На нижней губе мистера Орли цвела огромная лихорадка. Эрин не могла заставить себя взглянуть на него, несмотря на то что они ожесточенно спорили, поэтому водила глазами по стенам, обитым поддельным красным бархатом, пока мистер Орли объяснял ей, что ни за что не даст ей еще один отгул, да еще в субботу.
– Это ведь уже во второй отгул за неделю! – горячился он.
– Я умею считать, – спокойно сказала Эрин.
– В общем, нет и еще раз нет. Я начинаю думать, что ты нашла себе другую работу.
– Точно. У конгрессмена Дилбека.
– Черт! – Мистеру Орли не оставалось ничего другого, как отступить. Он не мог не уважить конгрессмена, и ему абсолютно не улыбалось получить еще одну взбучку от этого проклятого Молдовски.
– В понедельник я отработаю вдвойне, – пообещала Эрин.
– В понедельник, в понедельник, – мрачно передразнил мистер Орли и, помолчав, спросил: – Что хоть он из себя представляет?
– Да ничего особенного.
– Платит хорошо?
– Нормально. – Эрин поняла, куда клонит мистер Орли. – Я не спала с ним. Можете спросить у Шэда.
– Я уже спрашивал.
– И что он сказал?
– Что ты просто танцевала.
– Не притворяйтесь, что вы удивлены.
Мистер Орли пожал плечом.
– Он большая шишка. А таким вечно подавай обслуживание по всей программе.
Эрин почувствовала, что у нее начинают зудеть руки – по всей длине, от кисти до плеча. Это происходило всякий раз, когда она слишком долго засиживалась в кабинете хозяина.
– У Лорелеи обострился флебит, – сообщил мистер Орли. – Она срочно летит домой, в Даллас.
– Мне очень жаль, – отозвалась Эрин.
– Это все из-за той проклятой змеи, которая сдавливала ей ноги.
Эрин набралась храбрости и взглянула на мистера Орли. Он выглядел подавленным, словно побитым, а распухшая губа еще больше усиливала это впечатление. Эрин стало почти жаль его.
– Ну и как там было, на яхте? – спросил он.
– Хорошо, если не считать того, что там нет зеркал. Мне пришлось танцевать вслепую.
– Шэд понадобится мне здесь, – сообщил мистер Орли. – С этим рестлингом одни проблемы – вчера вечером один парень чуть не дал дуба. Лапша забилась ему в дыхательное горло.
– Я сама справлюсь, – ответила Эрин. – А сейчас – я знаю, что еще рано, – но, может быть, я уже пойду на сцену?
– Отлично, – одобрил мистер Орли, – но, ради Бога, танцуй поживее. Конечно, перебарщивать тоже не надо, но как ты сможешь раздеваться под Джексона Брауни?
– А вот конгрессмен Дилбек с этим не согласился бы. – Эрин встала и оттолкнула свой стул. – Смотрите, вот что ему понравилось больше всего.
И, напевая вполголоса, она начала танцевать – прямо как была, в футболке и джинсах, делая движения, напоминающие кикбоксинг: раз-два, выбросить левую ногу, раз-два, выбросить правую, и стремительный поворот.
Когда она закончила, мистер Орли свистнул и произнес:
– Черт побери!
– Я же говорила вам.
– Это Джексон Брауни?
– Девушки, которые танцуют на столах, – сказала Эрин, – не знают, что они теряют.
* * *
Урбана Спрол сообщила, что вокруг заведения болтается какой-то подозрительный парень на зеленом «понтиаке». Шэд высунул голову из дверей и внимательно осмотрел все машины на автостоянке. Зеленый «понтиак» стоял далеко, у самой дороги; Шэду удалось разглядеть только, что за рулем его кто-то сидит. Он направился было к бару, где под стойкой у него лежал небольшой тяжелый ломик, но в этот момент его позвал мистер Орли, чтобы разнять двух парней, затеявших драку у игровых автоматов. К тому времени, когда Шэд добрался до «понтиака», в нем уже никого не было. Тогда он решил пошарить вокруг.
А Дэррелл Грант уже прокрался в заведение через пожарную дверь. Он сидел в гримуборной, когда вошла Моника-старшая, чтобы освежить свой макияж. Увидев Дэррелла, она ослепительно улыбнулась ему.
– Вы Кифер Сазерлэнд?
– Да. – Прежде чем приехать в «Розовый кайф», Дэррелл наглотался кодеина и халциона, а плюс к тому – принял несколько каких-то лимонно-желтых капсул, купленных у продавца газет на Дикси-Хайуэй. Веки его так и норовили опуститься, язык прилипал к зубам. С трудом ворочая им, он выговорил: – Я ищу миссис Эрин Грант. Она работает здесь в чем мать родила.
– Только спрячьте нож, – все еще не понимая, сказала Моника-старшая. Дэррелл и не отдавал себе отчета, что держит его в руке.
