Глава 52
— Товарищ генерал! Операция завершена.
— Успешно? — как-то странно, как-то очень официально спросил генерал.
— Так точно! Завершена успешно.
— А ты знаешь, что Анисимов убит? Из снайперской винтовки. Мне только что сверху сообщили.
— Так точно, знаю. Конечно, «убит». Из снайперской винтовки. Я же докладываю, что операция прошла...
— Да не «убит», а убит! Наповал убит! В лоб убит!
— Как в лоб? Как убит?! — растерянно переспросил майор Проскурин.
— Так убит!
— Не может быть!
— Можешь поехать в морг и убедиться!
— Ничего не понимаю! Он же стрелял, холостыми патронами! Вернее, он вообще не стрелял!
— А что делал?
— Сказал «бах»!
— Что сказал?
— "Бах". Чтобы нам сигнал подать. Он не стрелял...
— Он, может, и не стрелял, но убить — убил!
— Как же так может быть? Как же он мог... если патроны холостые...
— А ты проверял?
— Я? Да. До операции.
— Все проверял?
— Все... То есть почти все. Конечно, может, какой-нибудь один... Боевой... Случайно. И тогда Иванов, когда стрелял... Хотя как бы он мог попасть? С такого расстояния? Если он в тире ни разу в мишень... Если только нечаянно...
— Случайно оказалась боевая пуля, случайно выстрелил и нечаянно попал? — резко спросил генерал.
— Ну да. Иначе как объяснить...
— Реалистично! Я не верю в случайности. Тем более в случайности со смертельным исходом. И особенно в такие, где, как в лототроне, должны совпасть сразу несколько маловероятных самих по себе событий. Боевой, среди холостых, патрон, попадание в лоб с расстояния, с которого стрелок промахивался в заднюю стену тира...
— А как же тогда объяснить...
— Возможно, очень просто. Если допустить, что нас подставили. Меня, тебя и Иванова. Что нас использовали в чужой игре. В качестве громоотводов. То есть сделали так, что стреляли не мы, но убили мы. И отвечать нам. По полной программе. Короче, нашими руками убрали кому-то очень мешающего Анисимова.
— Зачем нашими?
— Затем, что надеются, что, если в дело замешана Безопасность, им все сойдет с рук. Потому что свои своих вряд ли будут тащить на суд. Что свои своих выведут из-под удара. Вместе с несвоими. Или...
— Что или?
— Или все еще хуже. Гораздо хуже!
— Куда уж хуже?
— Хуже всегда есть куда! Даже когда некуда! Хуже, если нас подставили свои.
— Какие свои?
— Которые наши. Которые братья по оружию.
— Как так?! Они же...
— Очень просто! Допустим, кому-то мешаешь ты или я. Или весь отдел в целом. А то, что он мешает многим, ты знаешь лучше меня. Слишком много ног мы с тобой за все это время поотдавливали. И слишком много чего лишнего узнали. Чтобы убрать нас с пути, необходим какой-нибудь компромат.
— Или киллер.
— Киллер не подойдет. Одного киллера на весь отдел будет мало. А вот компромата — в самый раз. Умно состряпанный компромат равен по разрушительной силе тяжелой авиационной бомбе. Которая всех разом и в клочки! Так?
— Допустим, так.
— Тогда по качеству компромата. Пьянство, дебош и аморальное поведение в быту, которых раньше хватило бы с лихвой на взвод таких, как мы, сегодня для увольнения будет мало. Кто теперь не пьет и, выпив, не аморальничает. Даже и на работе. Воровство и взяточничество еще нужно доказать. Да и какие это преступления? Это теперь даже не проступок. А вот убийство... Причем не легко заминаемое рядового гражданина, а убийство видного политика! Которое не сокрыть. За которым неизбежно последуют разбирательство и быстрые оргвыводы. Между прочим, в отношении нас с тобой оргвы-воды. Убийство для них идеальный рычаг для сковыривания нас с места. Особенно потому, что гарантирует наше с тобой молчание. По имеющимся в нашем распоряжении фактам.
— Почему?
— Потому что должностной проступок, приведший к гибели опекаемого объекта, в любой момент можно превратить в должностное преступление. Или того хуже, в прямое убийство. Которое пахнет уже не отставкой, а десятью годами лагерей. Потому что нашу, к этому делу, непричастность доказать невозможно. Иванова посылали на крышу мы? Мы! Винтовку и патроны ему давали мы? Тоже мы! В кого стрелять указывали мы? Опять мы! Кругом — мы! Мы с тобой. Таким образом, они бьют наши многочисленные компроматы одним своим. Наповал бьют!
