Надев шинель и кепи, на котором в предутреннем свете поблёскивали два серебряных галуна, знак его офицерского звания, он повернулся к подчинённым:
— Пока меня не будет, смотрите в оба! Действовать в соответствии с предписаниями. Если он о чём-нибудь попросит, — выполнить. Но ни в коем случае не давать ему уйти. Понятно? Впрочем, я вернусь через две минуты: комиссар-то живёт совсем рядом…
Но, прежде чем уйти, бригадир для очистки совести ещё раз пересёк большую комнату и, отперев дверь в глубине, заглянул внутрь.
— Дрыхнет без задних ног, как последний пьянчуга… — пробормотал он, осторожно запирая дверь, так, чтобы ключ не щёлкнул в замке.
Бригадир Масон вышел из помещения отделения полиции. Хотя симпатичный служака был уже не молод, он шёл чётким, бодрым шагом, ритмично размахивая руками, как будто маршировал в строю. Он поступил в полицию после многих лет службы в армии и гордился своей военной выправкой.
Была половина шестого утра, небо было закрыто тёмными тучами, грозившими разразиться снегом. На пустынных улицах бригадиру встретился только фургон молочника, запряжённый двумя тощими клячами, с бутылками, громыхавшими внутри кузова, да ещё дворники с мётлами выполняли свою обычную работу, поднимая облака пыли. Бригадир свернул в переулок, вблизи улицы Лежандр, и остановился перед домом вполне приличного вида. Парадная дверь была открыта — здесь, видимо, уже успели побывать булочник, молочник и почтальон, доставивший утренние газеты.
Стараясь не шуметь, бригадир Масон поднялся на четвёртый этаж. Он был далеко не так спокоен, как пытался недавно показать своим подчинённым. Дело в том, что господин комиссар был не только строгим начальником, он ещё имел несчастье быть мужем госпожи комиссарши, отличавшейся на редкость неприятным и вздорным характером. «Если дверь откроет именно она, — подумал бригадир, — моя песенка спета…»
Он нерешительно нажал на кнопку звонка и услышал слабый дребезжащий звук внутри квартиры. Минуту спустя, загремели многочисленные цепочки и запоры, дверь приоткрылась, и через эту щель женский голос спросил:
— Кто там? В чём дело?
— Это я, госпожа комиссарша… бригадир Масон.
— Что вам угодно?
— Надо, чтобы господин комиссар немедленно пришёл в отделение…
Бригадир не успел закончить фразу и вынужден был в ужасе отступить, потому что дверь с треском распахнулась, и на пороге во всей своей красе появилась госпожа комиссарша. Ей было лет сорок, японский пеньюар болтался не её тощем теле, а в волосах торчали бумажные папильотки.
— Нужно, чтобы Луи пришёл в отделение? — переспросила она, скрестив руки на груди и со свирепым выражением лица.
— Извините, мадам, — бормотал бригадир Масон, отступая к самым ступенькам лестницы, — но у нас чрезвычайное происшествие, арест… Присутствие господина комиссара необходимо…
— Ах, его присутствие необходимо! — взорвалась комиссарша. — Стало быть, его нет в отделении! Тогда где же он, скажите на милость? Мне всё ясно: опять сказал мне, что идёт на дежурство, а сам шляется по бабам!..
И дверь с грохотом захлопнулась.
Бригадир Масон спускался по лестнице, повесив голову.
— Какой же я идиот! — ворчал он себе под нос. — Как же я не сообразил, что он у своей любовницы, мадемуазель Бланш…
Несколько минут спустя бравый служака уже звонил перед дверью другой квартиры, расположенной в соседнем доме. Он вновь обрёл свой осанистый вид и был уверен, что на этот раз пришёл туда, куда надо. Он вновь позвонил, и диалог сквозь дверь повторился.
— Кто там?
— Это я, бригадир Масон…
Дверь распахнулась, и бригадир увидел молодого человека в ночной рубашке и полосатых пижамных штанах.
— Господин комиссар… — начал бригадир и осёкся, потому что узнал в молодом человеке секретаря комиссара полиции! Добряк Масон готов был провалиться в пролёт лестничной клетки.
— Я… я… я ищу… — лепетал он.
— Дорогой бригадир! — заявил молодой человек, улыбаясь без тени смущения. — Мне очень жаль, но шефа вы здесь не найдёте: мы предпочитаем приходить сюда порознь и в разное время! Я надеюсь на вашу скромность…
С этими словами он тихонько затворил дверь.
Несколько минут Масон стоял в растерянности, затем стал спускаться по лестнице в ещё более угнетённом состоянии духа, чем раньше, рассуждая про себя о недостойном поведении некоторых людей, бегающих по ночам с места на место, так что за ними даже невозможно уследить!