– Вы немного похудели со времен вашего последнего фильма, – продолжала танцовщица. – Меня зовут Моника. – Когда она протянула ему руку, Дэррел полоснул по ней ножом. Моника-старшая вскрикнула и отдернула руку. На пальцах у нее выступила полоска крови.
– Заткнись, – приказал Дэррелл Грант и, рванув ее за локоть, усадил к себе на колени.
– Что вы делаете! – пробормотала Моника-старшая, крепко сжимая кулак, чтобы остановить кровотечение.
Дэррелл Грант потерся своим заросшим щетиной подбородком о затылок и шею танцовщицы.
– Хочу сообщить тебе одну новость, цыпочка: я не Кит О'Сазерлэнд.
– Я, кажется, уже поняла, – ответила Моника-старшая, стараясь, чтобы голос не слишком дрожал.
Дэррелл с силой рванул резинку ее бюстгальтера, и тот свалился на пол. Моника-старшая видела в зеркале плотоядное выражение мутных глаз незнакомца и чувствовала, что сидеть становится все тверже.
– Пусти меня, – взмолилась она. – Я приведу тебе Эрин.
– Куда нам спешить? – Дэррелл заметил за подвязкой Моники несколько свернутых в трубочку банкнот, – Сколько у тебя там?
– Не знаю. Может быть, около сотни.
– Отлично. – Он просунул нож под резинку подвязки, тупой стороной лезвия к ноге Моники, и резко дернул его. Резинка лопнула, и деньги, вывалившись, оказались в одной из чашечек лежавшего на полу бюстгальтера.
– Подними, – приказал Дэррелл.
Когда Моника-старшая наклонилась, он заметил:
– А буфера у тебя что надо.
– Пусти меня, пожалуйста.
Дэррелл Грант засунул нож за правое ухо, как закладывают карандаш, и, обхватив обеими руками Монику-старшую, с размаху шлепнул ладони ей на грудь.
– Пожалуй, они у тебя раза в три больше, чем у моей бывшей женушки.
– Черт! – воскликнула Моника-старшая. – Теперь я знаю, кто ты.
Она рванула локтем и угодила Дэрреллу Гранту в правый висок. Однако в его безжизненных голубых глазах не отразилось ровным счетом ничего, будто он даже не ощутил боли. Сомкнув руки вокруг грудной клетки Моники, он сдавил ее изо всех сил. При этом из горла его вырвался странный звук, начавшийся как низкое приглушенное рычание, но затем перешедший в мурлыканье – совершенно определенно музыкального свойства.
Моника-старшая, восемь лет учившаяся играть на фортепиано, с ужасом и удивлением уловила знакомую мелодию. Ей было больно, она задыхалась и видела в зеркале собственное все сильнее бледнеющее лицо. Стены вокруг нее начали пульсировать в такт мелодии, которую напевал Дэррелл Грант. Через несколько секунд она потеряла сознание.
Когда оно вернулось, Моника-старшая услышала голос Дэррелла Гранта:
– Проснись, проснись, милашка Дороти.
Ощущения подсказали ей, что она все еще находится у него на коленях. Открыв глаза, она увидела в зеркале, что Дэррелл успел сорвать с нее и трико.
– Если ты хочешь, чтобы мы трахнулись, давай сделаем это как люди, – проговорила она.
Дэррелл заерзал под ней.
– Я-то хочу, но, похоже, ничего не выйдет.
– Тогда отпусти меня. Я уж десять минут как должна быть на сцене.
– Погоди, погоди. Дай-ка я подержусь за тебя еще раз – может, что и получится.
– Нет, сегодня у тебя уже точно ничего не получится. Я же вижу.
– Заткнись!
– Это не твоя вина, золотко. Это из-за таблеток.
Придерживая Монику одной рукой, Дэррелл Грант обследовал свои возможности. Надежды не было.
– Вот видишь, что ты наделала, – жалобно произнес он.
– Да я тут вообще ни при чем.
Дэррелл снова взял нож и принялся водить кончиком лезвия по бедру Моники-старшей.
– Пожалуйста, перестань, – взмолилась она. – Ты ведь опять меня порежешь! – Танцовщице со шрамами почти невозможно было найти работу – во всяком случае, в хороших местах. Поэтому, когда Дэррелл кольнул ее ножом, она обещала, что сделает все, что он пожелает.
– Вот умница, девочка, – усмехнулся он.
Дверь открылась, и вошла Эрин. Ей понадобилось несколько секунд, чтобы осмыслить эту сцену: ее бывший муж, сидящий на стуле у зеркала, дрожащая Моника-старшая у него на коленях и стальной блеск лезвия, приставленного к ее загорелому животу.
Увидев Эрин, Дэррелл Грант захихикал.
– Вот и отлично. Закрой эту чертову дверь и принеси себе стульчик.
Эрин поняла, в каком он состоянии, и пожалела, что оставила дома пистолет.
А Дэррелл продолжал, все так же хихикая.
– Я тут собирался прокатить эту леди так, чтобы она на всю жизнь запомнила, а ты будешь сидеть и смотреть.
