— Что приводит женщину в рекламу? Ах, Валентин Петрович, это клубок неоднозначностей.
Я тряхнула головой и уставилась ему в глаза. Нечистыми они были. Ну, тем более получи.
— Проблемы, знаете… Папа у меня алкоголик, запойный алкаш. С его стороны родственников нет.
Валентин Петрович брезгливо пригорюнился.
— А у мамы есть старшая сестра, она с нами живет. Только она дурочка.
Спрятал губы в кулак? Добивай его, Поля.
— Моя мама раньше тоже дурочкой была, но ее вылечили…
Хрюкнув «Пардон», он выскочил из столовой. Я перевела дух.
Вернулся он минут через пять, спокойным, деловитым и развязным, что означало — церемонии окончены. Ну, к делу.
— Давайте не будем больше о вашей семье, Ольга. Заигрывать с вами я не рискую. Но по поводу изготовляемой вами рекламы и ее заказчиков у меня есть насущные вопросы.
— Рекламодателей я не обсуждаю, Валентин Петрович.
— А в знак благодарности?
— За что? «За приют, за ласку»?
— С наследственностью у тебя, вроде, все отлично, артистка, — процедил он.
— Да, не жалуюсь. Но отчего бы не повеселить вас? В знак благодарности…
Терять мне было нечего, кроме зубов. Сейчас брызнут в разные стороны. Чего он добивается? А от чего умерла Лиза? Мы вообще в рекламе или в шпионском ведомстве работаем? Одна уже отработала, впрочем. Но заказчика не выдала, судя по тому, что ко мне привязались. Валентин Петрович пристально меня рассматривал. Потом сменил гнев на милость:
— Сколько же вам платят, Ольга Павлова, за похвальную вашу стойкость?..
Его перебил журчащий зуммер. Он вытащил из расшитого сентиментальными незабудками нагрудного кармана прибор внутренней связи, послушал, поднял брови и удивленно сказал:
— Проводи в кабинет. И пришли в столовую Олега, пусть с гостьей в картишки, что ли, перекинется.
И уже мне:
— Не беспокойтесь, Ольга, это пока действительно будут карты.
Почти сразу дверь распахнулась перед типичнейшим амбалом-охранником. Он шагнул вперед, и из-за него вынырнул… мой муж, бывший, пусть бывший, но он меня нашел.
— Ты в порядке, детка? — спросил он.
Я кивнула.
— Олег, свободен, — почему-то отменил азартное развлечение Валентин Петрович.
И, совершенно обескураженный, удалился с мужем в кабинет.
— Полина Аркадьевна, голубушка, почему вы меня не предупредили? — допытывался Валентин Петрович, однако, заметно изменившимся тоном. — А я ведь собрался обсудить условия, на которых можно поручить вам заказ. Обратил внимание на талантливые материалы госпожи Павловой и мечтал о сотрудничестве. Как замысловато иногда шутит с нами жизнь. Проверяешь журналистку на умение хранить коммерческие тайны рекламодателя, а она — супруга такого уважаемого человека
— И умеет хранить? — усмехнулся муж
— Кремень, — кисло польстил Валентин Петрович.
Я поднялась:
— Спасибо, Валентин Петрович.
— Бог с вами, какие мелочи!
Этот мерзавец чего-то ждал. Ах, да, ручку поцеловать. Этикет. Как хотелось врезать ему. Но сдержанность — второй дар небес мне. После несдержанности.
Мы направились по ухоженной аллейке к выходу с участка, за нами маячила пара телохранителей мужа
— Где это? — шепнула я.
— Потерпи.
Ого, размаха он не утратил. За воротами в наступающих сумерках утопали три иномарки. Я окончила школу на двойки, но то была его школа. Получалось, что Валентин Петрович рыбина еще та, и с мужем они плавают в разных бизнес-прудах.
— Ты много ему за меня должен? — вспомнила я былую терминологию и замашки.
— Выкручусь, если ты не застряла костью у него в горле.
— Интересно, как бы меня выпихнули из этой крепости?
— Там сзади калитка в стене. Через нее вперед ногами.
— Настолько серьезно?
— Я тебя предупреждал, нарвешься. Если бы было несерьезно, он бы тебя в ресторане покормил.
— Как ты его вычислил?
— Дома поговорим.
Бог мой, черт, дьявол, кто-нибудь, я сегодня доберусь к Измайлову? Но коли муж сказал: «Дома», — значит, до него и промолчит. Муж. Не я. Чуть-чуть тишины, и вдруг я против воли загоготала. Истерику снимают пощечинами, так что риск известный был. Но остановиться у меня не получалось.
— Спятила? Хотя тебе сегодня досталось.
— Нет, я не про эту мерзопакость… Я про «уважаемого человека».
— Ты, Поленька, не зарывайся.
— Да послушай меня. Когда такие, как Валентин Петрович, киоски держали…
— Откуда сведения?
