РОМЕО, притормаживая, спускался с отрогов гор Каролины, над которыми быстро сгущались сумерки, когда перед машиной вынырнул енот или опоссум. Но удар был на удивление легким. Мягкий шелест, словно под шасси расстегнули «молнию». Но у Ромео упало сердце. Он притормозил и свернул к обочине.
Шон проснулся.
— Что случилось?
— Стукнул кого-то, — сказал Ромео.
Он вылез и обошел свой I–77 в поисках трупа. Шон следовал за ним. Вереница гусеничных трейлеров спускалась с шумом, грохотом и лязгом, и эта какофония еще долго тянулась за ней. Затем дали о себе знать цикады, заведя вдали свою простенькую музыку. Какие-то запахи в воздухе давали знать о присутствии воды: поблизости были то ли водосточные трубы, то ли заболоченный луг.
— Господи, — сказал Шон. — Вот оно. Мы в самом деле на этом гребаном Юге.
Но никаких следов животного им обнаружить не удалось.
Они прошлись еще немного, дождавшись света фар проходящей машины, и осмотрели шоссе в обе стороны. Прошлись вдоль обочины. Ничего — не было даже пятен крови. Наконец Ромео остановился и стал смотреть на пляшущих светлячков. Он был не на шутку обеспокоен.
— Эй, — окликнул Шон. — Не сомневаюсь, что твоему приятелю повезло.
— Нет. Я сшиб его.
— Тогда считай это чем-то вроде жертвы, — пошутил Шон. — Чтобы дорога была к нам милостива.
Они вернулись к своему «соколу». Шон сказал, что окончательно проснулся, и предложил вести машину. Ромео это вполне устроило. Он перебрался на пассажирское сиденье и до конца откинул спинку. Теперь им предстояло спускаться в предгорье и приходилось быть настороже. В воздухе все больше чувствовалась сырость. Ромео смотрел, как в просветах сосновых крон над головой мелькала луна. Не стоит показывать Шону, как он расстроен. Тебе предстоит большая дорога, и ты хочешь, чтобы твой спутник был настоящим воином, а не разваливался на куски от каждого ухаба. Мелкие животные то и дело попадают под колеса. И правильная реакция — да черт с ними! Это верно, что, появись ты секундой раньше или позже, с животным все было бы в порядке и оно не истекало бы кровью в придорожной канаве. И что с того? Жизнь из этого и состоит — все время натыкаешься на кого-то.
Где-то между Элкином и Шарлоттой луна скрылась за облаками. Ромео позволил себе лишь на секунду смежить глаза и почувствовал, как I-77, покачиваясь, вписался в поворот; его качнуло, и он погрузился в бездонные глубины сна.
ТАРА по средам всегда старалась держаться подальше от дома.
В среду вечером проходил розыгрыш лотереи, джекпот. Мать начинала пить с самого утра. Наливала джин с тоником в пузатый бокал, раскладывала свои лотерейные билеты на кофейном столике и, любовно разглядывая их, касалась одного за другим, прикидывая, который окажется тем самым. Телевизор мог быть включен, но мать не обращала на него внимания. Все ее мысли были поглощены той хорошей жизнью, которая вот-вот наступит. Яхты, спа в Аризоне, белоснежные домики деревни в Греции, жгучая зависть ее приятельниц. Покончив с первым бокалом, она наливала другой. Ее сын Джейс — младший братишка Тары — клал голову ей на колени и играл со своим микрокомпьютером. Она ерошила ему волосы. Погоняв льдинки в бокале, наливала себе следующую порцию, и наконец цвета умирающего дня, краски телеэкрана и вообще все краски ее жизни становились невыносимо яркими; она говорила себе, что в мире нет другой женщины, на которой лежало бы такое благословение. Она хватала свой сотовый и отбивала дочери текст:
«Знаю, что сегодня вечером мы выиграем!»
Или:
«Ты нужна мне! Тара, дитя мое! Мой талисман! Где ты? Возвращайся домой!»
Хотя все эти вопли были зовом сирены, необходимо заткнуть уши и не слушать их. Допоздна сидеть в библиотеке, пойти в кино, пошляться с Клио в моле, торговом центре — лишь бы держаться подальше от дома, пока с джекпотом не будет покончено и отец не вернется домой, чтобы принять на свои плечи весь груз маминой ярости из-за пустого розыгрыша.
Продержаться до полуночи или около того. Затем она отключится, и ты можешь прийти, когда тебе захочется.
Но в эту среду Тара сделала глупость. Она забыла в своей спальне учебник ботаники со всеми конспектами. Ошибку эту она совершила утром, но осознала случившееся только в семь вечера, после занятий по органической химии, когда заглянула в шкафчик и убедилась, что учебника там нет.
