— Кто это? — глухо поинтересовался Колюня, стараясь придать мне строго вертикальное положение — перпендикулярно крыльцу.
— Твоя покойная мачеха. Звалась Валерией, — чувствуя себя за спиной Колюни в относительной безопасности, осмелела Наташка.
Покойница растерялась, но тут же расцвела новой лучезарной улыбкой.
— Так вас не предупредили?.. Боже мой, я вас напугала… — опустив руки, она отступила назад. — Проходите, пожалуйста.
У меня не хватило смелости сунуться вперед. Первым запустили Колюню с сейфом, врученным ему Психеей, за ним довольно уверенно шла она. Мы с Наташкой немного задержались, все еще приходили в себя. Не каждый день сталкиваемся с воскресшими покойниками. Слабый вскрик Психеи из холла едва не ввергнул нас в прежнее состояние ужаса.
— Неужели все-таки поминки? — пролепетала Наташка, увлекая меня к машине Колюни. — Сядем и забаррикадируемся… Нет, не сядем! И не забаррикадируемся. Колюня машину закрыл, аккуратист несчастный. Ир, оглянись, что там в дверях просматривается. Не бойся, я с тобой.
Я оглянулась и… вспомнила, что замужем.
— В дверях проходит показательное выступление хирурга Ефимова. Дмитрия Николаевича. Кажется, я с ним развожусь… С другой стороны, мы квиты…
— Ириша, сейчас не время сводить с ним личные счеты. Как думаешь, почему вякнула Психея?
— Будем надеяться на лучшее. Наверное, еще кто-нибудь воскрес. Не удивлюсь, если это Зинаида.
— Хорошо бы, вместо нее воскрес дедуля.
— Он в коме.
— Ну и что? Трудно помереть, не выходя из комы? Помер, а потом взял да и возродился к новой жизни. Безалкогольной. Ир, вот не надо сейчас действовать мне на психику. Пойдем в дом. Если в дверях торчит вечный двигатель твоего прогресса, там безопасно.
— А сзади него красуется господин следователь. Это мне больше нравится. Он не позволит выйти моему мужу за рамки приличий.
— Можно подумать, Ефимов когда-нибудь поднимал на тебя руку.
— Еще не хватало! Боюсь, что я на него подниму, а он ответит оскорблением. Оно мне надо? Ну, что ты прилипла к машине? С ней тебя внутрь не пустят.
— С машиной как-то надежнее… Ладно. Цепляй на физиономию маску оскорбленной добродетели — и вперед.
Мы медленно направились к дому, готовясь к новым сюрпризам. На Димку не смотрела из принципа. Была охота лицезреть его издевательскую ухмылку. Судя по тому, как Наташка его потеснила, добровольно освобождать проход он не собирался. Конюков отступил сам.
В холле, как я и предполагала, столбовой дворянкой восседала на диване вторая «покойница» — Зинаида Львовна. Без отрыва от полулитрового бокала (видимо, с чаем) она благосклонно нам кивнула, мы сдержанно приветствовали ее, поздравив с воскрешением. Она еще раз кивнула и покосилась на сейф, пристроившийся в уголке журнального столика. Из кухни доносились веселые голоса «дизайнеров», скорее всего отыскавших заначку — завалявшиеся пакеты с лапшой. То-то радости! У подножия лестницы стояла Валерия. Такое впечатление, что улыбка намертво приклеилась к ее лицу.
— Где Константин? — требовательно поинтересовалась Наташка.
— Полчаса назад проводили, — добродушно ответил Конюков. — Невеста за ним прикатила. По нашему вызову. Разъяснили девушке, что парень был срочно отозван на спецзадание. Прямо из-под венца. Она ему тут от счастья в дополнение к руке чуть ребра не переломала. Вот только у меня создалось впечатление, что ему не очень-то хотелось уезжать вместе с ней.
— Стерпится — слюбится. Ко всему привыкают, — вздохнув, проронила Зинаида и шумно отхлебнула из бокала.
— Что-то не видно нашего дорогого Юрия Васильевича, — внимательно изучая крупнокалиберные зеленые горошины на бокале, посетовала я. — Все покойники вернулись с того света, а он, полуживой, — нет. Не справедливо.
