Иори Фудзивара
Тьма на ладони
Прохладная капля коснулась щеки. Послышался тихий шелест.
Воздух, и без того зябкий, наполнился чем-то холодным. Наверно, дождем. Мелкие капли забарабанили по земле.
Я открыл глаза. И в самом деле дождь. Правда, под очень странным углом. Слева направо.
От мозгов сейчас никакого проку. Рыхлый соевый творог, а не мозги. Впрочем, как и всегда. Лишь поймав себя на этом, я понял, что происходит. Я лежу ничком посреди улицы. Моя голова, набитая соевым творогом, валяется на тротуаре. Губы впечатаны в шершавый асфальт. Если высунуть язык, можно узнать, каков на вкус тротуар, истоптанный тысячами пешеходов.
Леденящая сырость и дорожный асфальт. Стискивают меня сверху и снизу, как сэндвич, до самых костей. Я, кажется, весь дрожу. Но не в силах пошевелиться. И все из-за боли. Дикой утренней боли, что раскалывает голову всякий раз, если я накануне надираюсь до полной отключки.
С трудом прихожу в себя. Хочется встать. Но слушается только верхняя половина тела. Я сажусь на асфальт, опираюсь спиной о железные ограждения тротуара и с трудом перевожу дух.
На часах – без малого пять.
Вдалеке гремит гром. Как по команде, дождь заряжает громче и чаще. Легкая морось превращается в ливень. Очень скоро исчезают последние светлые островки на асфальте. Как и на моем плаще.
Чьи-то длинные ноги шагают на фоне стальных жалюзи караоке-бара. Худой, стройный негр. Проходит мимо спокойно, не раскрывая зонта и даже не взглянув на меня. За ним, весело щебеча и прикрывая головы сумочками, пробегает стайка девиц.
Промокая все больше, я сижу на тротуаре и разглядываю струи дождя. Утренний мартовский ливень с каждой минутой сильнее. Вода уже бежит по улице ручейками. Там, где недавно лежала моя голова, образовалась небольшая запруда. Не очнись я вовремя – запросто мог бы захлебнуться и утонуть. Утопленник на Роппонги.[1] Такого еще не случалось! Редкий шанс прославиться, черт меня побери… Я усмехнулся. Невесело, но достаточно громко: молодой мужчина в приличном костюме скользнул по мне взглядом, как по куче мусора на обочине, и ускорил шаг.
Я поднял голову. Небо еще темное, но уже не ночное. В приоткрытый рот закапала вода, кислая от городской пыли. Впрочем, даже такая вода сейчас очень кстати.
– Ты еще здесь? Ну даешь! – различаю я чей-то голос в дожде. – Нашел где загорать!
Я обернулся. Говоривший стоял на проезжей части и держал за руль мотоцикл. Первым делом я оценил технику. Здоровая махина кубов на девятьсот с логотипами «Фулл-каул» и «Дукати» вдоль корпуса. Когда-то я тоже рассекал на мотоцикле. Сегодня, даже заполучи я такую итальянскую игрушку в подарок, мне было бы просто не до нее.
Я перевел взгляд на водителя. Несмотря на хрупкую комплекцию, тот, похоже, неплохо управлялся с такой мощной железякой. Лица под шлемом я не разобрал, но в голосе звучала усмешка. И тут я наконец понял, кто это. Девица из вчерашнего бара. Платье сменила на кожаные куртку с брюками. И переобулась в тяжелые ботинки.
В мутной кашице мозга заворочались воспоминания. Может, кучка мокрого мусора, которую я сейчас из себя представляю, задолжала этой девице какие-то деньги?
– Ты что тут делаешь? – снова спросила она.
– Так… Отдохнуть немного решил. А у тебя что, работа закончилась?
Она кивнула.
– Эй! А ты вообще кто такой?
– Ты вчера то же самое спрашивала. Разве я не сказал?
За стеклом шлема ясно прочиталась улыбка. Девица крутанула акселератор, и двигатель несколько раз проревел вхолостую.
– Но ты ведь не пампи,[2] правда?
– Пампи?
– Ну, не простой чувак из толпы?
– Увы, – покачал я головой. – К сожалению, я как раз, э-э… пампи. Видок сейчас паршивый, не спорю. Но вообще-то – обычный салариман,[3] каких миллионы. Вот, сейчас в контору попрусь, как положено…
Я не врал: на сегодня так все и было. А что со мной будет через полмесяца, ей знать вовсе не обязательно.
– Ха! Правда, что ли? – Она язвительно усмехнулась. – А по виду не скажешь! Какой-то странный. Может, ты из якудзы?
Я посмотрел на нее:
– С чего ты взяла?
– По запаху чую. Забыл, что с тем парнем устроил?
Вчерашние события в баре вспоминались бессвязными отрывками. Точно, подсел ко мне какой-то парень. Молодой негр с бицепсами. Но что было дальше – не помню, хоть тресни.
– Ах да. Был один, кажется… Накачанный такой. Вылитый Майк Тайсон.
В шуме дождя я различил ее смех.