Едва бригадир переступил порог отделения, как на него обрушился град упрёков и обвинений:
— Ну вот, наконец-то вы явились, Масон! Где же вы пропадали, друг мой? Оставить своё служебное место в такой ответственный момент! Я крайне недоволен вашим поведением! Вы обманули моё доверие! Честное слово, я просто вынужден подать на вас рапорт… Где вы были, в конце концов?
Распекавший бригадира Масона человек с ленточкой почётного легиона был не кто иной, как сам комиссар! Встретив Новый год в какой-то весёлой компании, он решил мимоходом заглянуть в своё отделение…
«Я сплю или бодрствую?» — спрашивал себя Фандор, с трудом приоткрывая глаза. Всё тело у него ломило, в горле саднило и ужасно хотелось пить… Но главное, он никак не мог отдать себе отчёт: где он находится и как сюда попал. В полумраке он различал вокруг совершенно незнакомые предметы — кресла, конторку, письменный стол, гардины на окнах… Борясь со сном, он хотел протереть глаза, и тут заметил, что он спит, одетый во фрак. Теперь он почувствовал, как крахмальный воротничок врезается ему в шею, а манжеты сползли на кисти рук. Кроме того, связка ключей, лежавшая в кармане, больно колола ему бок… Сомнений не было: он спал почему-то одетый, укрытый вместо одеяла своей шубой, а неподалёку на стуле зловеще отсвечивал его цилиндр. И тут сознание, наконец, вернулось к нему…
Ну да, чёрт возьми, он был в комиссариате полиции на улице Курсель, его привели сюда полицейские, арестовавшие его на улице Монсо по подозрению в убийстве Сюзи д'Орсель… По мере того как он восстанавливал в памяти события истекшей ночи, им овладевала растущая тревога. «Куда же это меня поместили? — спрашивал он себя. — Это явно не камера для заключённых. А где король? Интересно, его тоже арестовали?»
С трудом присев на диване, на котором но провёл ночь, он более внимательно оглядел комнату. На стенах в рамках из красного дерева и позолоченного багета висели английские хромолитографии, изображавшие охотничьи сцены, портреты актрис, дешёвые офорты. В одном углу стояли полки с книгами, в другом громоздились папки с делами. На массивном письменном столе стояли не менее массивные пресс-папье и чернильный прибор без чернил, зато непосредственно перед прибором красовалась скромная бутылочка чернил стоимостью в два су. Стулья, два кресла, газовая печка и диван, на котором в данный момент сидел Фандор, дополняли меблировку. Журналист внимательно осматривал все эти предметы, стремясь навести ясность в мыслях и привязать их к простым и ясным вещам.
«Это рабочий кабинет комиссара полиции, — думал он, — но почему, чёрт возьми, они поместили меня сюда?» Он припомнил, сколь обходительно обращались с ним полицейские во время ареста, и вдруг догадка осенила его: «Меня принимают за какую-то высокопоставленную персону! Поскольку арестовали меня у любовницы короля Фридриха-Христиана, меня считают одним из его приближённых… И потому не решаются обращаться со мной, как с обычным убийцей… Правда, мне от этого не легче: всё равно надо мной тяготеет обвинение в убийстве, или, самое меньшее, — в соучастии… И я не могу привести никаких доказательств в своё оправдание… Одна надежда на короля. Мне кажется, если не ошибаюсь, что в последний момент он сказал мне, чтобы я не волновался… что он вызволит меня… или что-то в этом роде… Да, сказать-то легко, а вот как он поступит на деле?»
Но таков уж был склад ума Жерома Фандора, что, в какие бы трагические переделки он ни попадал, он всегда умел видеть и комическую сторону. Улыбнувшись, он проворчал себе под нос:
— Моя невиновность станет ясна как день, едва только найдут настоящего преступника… Вот только найдут ли его? Зато какой сенсационный репортаж сможет у меня получиться! А пока — наберёмся терпения и не будем совершать необдуманных поступков… Меня должны подвергнуть допросу, и по тому, какие вопросы мне станут задавать, я смогу составить представление о собственном положении… Не вечно же мне сидеть в кабинете комиссара полиции! Может быть, хозяину этого кабинета — как это ни невероятно — вдруг захочется поработать?.. Попробую всё же напомнить о своём существовании…
И, подойдя к двери, он крикнул:
— Эй! Есть здесь кто-нибудь?
Фандор понимал, что его вопрос звучит глупо: в отделении полиции всегда кто-нибудь да есть. Дверь тотчас же отворилась, и какой-то господин в чёрном костюме и белом галстуке вошёл в комнату. Он раздвинул гардины на окнах и повернулся к Фандору:
