Потом она велела Фингалу и Эмбер отправляться на угнанной моторке на материк. Негритянка (звали ее Джолейн) отметила путь на карте и даже выдала им в дорогу воду в бутылках и прохладительные напитки.
Затем белый парень оттащил Фингала в сторону, в лес, а когда они вернулись, Фингал был бледен как покойник. Белый вручил Эмбер кольт Пухла с наставлением «пристрелить маленького уродца, если вздумает выкинуть какой-нибудь фортель».
Эмбер не слишком доверяла большому револьверу с тех пор, как однажды он уже дал осечку, но говорить об этом Фингалу не стала. Да он и без того казался слишком больным и подавленным – вряд ли что-нибудь учинит.
Так оно и было. Белый тип, друг Джолейн, не стал поднимать на Фингала руку там, в зарослях. Вместо этого он посмотрел мальчишке прямо в глаза и сказал:
– Сынок, если Эмбер не попадет домой живой и невредимой, я отправлюсь прямиком к твоей мамуле в Грейндж и расскажу ей обо всем, что ты натворил. А потом напечатаю твое имя и фото скинхеда пострашнее на первой полосе, и прославишься ты – мама не горюй.
А затем спокойно отвел Фингала обратно на берег и помог ему забраться в лодку. Джолейн Фортунс ждала с дробовиком в руках, следя за Бодеаном Геззером и Пухлом. Ее друг вошел в воду и подтолкнул корму на глубину, чтобы Фингал с Эмбер могли опустить подвесные моторы, не зацепив дно.
– Счастливого пути! – крикнула негритянка. – Остерегайтесь ламантинов!
Час спустя Фингал наконец услышал то, чего так страшился, – вертолет. Но тот оказался не черным, а ярко-оранжевым. И принадлежал не НАТО, а Береговой охране США; чавкая лопастями летал взад и вперед в поисках пропавшей женщины в маленькой лодке, взятой напрокат, женщины, которая сказала, что не поедет дальше Коттон-Ки.
Фингал этого знать не мог. Он был уверен, что вертушка послана атаковать его, – и немедля бросился на палубу, дергая за собой Эмбер.
– Берегись! Берегись! – орал он.
– Возьми себя в руки, пожалуйста.
– Но это они!
Вертолет завис над моторкой. Спасатели увидели парочку, обнявшуюся на палубе, и, будучи привычными к таким амурным сценкам, полетели дальше. Это явно не то судно, за которым их отправили.
Когда вертушка исчезла, Фингал робко начал собираться с мыслями. Эмбер пихнула ему карту под подбородок и велела прекратить строить из себя сопляка. Еще через час показался разводной мост Групер-Крик. «Настояшшую лю-бофь» они приткнули к самому дальнему от начальника дока стапелю (владелец моторки будет озадачен, но обрадуется, найдя ее там, а угон спишут на подростков, решивших покататься). Фингал пытался отвязать носовой швартов, морщась от пульсации в больших пальцах. Эмбер высматривала морской патруль, просто на всякий случай. Она с облегчением заметила на стоянке свою машину, никем не тронутую.
Фингал мрачно помахал ей:
– Увидимся!
– Куда ты?
– На трассу. Попробую стопануть кого-нибудь.
– Я подброшу тебя до Хомстеда, – предложила Эмбер.
– Не, спасибо. – Фингала беспокоил ее парень, Тони.
Вдруг она настропалит ревнивца надрать ему, Фингалу, задницу?
– Как хочешь.
Фингал подумал: боже, какая же она красивая. Да к чернее! И сказал:
– А может, и прокачусь.
– Неплохо сказано. Ты и поведешь.
На полпути к Флорида-сити, на шоссе номер один, Эм-бер вдруг снова достала револьвер Пухла, и Фингал подумал, что неверно истолковал ее намерения.
– Убить меня собираешься, да?
– Ну конечно, – отозвалась Эмбер. – Собираюсь пришить тебя средь бела дня на виду у всех этих машин кругом, хотя у меня было все утро, чтобы отстрелить тебе башку у черта на куличках и утопить труп в море. Что возьмешь с тупой блондинки. Рули давай, ага?
Фингал чувствовал себя отвратительно – ее сарказм ранил сильнее, чем пуля в живот. Он уставился на дорогу и попытался состряпать историю, которую расскажет ма, вернувшись в Грейндж. Когда он в следующий раз бросил взгляд на Эмбер, кольт был вскрыт. Она крутила барабан и, прищурив один глаз, заглядывала в гнезда для пуль.
– Эй, – сказала она.
– Что такое?
– Останови машину.
– Не вопрос, – отозвался Фингал. Он осторожно вывел огромный «форд» на заросшую травой обочину, спугнув стаю белых цапель.
Револьвер лежал у Эмбер на коленях. Она разворачивала клочок бумаги, выпавший из гнезда барабана.
– Дай-ка глянуть, – попросил Фингал.
