Наль Подольский
Сон разума
Человеку дано природой пять органов чувств, но о некоторых людях говорят, что у них есть шестое чувство, не в литературном, а в буквальном смысле. Наука отрицает такую возможность, исходя из несокрушимого принципа «Не доказано, значит, не существует».
Александр Петрович Самойлов, лояльно относясь к общепризнанным точкам зрения и, в частности, к выводам науки, все же относительно себя самого не сомневался: он обладал шестым чувством. Он непосредственно ощущал любую опасность, угрожающую его персоне, и даже мог указать соответствующий орган восприятия, а именно позвоночник, или, выражаясь более научно, спинной мозг. Во всякой потенциально опасной ситуации, например поднимаясь по трапу самолета, он чувствовал в позвонках неприятный холодок и в зависимости от зоны его распространения мог судить о техническом состоянии данного летательного аппарата. Большинство знакомых адвоката принимало его специфическую одаренность за обыкновенную трусость, но он-то знал цену этому уникальному свойству своей натуры.
И вот теперь, сразу после собственной свадьбы, когда человеку полагается быть счастливым и беззаботным, его не покидало ощущение неопределенной, но реальной угрозы. Причем он, увы, не мог поделиться своими страхами с женой, опасаясь выставиться в ее глазах трусом уже в самом начале семейной жизни.
Виной всему была видеокассета, попавшая в их руки, в общем-то, случайно, о которой они ничего не знали, кроме того, что из-за нее убили человека. На обычных бытовых видеоплейерах кассета изображения не давала, хотя, несомненно, содержала какую-то запись. Привычка адвоката, обращаясь к специалистам, иметь дело исключительно с людьми высочайшей квалификации подсказывала пристроить кассету для исследования в солидную фирменную лаббраторию, но Александру Петровичу это казалось рискованным. Тем не менее с кассетой нужно было что-то сделать в ближайшие дни, до отъезда в свадебное путешествие, и он принял решение, продиктованное осторожностью.
На одной из кафедр Электротехнического института работал молодой человек по имени Натан Фавилович, в обязанности которого входил присмотр за электронными приборами учебной лаборатории и мелкий их ремонт. Получая мизерный оклад, он брал левые заказы, за которыми засиживался вечерами в тесном закутке позади основной лаборатории. В свое время его порекомендовали адвокату как умельца, способного возродить к жизни любой электронный аппарат. Постепенно Александр Петрович привык доверять ему даже самые экзотические экспонаты своей коллекции звукозаписывающей и воспроизводящей аппаратуры. Фавиловичу хватало нескольких дней, чтобы заставить работать какую-нибудь похожую на макет гробницы немецкую радиолу времен Третьего рейха, снабдив ее раздобытыми невесть где музейными грибоподобными радиолампами, и, самое невероятное, качество звука в результате было не хуже, чем у последних моделей «Грюндига».
Адвокат, рассудив, что в России умелец равен фирме, заявился к Фавиловичу вечером, чтобы не было лишних глаз. Тот ковырялся во внутренностях очередной поделки, по причине крайней близорукости натуральнейшим образом засунув внутрь нее нос и орудуя дымящимся жалом паяльника в опасной близости от собственной физиономии. Александр Петрович молча выложил перед ним кассету и дождался кивка, подтверждающего, что мастер опознал своего постоянного клиента и заказ принят. Детали они уточнили в коридоре, в равной мере не испытывая доверия к территории, начиненной электроникой. Услышав названную адвокатом сумму, умелец задумался, снял очки и протер запотевшие стекла платком.
— Это за что же столько? — спросил он подозрительно. — Я не хотел бы, чтобы это было за риск.
— Это за то, чтобы риска не было, — строго сказал Александр Петрович, — риск будет, если кассету кто-нибудь увидит, даже из ваших близких.
— Насчет близких можете не беспокоиться, — уныло усмехнулся Фавилович, — у меня нет близких.
Расставшись со злополучной кассетой, адвокат несколько успокоился, хотя желанного чувства полной безопасности достигнуть не удалось.
Теперь предстояло заняться свадебным путешествием, с которым тоже возникли непредвиденные неурядицы. Александр Петрович, в надежде угодить своей молодой жене, раздобыл путевки на престижный круиз по Средиземному морю, не сомневаясь, что она, как любой искусствовед, обрадуется возможности увидеть в натуре античные развалины. Но Карина, против ожидания, не только не обрадовалась, но и не захотела скрыть неудовольствие:
— Ты же знаешь, какие люди там соберутся. О чем мы будем разговаривать с ними? Об их финансовых проделках на родине или о покупках за границей?