— Интуиция, ха-ха-ха…
— Полина!
— Все, все. В общем, была у меня знакомая. Выскочила замуж лет в семнадцать и зажила настоящей барыней. То есть, подвыпив вечером с сестренкой и ее благоверным, шли они ликерчику прикупить. А тверезый муж под одно, как говорится, навещал свои точки. Ему тогда улица принадлежала еще не целиком, и хорошим тоном считалось облагодетельствовать конкурента, отовариться у него.
— Поля, детка…
— Перестань, белый воротничок, ты деньги компьютером делал. А они утюгом и ломом. Но я о другом. Девицу и ее сестру пустили с заднего киоскового хода к широкому выбору, а муженек тем временем базарил с владельцем возле окошечка. И, прикинь, девочки с продавщицей не поладили. Не прогнулась, видно, по ранжиру труженица. Дошло у них до драчки. Метелят они друг друга, а юная леди и думает: «Что я делаю, я не должна, я права не имею… Ведь я жена такого уважаемого на этой улице человека…»
Он ничего не сказал, сидел и смотрел на меня. А его шофер и телохранители извивались от хохота.
— Прости, — вздохнула я.
И он, как недавно Измайлов, улыбнулся:
— С возвращением.
Потом тихо и сухо велел своим:
— Молчать.
И опять воцарилась тишина в короне из черных ониксов богатства одного и бедности других.
Я отвлеклась видом из окна. Мы мчались от дворцового поселения тех, кто не только делал, но и продолжал делать основные свои деньги утюгом и ломом. Ну, нынче, наверное, пистолетом. И меня, и его, бросившегося на зов: «Это Полина, спаси», караулила скелетина с косой. Я убила Юрьева, потом мужа и себя… И полковник Виктор Николаевич Измайлов не в силах был предотвратить грядущего.
— Зачем ты приехал за мной? — приникла я к его уху.
— Если не догадываешься, на тебя и слов не стоит тратить.
— Мы в разводе.
— А при чем тут развод?
— Из-за Севы?
— А при чем тут Сева?
— Из-за себя?
— И я тут ни при чем.
Поди пойми его. Только я сегодня уже так находилась, набегалась и наездилась, что отправляться на поиски понимания была не в состоянии.
Обиталище мужа хотя бы внутри отличалось от всех остальных — я постаралась. После унылой магазинности обстановки Валентина Петровича здесь было классно. Мы поднялись наверх и направились в небольшой зал для своих, который, словно друг, утолял любые сплины. Потому что был доверчиво уютен. Дальше продолжать бахвалиться своими дизайнерскими подвигами неловко, если учесть, что я вытворила. Двери всех спален выходили в этот зал, следовательно, и попасть в него можно было только через одну из них. Мы воспользовались хозяйской, как проходной. Меня уже давно угнетал наряд с плеча Валентина Петровича, и безумно жаждалось переодеться. В спальне я бросилась к шкафу, распахнула его и лишь тогда вспомнила, что мои вещи в другом месте. Я не покраснела — побагровела. Но, покаянно оглянувшись на мужа, обнаружила, что он смущен еще больше меня, хулиганки.
— Извини, детка, я не монах, не евнух.
Да, на плечиках болтались три вечерних платья и несколько халатов разной длины. Никогда бы не облачилась в подобный отврат.
— Ты меня извини, не знаю, как получилось. Так хотелось избавиться от того, что на мне… Я машинально. Автоматически.
Я захлопнула дверцы, и, не глядя друг на друга, мы поплелись к своей цели. В том, что у него есть женщина, я не сомневалась. «Не монах, не евнух», — это слабо сказано. Но наличие мадам, заполняющей гардероб, было открытием, и оно меня почему-то покоробило. Уж не думала ли я, что он всю жизнь будет за мной бегать и звать назад? Еще женится, детей наделает… Однако к мысли о такой перспективе нужно было привыкнуть.
— Дама сегодня придет? — спросила я.
— Останешься? — обрадовался он.
— Нет, конечно, просто сцен не терплю.
Видимо, мое «конечно» его зацепило и царапнуло.
— Дама будет, но попозже.
— Хорошо. Может, расколешься, как ты вычислил Петровича?
Он достал из бара коньяк, мартини, лимон, ледок. Все как положено.
— Давай выпьем за твое освобождение.
— Давай. Спасибо тебе. Ты когда-то говорил, что согласие выпить с человеком — признак доверия к нему. А предложение выпить — признак либо симпатии, либо подлости. Вот я нынче по-всякому напиваюсь.
— Бывают такие насыщенные дни, — оттаял он. — Ты не отдаешь себе отчета, Поленька, насколько удачлива. Автоответчик у меня с определителем последнего номера, а после тебя никто не звонил. Так что вычислить Петровича было делом плевым. И «отдал» он тебя без сопротивления.
