я глазом моргнуть, как она вернулась с бордовым полотенцем в руках.
Цвет полотенца, должна заметить, идеально подходил для моих целей.
Когда девушка передавала мне полотенце, Бартлет потерял сознание. Его голова безвольно скатилась набок.
Видимо, это зрелище — Бартлет теперь сильно походил на мертвеца — добило Эми. Она завопила, прижав ладони к щекам. Последний раз я видела этот жест у героинь старых черно-белых триллеров, которых в детстве насмотрелась в невероятных количествах.
Я не была готова к резким звукам. Когда Эми потеряла контроль над собой, от неожиданности я едва не повалилась на пол рядом с Бартлетом.
Девушка все не умолкала. Орала как оглашенная. Может, встать и влепить ей затрещину, как обычно поступали в тех старых фильмах? Но тут, слава богу, в комнату влетел Джек.
Своим возвращением он доставил мне большую радость. Поскольку я совершенно уверена, что риэлтору не рекомендуется общаться с клиентом посредством оплеух.
— Джек, что сказали в 911? Что делать с огнестрельным ранением, пока они не приедут?
Молодой человек направился прямиком к своей невесте. На меня же глянул, как на надоедливого комара.
— О чем вы? — Прежде чем я успела ответить, Джек обнял Эми. — Милая, как ты? Ах ты моя маленькая, иди сюда, крошка, иди к своему папочке.
Вот уж ни за что бы не подумала, что к двадцатидвухлетнему юнцу с ясными голубыми глазами можно относиться, как к папочке. Однако девушка придерживалась иного мнения и, не раздумывая, прильнула к жениху.
Оказавшись в объятиях Джека, она по крайней мере перестала вопить и теперь, к моему великому облегчению, лишь тихонько всхлипывала.
— Все хорошо, дорогая, — успокаивал невесту Джек, — я с тобой. Все обойдется, малышка.
Понимаю, с моей стороны было бестактностью прерывать столь трогательную сцену, но Бартлет, похоже, умирал.
— Джек! — вмешалась я. — Что нам делать?
Юноша глянул на меня пустыми глазами.
— Ждать «скорую». — Его тон явно подразумевал: сама могла бы догадаться.
— Разве вы не поняли, о чем я просила? — процедила я сквозь зубы. — Нужно было узнать, что делать при ранении в грудь.
Джек по-прежнему обнимал Эми и повторял как заведенный: "Ах ты моя девочка…" Тем не менее он меня услышал.
И недоуменно пожал плечами.
Я молча взирала на него. Очевидно, в списке приоритетов Джека Локвуда "Спокойствие Эми" стояло много выше "Спасения умирающего".
— Наверное, не мешало выяснить, — произнес молодой человек, бросив беглый взгляд на Бартлета, — но все равно они будут здесь через минуту. — Разрешив таким образом проблему, Джек снова повернулся к невесте. — Маленькая моя, напугалась, да? Я бы вернулся раньше, но никак не мог найти телефон! Обыскал весь дом, пока не заметил аппарат под шкафчиками на кухне. Нашли место для телефона! Если бы я не нагнулся, то вообще бы его не увидел…
Я поверила ему на слово. Дениз Каррико, несомненно, полагала, что телефонные аппараты портят ее идеальные стены.
— Обшарил спальню, кабинет, ванную и… — продолжал Джек расписывать свои подвиги.
Я же сидела на полу рядом с Бартлетом, держала его за руку и жалела о том, что пошла в риэлторы, а не в медсестры.
Никогда прежде не чувствовала себя такой беспомощной. Но что я могла поделать? Я боялась зажать рану, дабы не навредить Бартлету. Боялась его перевернуть. Словом, боялась всего и сразу.
Поэтому ничего другого не оставалось, как держать беднягу за руку и ждать, а в ожидании размышлять над его словами.
Неужто мы с Бартлетом знакомы с одним и тем же Портером Мередитом?
Ничего странного в том нет. Наверное, у адвоката Бартлета и у меня, проработавшей в риэлторском бизнесе девять лет, было немало общих знакомых среди юристов. Просто до сих пор не представилось случая их вспомнить.
А Портера Мередита я знала, можно сказать, совсем неплохо.