У нее завтра контрольная. А она даже не заглядывала в материал.
Тара подумала, не позвонить ли отцу. Может, ему удастся вынести ей учебник. Впрочем, нет, слишком поздно. Сейчас он направляется в церковь, на встречу своих «Львов Иуды». А что, если Джейс? Нет, Джейс все расскажет матери, он у нее на коротком поводке.
Так что Таре придется отправляться домой, изображать полную покорность, не позволить матери втянуть ее в скандал и при первой же возможности ускользнуть и добраться до своей комнаты прежде, чем мать слетит с катушек и придет в ярость.
Она вышла на автостоянку, села в свой потрепанный «гео», оставила кампус колледжа общины и поехала домой. По Четвертой улице к Робин-Роуд и по Редвуд-Роуд. Она терпеть не могла эти улицы. Она ненавидела эти дома — ряды приземистых кирпичных строений в стиле ранчо. Самые приземистые, самые обложенные кирпичом домишки сгрудились на Ориол-стрит. Вырулив на нее, она сбросила скорость так, что машина чуть ли не ползла, и посмотрела в окно гостиной. Мать, телевизор, полка с глиняными фигурками. Дон Кихот, висящий на крыле мельницы. Отцовские модели «Шеви» номер 3. Из-под дивана торчали ноги Джейса. Все, что Тара терпеть не могла в своем доме, сейчас выглядело тепло и симпатично, как реклама низких закладных и средств борьбы с насекомыми, но зрелище было настолько гнусным, что она решила позвонить Клио.
— Я шпионю за своим домом, — сказала она Клио.
— Это извращение.
— Он такой уродливый.
— Это не повод заниматься извращениями.
— Я должна проверить, насколько мамаша напилась.
— И насколько же?
— Не знаю. Она лежит на диване, и я не вижу ее руки. Я должна убедиться, как она держит стакан. Если она крутит его, оттопырив мизинец, значит, я в глубокой заднице.
— Ты зайдешь? — спросила Клио.
— Придется.
— Не тот ли это вечер, когда она сходит с ума?
— Угу.
— Так зачем тебе это делать? Приходи в штаб-квартиру. Знаешь, кто явился? Тот парень Долгоносик. Джонас. Тот, кто хотел иметь с тобой дело.
— Ты мне рассказывала.
— Так пусть он тобой и займется.
— У меня утром контрольная по ботанике.
— О господи! До чего ты занудная личность.
— А почему бы ему не заняться тобой, Клио?
— О'кей, ты сама мне подсказала.
— Ты же такая прожженная шлюха.
— Я бы хотела, — сказала Клио. — Эй, если твоя мамаша начнет что-то откалывать, типа всюду совать свой нос или лапать тебя, дай мне знать.
Тара въехала в гараж.
Когда она вошла в гостиную, мать спросила:
— Где ты была?
Тара, проконсультировавшись с бокалом, увидела, что мать, решительно оттопырив мизинец, нервно гоняет жидкость по стенкам, что обещало мрачную ночь.
— Я была на занятиях, мама.
— Ты должна звонить мне, когда так задерживаешься.
Она не задерживалась, но не стоит обращать внимания.
— О'кей.
— Что за занятие было?
— По органической химии.
— Почему ты взяла этот курс?
Не поддавайся, приказала себе Тара. Цель — свобода.
— Ну, я думала, это необходимо.
— Но ты, черт возьми, можешь изучать все, что угодно. Почему они заставили тебя взять органическую химию?
— Не знаю, мам.
— Им нужны все наши деньги, и поэтому они учат тебя совершенно бесполезным вещам.
Вот с этим смириться было трудно. Дело в том, что мать не давала ни цента на ее учебу — и каждое пенни шло из того, что Тара зарабатывала в банке, плюс помощь от ее бабушки Нелл, плюс то немногое, что она зарабатывала репетиторством. От родителей она получала лишь стол и кров, за которые платила 550 долларов в месяц, то есть они были отнюдь не подарком. Тара с трудом справлялась с желанием вернуть ей «все наши деньги». Но что это даст? Помни, что тебе надо лишь добраться до своей комнаты. Помни, что на эту чужую женщину с тощей птичьей шеей ты только что смотрела через окно гостиной. Представь себе, что между вами нет никаких семейных связей, что ты плывешь где-то у нее над головой, что ты невидима и можешь ускользнуть в любую минуту…
— Подожди, — сказала мать. — Присядь на минуту. Сейчас объявят результаты.
— У меня завтра контрольная. Так что, наверно, мне стоит…
— Ты знаешь, сколько сейчас на кону?
Тара помотала головой.
