Рейчел помолчала, сбитая с толку его кратким ответом, потом спросила:
– А его мать здесь?
– Вот именно.
– Держится?
Он не ответил.
– Господи, в каком кошмаре она, должно быть, живет! – воскликнула Рейчел и, помолчав, добавила: – Саймон, через два дня, сделаю все, что смогу. Но хорошо бы нам снова встретиться прежде... чем ты уедешь.
– Да, – сказал он. – Не знаю только, получится ли.
– Послушай, если будешь звонить, лучше в полдень. По утрам я хожу на спортивные прогулки по берегу. Представляешь?
– Представляю, – улыбнулся он. – Всего хорошего, Рейчел.
Он положил трубку и повернулся к Кэролайн, все еще стоявшей в дверях ванной. Она имела привычку спать голой, и, когда Герни впервые вошел в ее комнату, чтобы положить на рычаг телефонную трубку, она также была без одежды. Но сейчас, не появись она обернутой в полотенце, никто из них не заметил бы этого.
* * *
Кэролайн ждала, а вместе с ней и Герни. Это было занятие не из легких. Как большинство целеустремленных или же загнанных в угол людей, Герни не находил себе места в ожидании каких-либо событий. Его раздражали любые разговоры, общение с кем бы то ни было, любые дела. Он предпочитал одиночество и спячку, не требовавших никакой активности.
Он знал, что из следующего телефонного разговора станет ясно, заинтересованы ли похитители в выкупе и жив ли Дэвид. Нет причин тянуть с этим делом; с каждым днем растет вероятность того, что механизм сделки перегреется и взорвется. Он должен знать, кто похитил Дэвида, кем бы ни оказались похитители. Кроме того, Герни не мог уже отказаться от этого дела: ведь была еще Кэролайн Ранс со своими тревогами и волнениями, от которых не отмахнешься. Нельзя лишать ее последней надежды. Кто-то должен был рядом с ней находиться, поэтому они заказывали в номер еду, к которой не притрагивались, пытались смотреть телевизор... Даже принимая душ, он поддерживал с ней разговор через закрытую дверь. Она стала меньше пить. На улицу они не выходили, только передвигались из комнаты в комнату, пока горничная делала уборку. А главное, они постоянно обсуждали случившееся и то, что еще может произойти.
* * *
Когда Герни позвонил Паскини, Кэролайн вертелась около него. Разговаривать с бывшим мужем она не хотела, и Герни постарался быть кратким. Он рассказал Паскини, как развиваются события, и обещал позвонить, как только все прояснится с деньгами.
Прежде чем повесить трубку, Паскини сказал:
– Мне не нравится, что они знают о вас.
– Я и сам от этого не в восторге, – ответил Герни.
– Как это случилось?
«Странный вопрос», – подумал Герни и ответил:
– Не знаю. Хотелось бы выяснить. Раз они сами выбрали отель для вашей жены, значит, имеют возможность за ним наблюдать. – Он знал, что не следует произносить слово «жена», но другого не смог подобрать и продолжал: – Да, мне это очень не нравится, как и вам. Впрочем, ничего страшного нет. Они сказали, что переговоры будут вести со мной, так что моя маскировка – это отсутствие маскировки.
– Не потребуют ли они, чтобы вы поехали к Дэвиду?
– Не знаю, – раздраженно ответил Герни, – но не исключаю такого варианта.
– Конечно, конечно. – Паскини не сразу положил трубку.
«Уж не хочет ли он поговорить с Кэролайн?» – подумал Герни. Он подождал немного, сказал:
– До свидания, синьор Паскини, – и нажал на рычаг.
Кэролайн набросилась на него:
– Почему он не приехал?
Герни понял, что ей просто хотелось излить на кого-то свое горе.
– В этом нет никакой надобности. Дэвида увезли, по крайней мере, так они говорят. А может, он в Италии?
Эта перспектива, видимо, испугала Кэролайн, и она пристально посмотрела на Герни. В то же время ей было обидно, что он не осуждает Паскини и не поддерживает ее.
– Если, конечно, – продолжал Герни, – вы не хотите, чтобы Паскини приехал сюда ради вас.
– Не-ет! – произнесла она, растягивая слово и пристально глядя на Герни, оскорбленная подобным предположением. Потом взяла сигарету, зажгла и, покачав головой, повторила «нет», теперь уже резко.
Поскольку ответ Герни спровоцировал, он приготовился услышать подробности, но она успокоилась, чему он был несказанно рад. Она принялась ходить по комнате, то и дело присаживаясь на стул или диван, постояла у окна. Время от времени она открывала бутылку и наливала себе виски. Наконец Кэролайн улеглась спать, в это время над городом стал подниматься туман. Спала она долго, пока где-то в половине одиннадцатого ее не разбудил телефон.
