Сможет ли Монк быть зависимым от них? Или довериться им?
Конечно, Монку не стоило рассчитывать на помощь и поддержку от более компетентных и трудоспособных полицейских, все еще остающихся на работе. Эти офицеры знали, что если Монк и его разношерстная команда детективов поведут дела успешно, то они лишатся шансов на повышение зарплаты и увеличение льгот. А полицейские, участвующие в забастовке, особенно Стоттлмайер и Дишер, вообще сочли бы деятельность Монка чистой воды предательством.
Даже если Монк останется на службе после подписания договора с профсоюзом, коллеги-полицейские никогда не забудут — читай, не простят — как он вернул свой значок. Его подвергнут остракизму и сделают аутсайдером управления, частью которого он так отчаянно желал снова стать.
Но как бы ни беспокоили меня предстоящие перспективы, с боссом делиться соображениями не стоило. Он практически выскочил из здания мэрии с позолоченным значком в руке. Меня бы не удивило, если б он запел.
Честно говоря, я злилась на него, и не только потому, что он беспечно игнорировал подводные камни своего решения.
Я твердолобая либералка, и пока не приняла позицию бастующих полицейских на сто процентов, являлась горячей сторонницей профсоюзов.
Хоть никаких линий фактически не было расчерчено, мне казалось, что некую черту мы все-таки пересекли. И я уверена, что Стоттлмайер и Дишер, да и любой другой человек в синей форме чувствовал бы себя аналогично.
А еще я знала, что у Монка есть всего две цели в жизни: вернуть назад свой значок и раскрыть убийство жены. Долгое время обе цели казались недосягаемыми. А теперь мэр предлагал осуществить одну из них. Я знала, как важен для Монка этот значок. Это его признание себе и миру, что его жизнь вошла в прежнюю колею после долгих лет одинокой борьбы.
Босс прав: как он мог отказаться? И кто я такая, чтоб возмущаться, что он ухватился за эту возможность?
Никто.
Я — его сотрудница. Моя работа заключается в его полной поддержке. Больше это делать некому; будьте уверены.
Я попыталась задвинуть гнев и разочарование подальше и сосредоточиться на том, за что мне платили, а именно упрощением жизни Монка.
Я нашла скамейку на площади и уселась на нее, намереваясь пролистать папки с досье.
Монк молча стоял в сторонке и любовался отражением света в его значке. Думаю, он пытался убедить себя в реальности происходящего.
Я открыла первое личное дело. Суровое, мрачное лицо Джека Уайатта со стиснутыми зубами уставилось на меня жестокими глазами. Словно в момент фотосъемки ему делали колоноскопию.
Уайатт был детективом-ветераном сорока с небольшим лет с удивительной раскрываемостью и огромным количеством трупов за спиной. За свои жестокие, нетрадиционные методы сыска он получил прозвище «Бешеный Джек» на улицах и в управлении. Согласно досье, однажды, преследуя парня, подозреваемого в серии убийств, он бросил в салон его машины ручную гранату. (Объяснения, зачем Джек таскал с собой повсюду взрывчатку, мне найти не удалось).
Ситуация продолжалась до тех пор, пока город не проиграл несколько исков, поданных из-за агрессивного поведения Уайатта и полного игнорирования гражданских прав; после чего его наконец вытурили. Он лишился значка три года назад и с тех пор работал, что называется, «специалистом по безопасности» в разных горячих точках, вроде Ирака и Афганистана.
Такой вот очаровашка.
В личном деле Синтии Чоу вообще не оказалось фотографии, а информации было крайне мало. Кто-то поработал штрихом, замазывая имена, даты, места и данные, поскольку все ее дела были засекречены. Большую часть своей карьеры Чоу проработала под прикрытием, вынужденная вести двойную жизнь, где любая ошибка или просчет может привести к смерти.
Для выживания под прикрытием она находилась в состоянии паранойи, которое стало естественным для нее. Читая, я постепенно понимала, что она превратилась в параноидальную шизофреничку, повсюду видя заговоры и считая, что за ней постоянно следят. Многое, по крайней мере, выглядело правдой. Начальство крайне обеспокоилось ее странным поведением и за ней стали очень внимательно наблюдать, объясняя, что это часть дела. Но это было не так.
Завершив последнее дело под прикрытием, Чоу отправили на лечение и перевели в отдел убийств. Но параноидальный бред прогрессировал. Когда ее лишали значка, она утверждала, что правительство читает ее мысли, а космические пришельцы пытались ее оплодотворить.
