— Думаю.
— Нашла время. Не понимаю, о чем тут думать?
— О ночном звонке. Вдруг это все-таки сигнал о помощи? А мы его проигнорировали.
— Лучше бы ты молчала.
— Ты спросила, я ответила.
— Ириша, если имел место сигнал о помощи, то исходил он от телевизора. Небось сутки напролет бедняга работал, а его хозяин, ворюга, находился в состоянии алкогольной отключки. Кстати, отметь: здесь дорога свободная. А лишние километры для бешеной собаки не крюк. Чем мы хуже? Не зря я решила заехать к Гельке на дачу. У нее и перекусим. Нельзя с голодухи бегать по магазину. Хочется всего, сразу и много. А почему ты опять молчишь? Только не говори, что думаешь. Лучше вообще ни о чем не думать, а то сбудется.
— Да я уже и не думаю. Сейчас бы кусочек шоколадки…
— Говорила же, сбудется! Открой бардачок и будет тебе счастье. Мне даже не предлагай. Вроде как я сама отказалась.
Вытащив плитку шоколада, я призывно зашуршала бумагой. Наташка тут же пожаловалась, что от этого шуршания у нее уши заложило. Я, можно сказать, силком навязываю ей половину. Не отрывая глаз от дорожного полотна, она ловко отхватила весомую часть целого и отправила в рот. Съязвить по этому поводу я не успела, успела только охнуть. Мы как раз свернули на грунтовую дорогу, кое-где отмеченную гравием. Из-за поворота навстречу нам на недопустимо большой для такой дороги скорости неслась вишневая иномарка. Какая именно, не помню, некогда было разглядывать. Даже то, что отпечаталось в памяти, мгновенно засыпалось плотным слоем испуга. Подруга взвизгнула и резко подалась вправо. Свободной рукой я вцепилась в свою сумку и зажмурилась, от души радуясь тому, что на пути нет канавы, а заодно придорожных деревьев и развесистых кустов. Во всяком случае, так думала и надеялась, что прогноз сбудется. Пару минут назад в этом уверяла Наташка. Следовательно, мы не долбанемся и не поцарапаемся.
Машина заскакала по кочкам, я со своей долей шоколада, зажатой в правой руке, сбилась с верного направления, заехав им себе в ухо. Неосознанно попыталась исправить ошибку, но тут подруга тормознула, мы подались вперед и я еще раз «осчастливила» шоколадом ухо. «Шкода» встала как вкопанная. Мы оцепенели. Я даже не заметила, когда остаток плитки в моей руке подтаял и плюхнулся вниз с транзитной остановкой на светлых джинсах. Оцепенение отступало медленно. Вначале мы с Наташкой переглянулись, чтобы убедиться — нам повезло. А нам всегда везет. Это не к тому, что мы из разряда дураков. Я выдавила из себя многозначительное «Да-а-а…». Подруга меня не поддержала — вынужденно онемела. Из ее рта, грозя скорым обломом, торчали квадратики шоколада. Отпустить руль, судорожно сжимаемый руками, она не могла, пришлось прийти на помощь. В какой-то мере я компенсировала потерю своей части шоколада, но вкуса так и не ощутила. В отличие от Наташки, резво пережевывающей то, что в рот все-таки попало. Заново обретя дар речи, она не очень внятно отметила:
— Горький, блин. Интересно, сколько одуванчиков мы задавили? — И пулей вылетела из машины. Я за ней.
На пятом по счету забеге вокруг «Шкоды» она, наконец, уверовала в полную ее невредимость. Воздав славу Всевышнему, перекрестилась и всплакнула, досадуя на то, что не запомнила номер безумной «огневушки-поскакушки».
— А разве за рулем был не «козел»? — удивилась я, задействовав любимую кличку подруги, которую она автоматом приклеивала к коренным представителям мужского сословия.
— У «козла» не может быть таких длинных патлатых локонов цвета неперепревшего навоза.
— А у женщины — усов!
— Ну почему же?.. Чем бабы хуже? Маринэ из второго подъезда, куда усатее своего муженька. Эпиляция бессильна. Не будем гадать, кто сидел за рулем. Обыкновенная отмороженная особь на колесах. Следовало номер машины запомнить. Может Гелька ее знает? — Наташка осеклась и, растерянно взглянув на меня, сказала совсем не то, о чем подумала. — У тебя все в шоколаде. Интересно, если неделю не умываться, сохранится твоя художественная роспись по лицу? Мне кажется, нет.
— Не исключено, что водитель или водительница взбесившейся иномарки несся именно от Ангелины. Хорошо, если с большого бодуна. А вдруг с перепуга? Например, после совершенного преступления. Не хотелось быть свидетелем или того хуже — самим преступником. — Игнорируя тему художественной росписи, я озвучила то, о чем подумала подруга. — Зря ты настояла на этой поездке.