Одно время мы даже встречались. Около двух месяцев. Собственно, до того, как я познакомилась с Матиасом, Портер Мередит был последним мужчиной, с которым у меня были мало-мальски серьезные и длительные отношения, — то есть когда не ограничиваешься двумя свиданиями. Если вдуматься, в моей связи с Портером также не было ничего удивительного, поскольку мистер Мередит не пропустил ни одной сколько-нибудь привлекательной женщины в Луисвиле. Он был, что называется, бабником. Именно это обстоятельство и побудило меня расстаться с ним. Была и другая причина: Портер возомнил, будто близкие отношения дают ему право мною командовать.
Когда он начал указывать, какого цвета помадой мне следует пользоваться, я решила, что с меня хватит, и дала командиру отбой.
Но пострадавший, кроме имени, произнес кое-что еще. Он сказал: "Девочка Портера Мередита". Неужто нынешняя подружка Портера пристрелила беднягу Бартлета?
Однако поразмыслить хорошенько над последними словами умирающего я не успела, потому что прибыла полиция. И "скорая".
Я так обрадовалась сиренам за окном, что едва не составила компанию Эми, которая до сих пор не прекратила лить слезы, шмыгать носом и тереть глаза.
Когда же я увидела, как двое полицейских входят в дом Каррико и направляются в мою сторону, то с трудом удержалась, чтобы не разрыдаться в голос. Но уже не от радости.
Полицейских звали Мюррей Рид и Тони Констелло.
Я имела удовольствие столкнуться с ними три месяца назад.
Тогда они терзали мою особу расспросами по поводу убийства Эфраима Кросса, богатого владельца домов для престарелых, оставившего мне в наследство больше ста тысяч долларов. Помнится, я так и не сумела удовлетворить любопытство копов, каким образом оказалась наследницей по кривой. Собственно, мне и сказать-то было нечего, кроме того, что я знать не знала Эфраима Кросса.
Рид и Констелло скептически отнеслись к моим признаниям. Они возвели меня в ранг главной подозреваемой и все допытывались, как же могло случиться, чтобы совершенно чужой человек отвалил мне целое состояние.
Спешу сообщить, что подозрения с вашей покорной слуги в конце концов были полностью сняты. Более того, я приложила руку к поимке настоящего преступника. В связи с чем теперь имела все основания надеяться на более приязненное отношение со стороны Рида и Констелло.
Но не тут-то было. Облом. Ни намека на дружеские чувства в их пытливых глазах.
Мне даже почудилось, что копы были рады видеть меня не больше, чем я их.
К чему бы это?
Мюррей Рид и его напарник, Тони Констелло, всегда напоминали мне солонку и перечницу. Рид с белесыми волосами, прилипшими к черепу, и приземистой фигурой штангиста, разумеется, был солонкой, а смуглый Констелло с густыми черными усами и тяжелыми веками над темно-карими глазами — перечницей.
В гостиной бригада медиков обрабатывала Бартлета. Я топталась в прихожей дома Каррико и дивилась тому, сколь угрожающе могут выглядеть обычные столовые приборы — солонка и перечница.
— Ну-ну, — произнес Рид. Невинное междометие в его устах прозвучало обвинительным заключением.
Такая уж у Рида манера высказываться — монотонная и отрывистая, как у бездушных полицейских боссов из старых телесериалов. Те экранные начальники даже биг-мак заказывали прокурорским тоном.
Думаю, современному полицейскому не стоит подражать персонажам, которые не вызывают симпатии публики. Сначала я подозревала, что Рид разговаривает так нарочно, дабы попугать, однако за все время нашего знакомства он ни разу не сбился на человеческую интонацию. И тогда я догадалась: у Рида такой голос от рождения. Потому-то он и стал полицейским.
С голосом, как у бездушного копа из телесериала, у него просто не было выбора.
Вероятно, этим даром природы объясняется неизменно плохое настроение Рида. Возможно, он мечтал стать дантистом. Или священником. Но куда там! По причине особого устройства голосовых связок у бедняги была только одна дорога — в полицию. Пожалуй, станешь тут раздражительным.
— Кого я вижу, — пробурчал Рид, нахмурившись. — Куда ни придешь, всюду вы.