В личном деле не было никакой информации, чем она занималась с тех пор. Эту часть тоже подредактировали.
Досье Фрэнка Портера представляло собой несколько выпуклых папок, скрепленных толстыми резинками. Он проработал в органах сорок пять лет, последние двадцать из которых — в отделе убийств.
В деле лежало две его фотографии. На одной, полинявшей черно-белой, стоял молодой долговязый офицер с ежиком на голове, видимо, сразу после окончания академии. С цветного снимка смотрел уже коренастый мужчина с тяжелыми челюстями и мешками под глазами, с широким броским галстуком, туго затянутом вокруг толстой шеи.
За годы службы Портер заработал внушительное количество наград и благодарностей. Его фото и далее висело бы на стене отличников отдела убийств, если бы не состояние здоровья и «явное начало старости», заставившие его уйти в отставку в прошлом году.
Я закрыла досье, скрепила папки резинками и подытожила узнанное. Команда первоклассных детективов под руководством Монка состояла из насильственного социопата, параноидальной шизофренички и старого маразматика.
Монк попал в тяжелое положение.
— Вам стоит заглянуть в эти папки, — предложила я.
— Я так не думаю, — отказался он.
— Вы должны кое-что узнать о детективах, назначенных мэром Вам в подчинение.
— Я уже знаю все, что мне нужно. Они полицейские.
— Вы не понимаете: это люди с большими проблемами. Их уволили из полиции, потому что они не способны должным образом справляться со своими функциями.
— Как и меня, — отозвался Монк.
Он еще раз любяще взглянул на свой значок и убрал его во внутренний карман пиджака.
Он был счастлив, но головокружительное ликование уже прошло, и я заметила в его опущенных глазах намек на неизменную печаль. Тогда я и поняла, хоть он и не знал ни одного из этих детективов, но, вероятно, понимал их лучше других.
Возможно, именно такой человек как он и должен возглавить эту странную компанию.
Когда мы прибыли, отдел убийств был пуст и удивительно тих. Пара офицеров в униформе отвечали на телефонные звонки. Убрать форму и оружие, и обстановка станет похожей на обеденный перерыв в какой-нибудь бухгалтерии.
Монк прикасался ко всем настольным лампам, мимо которых проходил по пути в кабинет капитана. Никогда не понимала, зачем ему трогать идентичные предметы, выстроенные рядами, вроде парковочных столбиков и уличных фонарей и хранить в уме их число. Возможно, так он успокаивается. А может, создает иллюзию порядка в хаотичном мире вокруг него.
Он остановился в дверях офиса капитана и увидел беспорядок: груду папок со старыми и текущими делами, ассорти кофейных кружек (некоторые использовались как держатели для карандашей), фотографии семьи Стоттлмайера и коллег-полицейских, безделушки вроде акрилового пресс-папье с пулей, вытащенной у капитана из плеча, и запасное пальто, пиджак, рубашка и галстук, которые Стоттлмайер всегда держал на вешалке.
В последние месяцы беспорядок увеличился. Поскольку брак капитана разрушился, офис стал его домом. Удивляюсь, как он не перетащил сюда свою спальню.
— Я не могу работать здесь, — передернулся Монк.
Я кивнула. Организация офиса по душе Монка — титанический труд. Это заняло бы несколько месяцев, при условии, что на помощь пришли все офицеры и работали по двадцать четыре часа семь дней в неделю. Возможно, даже пришлось бы снести здание.
— Уверена, здесь все можно выровнять, — отозвалась я.
Он покачал головой: — Нет, это офис капитана.
— Вы теперь капитан.
Монк зашагал через отделение вниз по коридору к комнатам для допросов и зашел в первую попавшуюся. Я последовала за ним внутрь.
Комната оказалась пустой, прохладной, с тусклым освещением. Стены окрашены в темно-серый цвет, как стол и одинаковые металлические стулья с жесткими спинками.
Монк сел на один из стульев и посмотрел в зеркало, за которым, разумеется, находилась обзорная комната.
— Вот где он будет, — потер он руки.
— Кто будет?
— Мой офис, — пояснил он.
— А не кажется ли Вам, что здесь немного пустовато?
Он улыбнулся. — О да.
Молоденькая девушка-офицер вошла в комнату. — Прошу прощения, капитан Монк.
Монк недоверчиво взглянул на нее. — Капитан Монк?
