Задняя дверца распахнулась. Из салона выскочил парень и, отчаянно жестикулируя, подскочил к нам.
— Бли-ин! Я так и знал, что баба за рулем! Слышь, кошелка, освободи дорогу!
От такого хамства я слегка растерялась, а потом разозлилась и заорала:
— Придурок! Разуй глаза, убогий! Я не могу проехать — мусорка мешает!
Не поверив на слово, парень поскакал проверять. Наверное, увиденное его расстроило. До слуха донеслось замысловатое ругательство, а следом за ним недовольный вопль:
— Чалдон! Сдай назад, пусть эти курицы проедут…
Водитель мешавшей нам машины отъехал назад, освобождая дорогу, но я не спешила воспользоваться его любезностью по той простой причине, что все тело словно сковал лед.
«Это они! — стучала в голове мысль. — Чалдон! Он был главным. Как же он называл своих дружков? Что-то с кувшином связанное… Жбан! Точно, Жбан! А второй — Михей. Все-таки приперлись, субчики!»
Пришла я в себя от крика:
— Что стоишь, швабра?! Проваливай отсюда, пока фотографию не испортили!
— Хам трамвайный! Лишенец! — с достоинством ответила я, трогаясь с места.
Чалдону, видать, не терпелось попасть на место преступления: он не стал дожидаться, когда я проеду, а рванул вперед, едва капот моей машины поравнялся с задней дверцей его джипа. Раздался противный скрежет металла о металл, ввергший меня в состояние дикой ярости. Машину свою я очень люблю, досталась она мне собственным трудом, и допустить, чтобы какие-то бандюги вот так, за здорово живешь, ее калечили, было просто невозможно.
Плохо соображая, что творю, я влупила по тормозам, выпрыгнула из машины и взяла курс на джип, из которого вылезали два парня. Третий уже поджидал их возле мусорного контейнера. Разница в весовых категориях между ними и мной была очевидна. Но что может остановить разгневанную женщину?!
— Ты чего себе позволяешь, трасформер-переросток?! — набрасываясь с кулаками на водителя, зарычала я. — Думаешь, если ездишь на этом крокодиле, — в сердцах я пнула ногой колесо джипа, — то можно маленьких обижать? Не выйдет, не на ту напал. А ну, быстро гони документы, выкидыш капитализма!
Чалдон, а это, несомненно, был он, поскольку вылез со стороны водителя, округлив глаза, отступал назад мелкими шажками, пока не уперся спиной в собственную машину.
— Жбан, убери от меня эту психическую, а то без глаз оставит, к едрене-фене!
Сию же секунду меня сзади схватили какие-то клещи и поволокли прочь от Чалдона. Само собой, этот факт мне не понравился, я принялась громко ругаться, употребляя фразеологические обороты, в которых преобладали слова ненормативной лексики. Пару раз удары ногами достигли цели. Жбан охнул, разжал свои клещи, и я шмякнулась на асфальт, больно ударившись пятой точкой. Представив, как нелепо выгляжу, должно быть, со стороны, я неожиданно разревелась. Чалдон с опаской сделал крохотный шажок в мою сторону и, присев на корточки, участливо поинтересовался:
— Больно?
— Угу, — шмыгнула я носом.
— Ну, извини. Ты же разбушевалась, как Фантомас. Чего хотела-то?
— Справедливости-и… — Я быстро сообразила, что слезы в данной ситуации идут на пользу, и подпустила еще порцию трагизма в голос.
— Иди ты! — не поверил Чалдон. — Это ты ради справедливости так кулаками махала? Смелая крошка! А ты уверена, что обратилась по адресу? При чем тут я?
— Ты мне машину поцарапал!
Парни дружно заржали. Вероятно, для них царапина на машине — вовсе не повод для драки. Разумеется, если эту царапину нарисовали они сами. Однако я сдаваться не собиралась и заревела еще громче. Чалдон сморщился:
— Слышь, кончай сырость разводить. Я, конечно, поторопился — нужно было сперва тебя пропустить. Вот тебе двести баксов, и давай забудем эту маленькую неприятность.
Чалдон достал из кармана две бумажки по сто долларов. Увидев деньги, я успокоилась, но лишь для того, чтобы разозлиться.
— Засунь свои доллары себе в… Ты понял, куда? — поднимаясь с земли, прошипела я.
— Чего ж ты хочешь, ненормальная?! — удивился Жбан.
— Тебе сказали, Жбанчик: девочка хочет справедливости, — растянул губы в улыбке парень, который самым первым вышел из машины. Михей, я так думаю.
— Тяжелый случай, — покачал головой Чалдон. — И в чем, по-твоему, справедливость в данной ситуации?