Ну что, похожи мои рассуждения на правду?
— Но это получается, что они с самого начала предполагали...
— С самого. С момента, когда я испрашивал разрешения на операцию. И получил его. Под свою персональную ответственность.
— И кто это может быть?
— Кто угодно. Потому что мой рапорт прошел не одни руки. И каждый мог использовать его в своих целях. Причем не только против нас. Но и нашего начальства. Которое тоже кому-то может мешать. А мы в этом случае лишь пешки, подставляя которые, рубят более серьезные фигуры. А кто рубит, нам не узнать никогда. Потому что когда пауки в банке, они все кусают всех. А кто кого конкретно, узнать трудно.
— Значит, или нас? Или с помощью нас кого-то из наших начальников?
— Но в любом случае отыгрываться будут на нас. В общем, вляпались мы с тобой, майор. По самую маковку вляпались! И если я прав, то с сегодняшнего дня наши морды будут возить по всем возможным столам. От ближнего до министерского. Конечно, при условии, что мы... Что мы не найдем какой-нибудь сильный встречный ход. Такой, чтобы был весомей убийства Анисимова. Найдем — будем живы! Не найдем — переоденемся в черные фуфайки с номерами на груди. Или заляжем на два метра в грунт. Потому что или мы, или кто-то, кто выше нас, очень серьезно задели чьи-то интересы.
— А вы, пожалуйста, не перебивайте! — строго сказал прокурор.
— Как не перебивать? Когда она такую ахинею несет! Как будто я против нее вместе с преступником? — возмутился Старков.
— Свидетели не могут ничего нести, свидетели могут давать показания. Ценные, — напомнил азбучную истину прокурор. — А вам, в вашем положении, я бы предложил не усугублять свою вину путем оскорблений и запугивания свидетелей.
— Я?! Запугиваю?!
— И оскорбляете!
— Продолжайте, пожалуйста, гражданка.
— Вот он так всегда со мной! — показала свидетельница пальцем на следователя. — Я его сколько раз предупреждала, что тот убийца охотится за мной, а он смеялся. И не предпринимал никаких мер для моего спасения.
— Да как же за вами, если он до вас на Агрономической. И после вас...
— Ну тогда я вообще ничего говорить не стану, — обиделась женщина, привыкшая в последнее время, что ее упрашивают рассказать то, о чем она знает. — Со мной даже телевидение так не разговаривало. Когда я давала интервью. Двум программам сразу!
— Вы что рассказали на телевидении? — снова встрял Старков.
— Я все рассказала! Про убийцу рассказала. Который преследует меня по всему городу с пистолетами. И еще про то, что он убивает заодно с милицией.
Ну вот! — показал взглядом на свидетельницу Старков. И многозначительно коснулся пальцем виска. Ну что еще надо?
— Вы, бабушка, какой передаче интервью давали? Случайно не «Здоровье»?
— Вот он опять!
— Не обращайте внимания. А вы помолчите, пожалуйста. Последний раз предупреждаю.
Следователь Старков демонстративно скрестил руки на груди и замолчал.
Ну бабуля! Ну подарок. Мало что последние несколько дней не сходила со страниц газет, живописуя в криминальных колонках похождения кровавого маньяка, она еще и на телевидение просочилась! Теперь понятно, почему ее заявление прокурору вызвало такую быструю и такую бурную реакцию.
— Расскажите, пожалуйста, все по порядку, — попросил прокурор.
— Значит, я живу на улице Северная. Возле самого гастронома. Который от моего дома буквально в нескольких шагах.
— По существу, пожалуйста.
— А я как? Я же про гастроном не просто так. Я потому, что как раз в него пошла. А потом вернулась. Аккурат, когда тот изверг, который в сговоре с этим, — кивнула женщина на Старкова, — пилил зубы моему соседу. Хорошему такому мужчине. Доброму, который мухи не обидит. А тот ему, значит, напильником все зубы. Я потом сама видела...
— И что произошло, когда вы возвращались из гастронома?
— Я его дружка встретила на лестнице.
— Да вы что, мамаша! Какой он мне друг! — взорвался Старков. — Я следователь! Он преступник! Я его ловил! Понимаете, ловил. Чтобы в тюрьму посадить.
— Знаю я, как вы ловили! Вы покрывали его! Покрывали!
— Тихо! Оба тихо! — призвал к порядку прокурор. — Продолжайте.
— Я его увидела и сразу почувствовала, что что-то не то. У меня так в сердце прямо екнуло. Вот так: ек, ек.
— Вот и я говорю — ек! — прокомментировал Старков.