Зинаида поперхнулась и закашлялась, я поспешно отвела взгляд в сторонку и наткнулась им прямо на Дмитрия Николаевича. Он счел своим долгом пояснить: Юрия Васильевича только утром вывели из комы. Больному предстоит долгий процесс лечения и реабилитации. Он еще что-то говорил, но я уже не слушала. В полном отупении наблюдала, как с лестницы, улыбаясь, спускается разоблаченная лично мной мошенница Надежда. Не могу утверждать, что форма майора внутренних дел была ей к лицу, а вот улыбка женщине очень шла…
Наташка долго изучала служебное удостоверение Надежды и в конце концов сделала вывод: фотография ни к черту, фотограф — сапожник. Свел на нет все приятные деловые черты домработницы и обаяние мошенницы, осталась сплошная служебная сухость. И, как бы между делом, поинтересовалась, давно ли Конюков знает Надежду Викторовну Поздееву. Десятилетний срок ее устроил, но подруга тут же прицепилась к разрушительной деятельности Надежды, обратив внимание «покойницы» Лерочки на факт повреждения майором полиции системы отопления в доме. Но Валерия легкомысленно отмахнулась от этой неприятности, пояснив, что Надежда Викторовна очень торопилась. Боялась упустить сбежавшую Джульетту.
— Все равно не успела, — буркнула Наташка, не желавшая смиряться с великим моим заблуждением в отношении личности Надежды. — По тебе, Надежда, плачет роль руководителя школы актерского мастерства.
— Я старалась, — скромно ответила майорша.
— А вот Юр Васа не уберегла, — продолжила придирки Наташка, и она беспомощно развела руками.
— Виновата. Джульетта опередила. Ухитрилась добавить ему в кефир спирт и подменила таблетки, снижающие уровень сахара в крови. А коньяк у Станислава Аркадьевича он сам отыскал. По нюху, наверное. Алкоголики прекрасные поисковики. В стадии запоя организм работает только в направлении поиска, ничто не отвлекает от поставленной задачи.
С улицы донесся шум подъехавшей машины. Валерия вскинулась и выдала вслух что-то непонятно-радостное. Затем счастливое выражение ее лица сменилось на испуганное. Она сжала ворот свитера в комок, но тут же отпустила и опрометью кинулась к двери. Там и застопорилась, беспомощно оглядываясь то на Конюкова, то на Надежду.
— Все нормально, — подбодрил ее следователь.
И оказался прав. С охапкой цветов не вваливаются в дом с целью устроить скандал. По крайней мере, с порога.
— Полетаев Станислав Аркадьевич! — торжественно представил нам хозяина дома Конюков.
Дальше началось нечто невообразимое. Валерия, которую Стас собрался заключить в свои объятия, стараниями Зинаиды неожиданно улетела к окну, где попала в инстинктивно расставленные руки хирурга Ефимова. Сам Стас под бурным натиском восторженно причитающей тетушки впечатался в дверь, рассыпаясь цветами и заготовленными ласковыми словами к жене. Не смог вовремя уловить изменение ситуации и переориентироваться. А с порога кухни донеслось напряженно-громкое Колюнино приветствие: «Здравствуйте… Станислав Аркадьевич».
— Не видишь, папа занят, — попеняла ему Наташка и, подхватив меня под руку, напомнила о необходимости быть стойкой к волнительным обстоятельствам. В первую очередь — Зинаиды. Не зная меры в проявлении бурных родственных чувств ради достижения первенства на присвоение звания самой заботливой тетушки в мире, она, чего доброго, сметет нас с дороги. Уронит, наступит и не заметит.
На счастье, из кармана любвеобильной тети выпала пачка долларов, непонятно когда изъятая ею из опрометчиво незакрытого нами сейфа, и Зинаида резко сменила тактику.
— Ой, Стасик, — всплеснула руками старая плутовка. — Ты денежки обронил. Неужели тебе их продали вместе с цветами?
— Да вот, уговорили взять в нагрузку, — подмигнул жене Полетаев. — Здравствуй, тетя. Если тебе не сложно, вернись, пожалуйста, в кресло.
Зинаида с готовностью подчинилась, взяв курс на сейф. Но Психея ее опередила. Мягко, но настойчиво, не слушая заверений тети о намерении убрать бесхозный ценный ящичек, вытянула его из загребущих рук Зинаиды и перенесла на подоконник, где и встала вневедомственным стражником.
Приветствиями обменивались долго. Люди от безразмерного счастья глупеют. Пока Стас в третий раз с гордостью знакомил жену со своим родным сыном, то обнимая его, то ласково похлопывая по плечу, майор Поздеева сгребала в кучу символ желанной встречи — цветы запоздалые. Стас вспомнил о них, когда Надежда пристроила их в ведро с водой, а само ведро водрузила на журнальный столик. В знак утешения поближе к запечалившейся Зинаиде.
Все это время мы с Наташкой скромно жались в уголок к хирургу Ефимову, чувствуя себя лишними на этом чужом семейном празднике. Конюков то и дело нырял за мобильником. Несчастный человек! Потому как «счастливые часов не наблюдают». Наконец не выдержал и откланялся, заявив, что не прощается. Вместе с ним исчезла Надежда. Наташкин протест, связанный исключительно с отсутствием квалифицированных разъяснений по поводу всей заварушки, повис в воздухе. Сразу после торопливой ссылки Конюкова на то, что «Дима все расскажет».