— Но, дорогая, — попытался возразить адвокат, — нам не обязательно все время с ними общаться. Зато мы увидим всякие древности.
— Древности! Здесь отведено ровно пять дней на осмотр древностей, — она отодвинула от себя проспект круиза мизинцем, — и скорее всего он будет заменен осмотром галантерейных лавок. А что касается людей — то куда от них денешься? На пароходе спрятаться негде и в море сбежать с него невозможно.
Последнюю фразу она произнесла без нажима и чуть устало, но адвокат сразу уловил заключенный в ней жесткий смысл и воспринял ее как написанную на стене огненными буквами. Спрятаться негде и сбежать невозможно… Воистину устами младенцев… Как же он сам не подумал…
Вообще говоря, Александр Петрович в этом путешествии и не рассчитывал на интересное общество, однако знал, что среди пассажиров будет несколько человек, с которыми есть смысл завести знакомство ради будущей пользы. И еще важнее была надежда отдохнуть в обстановке безопасности и комфорта, но Карина одной короткой фразой перечеркнула эту надежду. Обстановки безопасности не будет.
— Отлично! Круиз отменяется, — объявил он с неожиданной бодростью, — ты сняла камень с моей души. Я тоже чувствовал, что это нам не вполне подходит, но поддался советам и фальшивым представлениям о престиже.
— Красиво говоришь, — скептически заметила Карина, — но не пойму, куда клонишь… Давай просто поедем на юг. Мне хочется затеряться где-нибудь в горах или на морском побережье.
Изумление адвоката возрастало. Она так рассеянно, почти небрежно, произнесла единственно нужное слово, до которого он сам почему-то не додумался. Затеряться… для них сейчас самое важное — именно затеряться. А он-то пытался подсунуть ей античные развалины… для чего они ей, когда она сегодня сама как дельфийский оракул…
— Мне пришла в голову странная мысль, — на лице адвоката отразилось нечто вроде смущения, — не будем никому говорить об изменениях в наших планах. Пускай для знакомых мы по-прежнему отправляемся в круиз. Я и сам не знаю, что это — прихоть или суеверие… ты не против?
— Никоим образом. — Она оглядела, его с любопытством и чуть заметно улыбнулась, но вопросов задавать не стала.
Адвокат в тот же день избавился от путевок и приобрел билеты до Симферополя, причем таким образом, чтобы дата отъезда не изменилась. Он уже стал было надеяться, что за оставшиеся три дня никаких неприятностей не случится, но, увы, накануне отъезда ему непоправимо испортили настроение.
Позвонил Шошин, следователь, и назначил свидание в пустынном месте у Тучкова моста. Моросил дождь, и беседа состоялась в машине адвоката.
Шошин приехал в штатском костюме, который подчеркивал непомерную массивность фигуры при невысоком росте, придавая своему хозяину сходство с Собакевичем.
— Вы интересовались самоубийством Холщевникова, — не тратя времени на приветствия, начал Шошин.
— Интересовался, — подтвердил адвокат.
— И еще вы интересовались его соседом по дому и компаньоном по фирме «Крекинг» Николаевым. Помните такого?
— Помню, — вяло кивнул Александр Петрович.
«Что он, реакцию мою проверяет, — удивился адвокат, — или у него шутки такие?» Впрочем, насколько он знал, Шошин вообще шутить не умел. Еще бы ему, адвокату, не помнить Николаева. Человека, пытавшегося его убить. Человека, фактически вынудившего самоубийство Холщевникова, чтобы похитить ту самую кассету, из-за которой Александр Петрович не мог теперь спокойно спать.
— Ну вот, — словно бы с облегчением выдохнул Шошин, — вчера Николаева прикончили. Я-то занимался Холщевниковым, так и этого на меня повесили.
— Он тоже из окна выбросился? — заставил себя изобразить равнодушие адвокат.
— Намного хуже. Он ушел с работы в семнадцать часов, как обычно, но дома не появился. Жена у него к таким вещам была приучена, беспокоиться, значит, не стала. А в двадцать пятнадцать поступило заявление об угоне фургона «Перевозка мебели». Его нашли утром, и внутри — труп Николаева. Ребята, скажу вам, крутые. Суставы пальцев переломаны и раздавлены пассатижами, они их, шутники этакие, ему же в карман пиджака и сунули. В локтевых и коленных суставах тоже переломы, и связки порваны. Перелом шейного позвонка. Врач говорит, с ним долго возились. Смерть ему нелегко далась. Что вы об этом думаете?