– «Кажется»? Вообще-то его так и звали – Майк. Ты что, больше вообще ничего не помнишь?
– Не-а… Дальше все как отрезало. У меня так бывает, когда напьюсь.
– И часто?
Я покачал головой:
– Иногда. Раз в неделю примерно.
– Ничего себе «иногда»! Хотя если пить как лошадь – может, это и нормально…
– Кстати, я счет оплатил?
Обычно с такими вещами у меня проблем нет, как бы я ни надрался. Вечно кто-нибудь да напомнит. Скоро, правда, таких напоминальщиков вокруг не останется. И беспокоиться будет не о чем.
– Ну да, – кивнула она. – Только потом сразу в осадок выпал. Если пампи валяется на улице в пять утра – это даже не каракатица, а кое-что похуже. Может, тебе притормозить?
– Каждая каракатица по-своему пятится… Но ты, пожалуй, права. Стоит притормозить. Пока не стал кое-чем похуже.
– Ну вот, научишься – тогда и заходи. Пока!
Мотор взревел, и я крикнул:
– Осторожней на поворотах, хозяйка!
– Ты тоже не простудись, клиент!
Лукаво улыбнувшись, она помахала рукой. И мотоцикл унес ее под дождем к перекрестку Роппонги.
Я проводил глазами облачко выхлопных газов и, пошатываясь от холода и головной боли, поднялся на ноги. Только теперь я вдруг обнаружил, что пропал галстук. Наверно, куда-то выкинул. Проверил деньги в карманах. Несколько десяток сгинули, осталось лишь несколько тысяч иен.[4]
Такси я поймал сразу: просто выловил первое из вереницы таких же. Спасибо экономическому застою. Даже в таком вавилоне, как Роппонги, таксисты охотятся за клиентом круглые сутки.
– До Готанды![5] – сказал я водителю.
– Господин пассажир, – отозвался тот, включая счетчик, – вы бы плащик-то сняли. Все сиденье промокнет.
Спорить не было сил. Я уже собрался выполнить просьбу, как вдруг над ухом раздался негромкий стук.
Чьи-то бледные пальцы стучали в окно машины. Все та же девчонка. Глядит на меня из-под шлема. Под каким-то странным углом… Ах, вот оно что! Ее мотоцикл развернут против потока машин. Навстречу движению.
Я велел водителю подождать и опустил стекло:
– Что случилось?
– Забыла сказать! Насчет той женщины, которую ты искал, как ее звали-то… Я поспрашиваю, о'кей? Хотя ничего не обещаю.
– Да ладно! Забудь.
– Почему?
– Не так уж она мне и нужна. Не напрягайся.
– Хм-м… Вон, значит, как? – Ее голос похолодел. – Ну, все равно спрошу, мало ли что. Тебя как звать-то?
– Хориэ. Масаюки Хориэ.
Она снова хмыкнула, посверлила меня глазами еще пару секунд и крутанула сцепление. Под разъяренные гудки окружающих автомобилей мотоцикл помчался дальше по встречной. Но чуть погодя развернулся, обогнал такси – и на бешеной скорости, поднимая фонтаны брызг, исчез далеко впереди.
– Ох, молодежь пошла! – обреченно вздохнул водитель. – И о чем только думают, а?
– Не говорите, – поддакнул я. И сквозь дикую головную боль попробовал вспомнить, что со мной было вчера. Худо ли бедно, первую половину вечера восстановить удалось. Уже большая удача для такого похмелья.
Последний сеанс в «Хайю-дза»[6] закончился ближе к полуночи. Толпа зрителей схлынула, а я еще долго стоял перед выходом из кинотеатра. А затем ноги сами понесли меня в сторону Иигуры.[7]
Почему – сам не знаю. Вдруг пришло в голову заглянуть туда, где я не был еще ни разу. И повидаться с женщиной, которая помогла мне устроиться на работу буквально с улицы. О ее ресторанчике я услыхал совершенно случайно лет пять или шесть назад. Дескать, открыла свой кабачок японской кухни. Помню, тогда меня это нисколько не заинтересовало.
Дзюнко Кагами… Двадцать лет уже как познакомились. И с тех пор не встречались ни разу. Как-то не было случая. Может, я просто захотел увидеться с нею опять? Может, накануне увольнения меня потянуло на сантименты? О чем нам с ней говорить – я даже не представлял. Но, видно, решил навестить хотя бы из вежливости.
Как и следовало ожидать, ресторанчика с ее именем я не нашел. Вместо него – то есть буквально на его месте – громоздилась многоэтажка с баром в подвале, и от нечего делать я решил заглянул хотя бы туда. «Бруно» – прочел я на крохотной табличке у входа.
В баре было просторно. На маленькой сцене в глубине зала поблескивала ударная установка. Видимо, иногда здесь играли живую музыку. Публики много, добрая половина – иностранцы. Обычная картинка классического бара на Роппонги. Белые, негры, латиносы. Как за столиками, так и за стойкой. И похоже, ни одного посетителя старше меня.