— Нет, ну что за женщина, а? А я так и не увидел ее ни разу!
— Это третье убийство на допросах за месяц, — остудил пыл Феди секретарь.
— Она что, того? — Федя покрутил пальцем у виска.
— Ты помнишь, что она потребовала в обмен на Слоника?
— А? Да. Очередной борец за справедливость, так, что ли? Ну что за жизнь, что за. Как же так, турки! Это просто щелчок мне по носу, и все! — Федя тяжело зашагал по комнате, потирая слева грудь. — Тошно мне! Я должен ее найти, я хочу ее увидеть и поговорить с ней.
— Она может быть уже мертвой, была сильная перестрелка.
— Хамид! — крикнул Федя громко и радостно. — Хамид, ну! Хамид, — орал он исступленно, раздражаясь изумлением секретаря.
— Хамид-паша, — задумчиво сказал секретарь. — Но при чем здесь он, он ведь в Стамбуле?
— У него самый дорогой и самый лучший публичный дом из русских девочек. Но он единственный турок, которого я знаю, да и то он не турок, а таджик!
— Но ведь он в Турции, я не понимаю…
— Ай, какая разница! Слушай сюда. Позвонить Хамиду, рассказать про красавицу, которую таскают по Москве турки. Позвонить заказчику и узнать, закончена ли вся эта возня со Слоником, или его еще надо искать. Узнать, куда денут эту… как мы ее назовем?
— Это проблема, трудно сказать, — протянул секретарь.
— Проблема так Проблема! Узнать, куда денут эту Проблему красивую. Если оставят в живых и бросят, я ее хочу! Я хочу ее! — орал Федя исступленно. — Если увезут с собой, я хочу ее найти! Я хочу ее любую — изуродованную, наркоманку — любую! Я хочу с ней поговорить, — сказал он, немного успокоившись.
Тревожно звякнул разбитый с перепугу Матрешкой стакан где-то на кухне.
— Федя, — неуверенно прошептал секретарь, — может, водочки?
Исполнительный эфэсбэшник Сергей Ковалев в одной из больниц нашел невостребованный труп, чудом успев осмотреть его до захоронения в общей могиле. Затаив дыхание, Ковалев склонился над мертвым Слоником и долго рассматривал темную полосу у него на шее. Потом он достал фотографию Слоника и задумчиво сравнил.
Через час полный рапорт Сергея Ковалева лежал у его начальства. Начальство задумалось и приказало все проверить еще раз. Другие исполнительные мальчики быстро поехали в морг и сняли у трупа отпечатки пальцев. Начальник Сергея Ковалева дал сам себе полдня на обдумывание этого странного события. Все в его организации были уверены в том, что Слоник сбежал, и не без помощи определенных лиц. Начальник Сергея Ковалева позволил себе позвонить одному из этих лиц и поинтересоваться, как бы это высокопоставленное лицо назвало человека, который украл Слоника, убил его и честно положил труп в морг.
После продолжительного молчания в трубке прозвучало гнусное, но задорное ругательство, и начальник Ковалева так и не понял, относилось ли это ругательство к убившему Слоника или к нему…
После этого странного разговора труп Слоника быстро увезли из морга больницы. Упакованный специальным образом, Слоник должен был улететь в Стамбул и там неожиданно найтись, когда это понадобится. Федю обозвали плохим словом по телефону. Сергея Ковалева повысили в звании и перевели в другой отдел, и он решил отпраздновать это событие, пригласив армейских дружков. Волков первый раз в жизни жестоко напился на этом празднике, расслаб и рассказал громко, за столом, историю неудачного побега «большого киллера» из тюрьмы, ругая последними словами женское коварство и красоту. Обалдевший Ковалев не поверил ни одному слову, но Волкова обнимал, обещал пристроить его в хорошее место или самому бросить все и открыть с ним на пару частное детективное агентство.
Потерявшую сознание Еву привезли в маленькую двухкомнатную квартирку в пятиэтажном доме. Закутанная в черное женщина умело обмыла рану в боку и туго перебинтовала Еву. В тесной кухне двое мужчин спорили, размахивая руками. Женщина убрала окровавленные тряпки и сказала, что нужен врач — вытащить пулю. Мужчины опять заспорили. С улицы пришел худенький черноволосый мальчик, он снял ранец, вытер рукой под носом и сел возле Евы, разглядывая ее. Ева на несколько секунд открыла глаза и увидела красивое детское лицо. Она хотела закричать мальчику, чтобы он спасался, а то его съест большой и страшный Макс, приподнялась для крика и опять потеряла сознание. Мальчик провел рукой у нее по лбу и вытер руку о рубашку. Потом он быстро оглянулся на голоса в кухне и потрогал пальцем, очень осторожно, запекшиеся красные губы. Ева замотала головой, что-то шепча.