Прежде чем поднять трубку, Герни дал ей время подойти к другому аппарату.
– Вы Герни? – спросил мужской голос.
– Да.
«Человек деловой, – решил Герни, – твердый и практичный».
– Буду краток, о'кей? Дэвид Паскини в Британии. С ним все в порядке, но он тоскует по дому. Вам надо поехать в Лондон, хотя Дэвид в другом месте. Поняли?
– Понял.
– Устройтесь в отеле «Коннот». Если у вас нет денег, пусть за номер заплатит Паскини. Зарегистрируйтесь под своим именем и ждите звонка. Мы хотим совершить сделку без неприятностей и как можно скорее. Уверен, вы хотите того же. Не стоит повторять, чтобы вы держали язык за зубами.
– Само собой разумеется.
– Ведь вы, Герни, кажется, только друг?
– Да.
– Впрочем, нас не волнует, кто вы такой, главное, чтобы вы не наследили и не запутали дело. Помните: в ваших руках жизнь мальчишки.
– Не беспокойтесь.
– Поезжайте в Лондон и ждите в «Конноте» нашего звонка.
– Нет, – отрезал Герни.
Воцарилось молчание, потом тот же голос спросил:
– Вы сказали «нет»?
– Мне нужны доказательства, что Дэвид жив.
– Не лепите мне дерьмо, он жив.
Прежде чем ответить, Герни медленно сосчитал до пяти. Ничто не говорило о том, что дела пойдут так, как ему хотелось бы. Он подумал о Кэролайн, которая сидела в спальне, прижав трубку к уху, и молил Бога, чтобы она молчала.
– Вы можете говорить что угодно, мне нужны доказательства.
– Какого черта вам надо, Герни?
– Представьте мне доказательства хоть какие-нибудь, не надо только отрезать от парня кусочки. Уверен, вы знаете, как это делается. А не хотите, значит, ясно, что Дэвид убит, и я немедленно предам дело огласке. Поставлю в известность полицию, газеты, в общем, всех. – Он замолчал.
Наконец на другом конце провода сказали:
– Я вам представлю их в Лондоне.
– Хорошо, – ответил Герни, – договорились. – Он положил трубку.
Из спальни появилась побледневшая Кэролайн. Дрожащей рукой она проводила по волосам.
«Совсем плоха, – подумал Герни. – Выдержит ли она предстоящие испытания?»
– Вы играли с огнем.
В ней боролись страх и гнев, и гнев победил. Она подошла к Герни и стала колотить его в плечо кулаком.
– Ведь они шантажировали вас!
Он схватил ее руку, с силой сжал и сказал, делая ударение на каждом слове:
– Это не шантаж, просто торговля. Они дали понять, что Дэвид скорее всего жив.
Герни выпустил руку Кэролайн, и она чуть не упала, словно была невесомой.
– Вы... вы в этом сомневались?
– Временами – да.
Она села, тихо охнула, а потом спросила:
– Скорее всего жив?
Он не ответил и стал собирать свои вещи, разбросанные по комнате, их было немного. Потом сказал:
– Вам надо ехать в Новую Англию. Всем говорите, что Дэвид отправился с отцом на каникулы.
Она взглянула на него.
– А мне нельзя поехать с вами? – спросила она, заранее зная ответ. Герни взял было свое пальто с вешалки, но снова повесил его.
– Если хотите, останусь с вами до своего самолета.
Она молча кивнула.
– Или до вашего... До завтрашнего утра.
Ему совсем не хотелось этого. Он налил виски, и Кэролайн, обеими руками держа стакан, словно тарелку с супом, потягивала его. Герни по телефону заказал билеты.
С самолетом Кэролайн все было в порядке, а на свой рейс Герни с большим трудом удалось взять билет первого класса. Он должен был вылететь в семь вечера на следующий день на самолете британской компании, а Кэролайн – еще до полудня, из аэропорта Ла-Гуардиа. После второго стакана она принялась «репетировать» свой отъезд, входя в роль. Он одобрил ее план и обещал по мере возможности сообщать о дальнейших событиях. Но в то время, как она что-то лепетала, вдруг понял, что действовал неправильно.
Он вдруг осознал всю нелепость ситуации и уязвимость плана Кэролайн, не имевшего ничего общего с делами по выкупу заложников. Его самой большой ошибкой было пребывание с Кэролайн в одном номере. Особенно нелепыми были последние два дня. Об этом говорила сама ситуация – эта женщина, гостиничный номер, жалкий вид ее болтавшихся грудей, когда он забирал у нее телефонную трубку, ее маниакальная страсть к покупкам, обеды в номере, избитый рисунок ситцевой обивки. Он попытался найти во всем этом хоть каплю здравого смысла, но не смог: остались только эмоции.