— Если бы я сейчас не настояла, ты бы настояла на ней завтра, да еще после длинного ночного разговора со своей совестью. Я рационалистка. За себя нам бояться нечего. Участки шестисоточные, и захочешь уединиться, да не получится. О каком преступлении может идти речь? На одном конце чихнешь, на другом слышно. Детективов начиталась? Хватит шляться по одуванчикам, садись, поехали.
Не долго думая, подруга, пребывающая в состоянии сильного душевного волнения, уселась на ранее занимаемое мной пассажирское кресло и оторопела, отметив отсутствие перед носом руля, педалей и ключей, торчавших из замка зажигания. На моей памяти второй раз в жизни она заблудилась в собственной машине. А посему я, сунув голову в открытое окно двери, радостно защебетала о хорошей погоде и бутербродиках к чаю, размером со столбы Коломенской версты. Равных им по высоте «вешек» на Руси не было. Царь Алексей Михайлович, батюшка Петра Первого, постарался. А может, это инициатива исполнителей, готовых от усердия лоб расшибить. Уж очень хотелось услужить государю. Та к и была построена первая столбовая дорога от Москвы до села Коломенское — места «дачного» отдыха царской семьи.
— Замечательно! — пробормотала подруга. — Это ты хорошо придумала: Коломенские бутербродики, хорошая погода… Очень кстати, тем более что дождь собирается. Вся небесная серость сбилась в дружную компанию. Ща как ливанет.
— Вылезай! — запаниковала я. — «Всяк сверчок знай свой шесток»! Ты на мой уселась.
— Ну теперь будем считаться, где чье место, — проворчала Наташка, открывая дверь. — Кстати, дождик тебе не помешал бы. Хоть умоешься. Заодно и штанцы постираются. Ир, а может, нам и в самом деле развернуться и махнуть к себе?
— Чтобы мне всю ночь маяться от бессонницы, провоцируемой нападками совести, а тебе считать размер упущенной выгоды при заказе пластиковых окон? Сколько километров до Гелькиной дачи?
— Меньше одного. Дурацкое место. Ни леса, ни речки. Мрак! Еще хорошо, что у нее не шесть, а восемь соток. Но и дополнительные метры, которые она прирезала по дачной амнистии, не спасают — все на виду.
Наталья преувеличила недостатки садоводческого товарищества «Темп». Некоторые участки имели уже не шесть и восемь, а все двенадцать соток, а то и больше. Отсутствие речки компенсировалось то ли очень большим прудом, то ли не очень большим озером и личными бассейнами садоводов. Буйно цветущие весной плодовые деревья и кустарники летом дарили им укромные теневые уголки, заглушая тоску по лесу. Какое-то время мы блуждали по территории товарищества, пытаясь найти земельный надел Синицыных. Выяснилось, что Наталья была у них в гостях примерно полтора года назад и по первому мокрому снегу. В тот момент настроение у нее полностью соответствовало плохой погоде и мрачной окружающей обстановке. Отсюда и столь категоричные выводы о непривлекательности здешних мест. Поездка была вынужденной, о чем Наташка втайне сожалела и злилась не только на свою излишнюю доброту, но и на весь окружающий мир. А по-другому поступить не могла — пообещала выручить Ангелину, у которой, как назло, сломалась запланированная к перевозке машина знакомого. Гелька лишилась возможности вывезти с дачи маму, до последнего момента тянувшую с возвращением в Москву. Причем в то время, когда Наталья по слезной просьбе Ангелины, с которой не виделась лет десять, уже решила вопрос о срочной госпитализации Катерины для обследования.
Обращаться к многочисленным дачникам за разъяснением, куда пропал участок, подруга не стала. Самоуверенно искала запомнившийся ей по первому заезду ориентир. Им служил преклонных лет забор из провисшей сетки-рабицы с покосившимися столбами, отмеченный в середине перекошенными воротами. Казалось, обе створки искали поддержки друг у друга. Память удержала еще одну примету. Рядышком должен быть участок 53. В конце концов выяснилось, что мы неоднократно проезжали мимо. Разросшиеся кусты сирени и жасмина старательно маскировали табличку с номером участка на доме, а соседние подруга в расчет не принимала, поскольку упорно выискивала упомянутый забор. Я в меру своих способностей ей помогала. Одним и тем же наводящим вопросом: «Не этот?» До тех пор пока Наталья не предложила мне заткнуться. В мои годы пора научиться отличать сетку-рабицу от штакетника, кирпичей, камней и металла. Я возмущенно фыркнула, демонстративно отвернулась и заметила вслух, что Наталье Николавне не мешало бы самой усвоить разницу. Факт отсутствия экзотического забора налицо, покореженная сетка-рабица явно приснилась ей в страшном сне. Подруга высказаться не успела — я радостно отметила табличку с номером 53, болтавшуюся, так сказать, вверх ногами на строении, очень напоминающем туалет.