Трое взрослых, продолжая спорить, вошли в комнату, и мальчик сел в угол, положив голову на колени и продолжая наблюдать за Евой. Он внимательно рассмотрел, как ее раздели наголо. Женщине не очень нравилось все это, она раздраженно отдавала приказания. На Еву одели красное весьма откровенное белье, пояс и черные чулки. Потом кое-как вдели руки в кружевные рукава атласного халата и положили опять на кровать.
Мужчина позвонил по телефону и на плохом русском языке поговорил со знакомым доктором. Он просительно улыбался, словно его собеседник был рядом, чуть кланялся и кивал головой.
Мальчик проскользнул в ванную, заперся там, прижимая свою руку ко рту, сдерживая звук. Он закрыл глаза, тяжело дыша, а потом едва успел помыться — женщина, его мать, стала стучать и ругаться. Ей надо было выстирать все после перевязки.
Доктор приехал скоро, раздраженно бросил пальто в руки встретившего его турка. Последний раз его сюда приглашали для избитой до полусмерти проститутки. Доктор чуть остановился в дверях комнаты, заметив красное белье и кружева. Но к его удивлению, женщина была очень красива, ухожена и в хорошей спортивной форме. Он осмотрел ее бок и раздраженно стал объяснять, что такие вещи оперируют в больнице, что надо было предупредить заранее, что нужны инструменты, что это все — черт знает что!..
Женщина с сыном заперлись. Мужчина ласково взял доктора за рукав.
— Нельзя говорить, — сказал он, глядя доктору в глаза огромными и словно удивленными глазами. — Все нельзя по телефону, да? Она хорошая девочка, хорошая, как это, очень дорогая, да? Случайно стреляли, задели, очень случайно.
— А-а-а! Черт с вами. — И доктор пошел звонить.
Ему привезли большой черный чемоданчик. Подготавливая все к операции, он быстро перебирал в уме знакомых врачей в больнице.
— Я еще ничего не знаю, ничего! — Он замахал руками в перчатках. — Я не знаю, где пуля! Я попробую это сделать и буду сидеть здесь часа два. Но если станет хуже, я отвезу ее в больницу.
Мужчины переглянулись и подумали, что жалко будет пристрелить такого хорошего доктора.
Доктор подумал и удивился сам себе, почему его так волнует эта женщина? Подумаешь, еще одна проститутка, стоит ли из-за нее идти на конфликт и терять такой хороший приработок?
Ева подумала, что спасена, — она очнулась, открыла глаза и увидела доктора в халате и со шприцем в руке.
— Доктор, — прошептала она с трудом, — помогите мне.
— А куда я денусь, — ответил ей доктор и ободряюще улыбнулся.
Через полтора часа и доктор, и мужчины, и Ева спали. Осторожно вышла из комнаты женщина, наклонилась над Евой и лицом почувствовала, что та уже не пышет жаром. Женщина улыбнулась и засмотрелась на Еву тем странным отсутствующим взглядом, каким иногда глядят на воду или на спокойное пламя.
Ева проснулась поздно вечером из-за сильной жажды. Она попробовала пошевелиться, в боку было больно, кружилась голова. Приподняв голову, Ева увидела, что у кровати сидит маленький и смешной турок, в рабочей одежде и берете. Ева профессионально скользнула взглядом по его рукам и испугалась. Это были очень ухоженные и слабые руки с безупречным маникюром. Турок смотрел на нее задумчиво, как на редкое насекомое, с налетом изумления и брезгливости. Черты лица у него были не правильными, как у хорошего комика.
— Я хочу пить, — сказала Ева. — Кто здесь главный?
Слабый намек на улыбку на смешном лице.
— Чего тебе надо?
Турок молча и удивленно продолжал смотреть на Еву. Ему только что сообщили, что заказанный побег исполнен, что все в порядке и Слоник благополучно отбыл в Турцию. Турок спросил, правда ли, что дело сделала женщина. После долгого молчания большой и дорогой чин из ГРУ сказал, что не обсуждает своих специальных агентов с заказчиками. Теперь турок пытался понять, что за игру с ним ведут, и с удовольствием разглядывал «специального агента».
— Где Паша Закидонский? — спросил турок тонким и противным голосом и показал Еве кассету. — Какая такая больница?
— Опять сначала. — Ева вздохнула. — Мне это надоело, я буду говорить только с вашим главным.
— Здесь я главный.
— С таким-то тенорком? — Ева откинулась на подушку и с тоской посмотрела на стол. Там слабо светился длинный и тонкий стакан.
— Ты сказала этому… большому человеку, что убила Пашу.
— Слушай, если при тебе начнут жрать ребенка, ты и не то скажешь! Дай мне попить, я тебе объясню, почему хочу говорить только с твоим хозяином.