— Сам поцарапал, сам и ремонтируй, — после недолгого размышления заявила я. — Деньги у меня у самой имеются. Тут дело принципа!
— Совсем бабы распустились! — не то возмущенно, не то восхищенно воскликнул Михей.
Мне было не до тонкостей его интонации, я уставилась на Чалдона, ожидая, какое решение он примет.
— Ладно, — наконец произнес он. — Сейчас некогда этим заниматься, да и поздно уже. Я дам тебе номер своего мобильника, позвони мне завтра-послезавтра, лады?
— Хорошо, — со сдержанным достоинством ответила я.
Когда бумажка с номером телефона оказалась в руках, мне ничего не оставалось делать, как убраться восвояси.
В машине меня поджидала Манька. На ее лице застыло выражение отчаяния. Впрочем, оно мгновенно сменилось выражением недовольства, едва только я села на водительское место.
— Ты чего так долго?! Я прямо извелась вся! — набросилась на меня подружка.
— Могла бы и присоединиться…
— Не могла. Я в задумчивость впала, — парировала Маруська. — Зато я номер их джипа срисовала!
— Очень удачно, молодец. А я у Чалдона взяла номер его мобильника.
Несколько секунд Маруська ошалело моргала, а потом восхищенно выдохнула:
— Ух ты! А… зачем он нам?
Я пожала плечами:
— Пока не знаю, но, думаю, пригодится. Во всяком случае, машину он мне отремонтирует.
Мы выехали на проспект, и я уже собралась ехать домой, но тут Манька неожиданно попросила:
— Останови здесь на минуточку.
— С чего бы это? — удивилась я, но остановилась.
— Хочу посмотреть, что там ребятки во дворе делают.
Возразить я не успела — Манька выскользнула из салона и тенью метнулась в арку.
— И они еще говорят, что я сумасшедшая, — неизвестно кому пожаловалась я, принимаясь в волнении грызть ногти.
Сколько прошло времени в томительном ожидании, не знаю: время для меня как бы вообще перестало существовать. А вот воображение разыгралось не на шутку: страшные картины расправы над любопытной Маруськой медленно проплывали перед мысленным взором и заставляли содрогаться в пароксизме страха.
— Досчитаю до десяти и пойду спасать подругу, — заявила я, холодея от собственной смелости. — Раз… Два… Три…
На счете «четыре» справа хлопнула дверца, напугав меня почти до энуреза, и рядом очутилась Манька.
— Порядок, Славик! Парни копаются в контейнере. Значит, железяка та им для чего-то нужна! — довольно потерла руки подруга.
Я завела мотор и поехала в сторону дома.
— А ты уверена, что железяка, которую мы откопали в мусорке, — именно то, что они ищут? — усомнилась я.
— Вообще-то не очень, — смутилась Маруська. — Но в контейнере больше ничего интересного не было. К тому же железка эта, как я уже говорила, сильно отличалась от остального мусора.
Объяснение так себе, но за неимением другого пришлось довольствоваться и этим.
Дома мы с Манькой первым делом взялись рассматривать найденный предмет. Делали мы это очень внимательно и в конце концов пришли к следующим выводам: железка, судя по виду, очень старая (или старинная?), имеет форму ромба, внутри его — небольшая пустота, которую я обозвала дыркой. И все, пожалуй. Хотя нет, не все — внутри этой «дырки» имелся большой металлический штырь толщиной в два пальца и ржавый до черноты, а грани ромба были обмотаны толстой проволокой, тоже ржавой. Нужно заметить, что сам ромб и штырь (гвоздь?) качественно отличались друг от друга по составу, да и по внешнему виду. Штырь выглядел значительно более древним, чем ромб.
— Да-а, занятная хреновина, — глубокомысленно изрекла Маруська, почесывая затылок. — Интересно знать, для чего она нужна…
— Мань, я все-таки склонна думать, что ты ошиблась. Не эту железяку выбросил убитый. Может, он пистолет выбросил? Или ножик?
Подруга вскочила и забегала по комнате, где мы сидели, роняя по ходу разные мелкие — и не очень — предметы. Ее это ничуть не смущало: она машинально их поднимала, но только для того, чтобы в следующую секунду уронить снова. Через пару минут подобных физических упражнений моя комната походила на пещеру доисторического человека, в которой ни разу в жизни не убирались.
— Ты подумай, что ты говоришь! — на мгновение остановившись, всплеснула руками Манька. — Если бы у убитого был пистолет, стал бы он убегать? Пиф-паф — и ой, ой, ой, умирает Жбанчик мой! Ну, и остальные тоже…
— Ворошиловский стрелок.
— Чего? — переспросила сбитая с толку Манька.
— Я говорю, убитый парень должен был быть хорошим снайпером, чтобы на бегу пальнуть в преследователей и всех троих уложить.