– Ты послушай только: двадцать четыре… девятнадцать… двадцать семь… двадцать два… тридцать… семнадцать.
– Боже, только не говори, что это чертов билет!
– Ага. Твои тупые дружки запихали его в револьвер.
– Офигеть! Офигеть… Но – ч-черт, что ж нам делать-то теперь?
Эмбер защелкнула на место барабан и сунула лотерейный купон в карман на молнии в своем комбинезоне.
– Мне дальше вести? – осведомился Фингал.
– Думаю, да.
Они не сказали друг другу ни слова до Флорида-сити, где остановились у «Макдоналдса». В очереди машин они оказались пятыми.
– Нам ведь надо что-то решить, так? – сказала Эмбер.
– Я всегда беру четверьтфунтовый гамбургер.
– Я про лотерейный билет.
– А… – пробормотал Фингал.
– Четырнадцать миллионов долларов.
– Да знаю я, господи!
– Иногда есть разница, – заметила Эмбер, – между правильным поступком и здравым смыслом.
– Хорошо.
– Я только хочу сказать, что нам нужно обдумать это как следует со всех сторон. Решение непростое. Закажи мне салат, ладно? И диетическую колу.
– Картошку будешь?
– Конечно.
Позже, когда они ждали на светофоре у выезда на главную автостраду, Эмбер спросила:
Как думаешь, что они сделали с твоими дружками? В смысле, прежде чем вернулись на материк. Что, по-твоему, там случилось, когда мы уехали?
– Не знаю, но догадываюсь, – ответил Фингал. И грустно посмотрел на изувеченную татуировку ополчения на руке.
– Зеленый, – сказала Эмбер. – Можно ехать.
Бодеан Геззер смотрел, как негритянка обыскивает его бумажник и находит пакетик с презервативом. Как она вообще могла узнать?
Еще одна загадка, уныло подумал Бод. Еще одна загадка, которая в конечном счете не имеет значения.
Женщина, бесстрастная, как медсестра, раскатала резинку и выдернула оттуда лотерейный билет, а затем положила его к себе в карман джинсов.
– Это не ваше, – выпалил Бод Геззер.
– Что, прости? – Негритянка слегка улыбалась. – Что ты сказал, братан?
– Этот – не ваш.
– В самом деле? И чей же он?
– Не важно. – Боду не нравилось, как ее глаза постоянно возвращались к дробовику, который она отдала белому парню, перед тем как осмотреть бумажник.
– Забавно, – сказала она. – Я проверила числа на этом билете. И это – мои числа.
– Сказал же – не важно.
Пухл начал стонать и корчиться. Белый мужчина заметил:
– Он теряет много крови.
– Именно, – отозвалась негритянка.
– Он умрет? – спросил Бод.
– Скорее всего – умер бы.
Мужчина сказал негритянке:
– Тебе решать.
– Думаю, да.
Она ненадолго исчезла из поля зрения Бода и вновь появилась с плоской белой коробкой – на крышке нарисован маленький красный крест. Опустилась на колени рядом с Пухлом и открыла коробку.
Бод услышал, как она говорит:
– Лучше бы я стояла и смотрела, как ты умираешь, но я не могу. Никогда в жизни не могла смотреть, как умирает живое существо. Даже таракан. Даже такой жалкий мерзкий сукин сын, как ты…
Эти слова оживили надежды Бода на отсрочку приговора. Он тайком начал тереть туда-сюда запястья, чтобы ослабить веревку.
Выстрел дробовика вырвал из левого плеча Пухла кусок плоти, мышц и кости размером с бейсбольный мяч. Пухлу не слишком повезло, и он не потерял сознания от боли. Прикосновение женщины вызвало бессвязное бормотание и матерщину.
Она решительно приказала ему не дергаться.
Отвали от меня, ниггерша! Убирайся, еб твою мать! – Пухл охрип, глаза у него были дикие.
– Слышала, что человек говорит? – Это вмешался белый парень с «ремингтоном». – Он хочет истечь кровью, Джолейн, сама же слышишь.
Еще один взволнованный голос, похоже на Бода Геззера:
– Ради бога, Пухл, заткнись! Она просто пытается всю жизнь спасти, тупой ты мудак!
Ага. И точно, полковник.
Пухл встряхнулся, как собака, рассеивая кровь и мелкий песок. Велосипедная заплатка оторвалась, так что сейчас у Пухла были открыты оба глаза, чтобы держать ниггершу под прицелом, – точнее, наверное, полтора, поскольку незалеченное веко свисало как рваная занавеска.
– Э, слышь, ты чё делать-то со мной собралась, а?
– Попробовать промыть эту грязную огнестрельную рану и остановить тебе кровотечение.
– С чего бы?
– Хороший вопрос, – сказала женщина.
Вытянув шею, Пухл обнаружил, что голова его крепится к голому, заляпанному песком телу, которое ну никак не может ему принадлежать. Член, например, сморщился до размера малины – определенно не миллионерский член.
