Но когда она открыла дверь, то поняла, что совершила ошибку: это был один из тех трех репортеров, что принесли новость.
— Ну как, пока не удалось найти билет, миссис Арчер? Я видел, что ваш муж только что ушел, поэтому подумал, что смогу что-нибудь у вас узнать. А то он вешал трубку каждый раз, когда я вам звонил.
— Нет, мы его не нашли. И он не велел мне говорить на эту тему с кем бы то ни было.
— Я понимаю, но почему вы не хотите, чтобы я помог вам? Теперь я здесь не как репортер. В моей газете все об этом уже давно написано. Меня привели сюда человеческие чувства. Я был бы рад помочь вам.
— А чем вы можете помочь? — спросила она с сомнением. — Мы и сами-то ничего не нашли, как же может это сделать посторонний человек?
— Три головы лучше, чем две.
Она нехотя посторонилась, позволяя ему войти.
— Вы должны уйти прежде, чем он вернется. Я знаю, он будет недоволен, если застанет вас здесь. Но я хотела бы обсудить это с кем-то еще, потому что наши мозги уже перестали соображать.
Он снял шляпу и вошел.
— Благодарю вас, миссис Арчер. Мое имя Уэскотт.
Они сели по разные стороны круглого стола, заваленного бумагами, он расположился на том самом месте, где только что сидел Арчер. Она с удрученным видом положила скрещенные руки на стол.
— Ну, мы перебрали и проверили все, — безнадежно заметила она. — А что вы можете предложить?
— Он не продал билет, потому что его нельзя продать, ведь ваше имя указано на корешке, который отослан в Дублин, так что получить деньги можете только вы. Он, скорее всего, его потерял, как я думаю.
— Муж тоже так считает, но я-то знаю лучше. Гарри за всю свою жизнь не потерял даже булавки. Кроме того, если бы он его все-таки потерял, то обязательно сказал мне об этом, даже при том, что в свое время умолчал о его покупке. Он был очень бережливым человеком, он мог расстроиться из-за потери двух с половиной долларов, чего другой человек просто не заметил бы.
— Мы абсолютно уверены, что в момент смерти билет находился у него. Но где, вот в чем вопрос. Потому что, где он находился тогда, там, по всей вероятности, находится и теперь.
Во время разговора он перебирал лежавшие на столе листы описи, читая заголовки.
— А что вы скажете про бумажники или папки для документов? Я не вижу соответствующей описи.
— У него не было ничего такого, он ими никогда не пользовался. Он был из тех, кто предпочитает носить все прямо в карманах. Помню, я как-то подарила ему бумажник. Но он обменял его на что-то сразу же после праздников.
— А книги? Люди порой используют в качестве закладки что попало, часто этот клочок бумаги так и остается где-то между страниц, и о нем забывают.
— Мы подумали и об этом. Гарри и я, мы никогда не были любителями чтения, никогда не были членами публичных или передвижных библиотек, поэтому одна или две книги, которые есть в доме, — наши собственные, и были куплены еще при жизни Гарри. Я проверяла их так и сяк, трясла, держа за обложку и перелистывая страницу за страницей.
Он взял другой листок.
— У него было всего три костюма?
— Было очень трудно заставить его купить новый, он не придавал особого значения одежде.
— И вы избавились от них после его смерти?
— Только от одного, коричневого. А серый все еще висит там, в гардеробе. Он был такой старый и потрепанный, что, честно говоря, я постеснялась даже показать его старьевщику. Гарри носил его много лет, я не позволяла ему выходить в нем, поэтому он надевал его только дома.
— Хорошо, а тот, от которого вы избавились или продали? Вы тщательно осмотрели карманы, прежде чем отдать его? Билет мог оказаться там.
— Нет, я абсолютно уверена, что его там не было. Вы же знаете женщин, мистер Уэскотт. Любая бы просмотрела все карманы и вывернула бы подкладку, прежде чем отдать кому-то старый костюм мужа. Тут срабатывает инстинкт, что-то вроде того, как женщина поправляет прическу. Я точно помню, что проверила карманы, тем более что это было совсем недавно. В карманах ничего не было.
— Понимаю. — Уэскотт потер подбородок. — Ну а третий, темно-синий, двубортный? Что сталось с ним?
Она печально потупилась.
— Тот был совершенно новый, он надел его всего один раз. Ну а когда он умер, лишних денег на покупку нового костюма у меня не было, и Гарри… одели в него.
— Другими словами, он в нем похоронен.
— Да. Но билета там, естественно, не было.
Он смотрел на нее с минуту, а потом сказал:
— А почему нет?
Она взглянула на него с опаской, а он между тем продолжал:
— Ну ладно, вы не возражаете, если мы немного поговорим об этом?
— Нет, но что…
— Вы одобрили бы покупку этого билета, если бы узнали об этом в то время?
— Нет, — призналась она. — Я всегда ворчала на него и считала участие в лотереях пустой тратой денег. Я считала эти деньги выброшенными на ветер. Но он меня не слушал.
— Он не хотел, чтобы вы узнали о купленном им этом билете, если он не выиграет, ведь так? Поэтому он должен был положить его в такое место, где вы не смогли бы его обнаружить. Это логично, не так ли?
— Полагаю, что так.
— Еще один вопрос. Я думаю, что вы время от времени чистили щеткой его костюмы, как это делают обычно женщины, тем более что у него их было немного.
— Да, коричневый, который он каждый день носил на работу.
— А темно-синий?
— Он был новый, муж надевал его только один раз, и еще не было необходимости его чистить.
— И он, очевидно, знал это. А поэтому посчитал, что самое надежное место для хранения билета — это там, где вы не могли его обнаружить в ближайшее время. Это карман нового темно-синего костюма.
Кровь отхлынула от ее лица, и она сделалась белой как полотно.
Он смотрел на нее с торжествующим видом.
— Мне кажется, мы нашли наконец вожделенный билет. Я боюсь, что он все еще у вашего прежнего мужа.
Она смотрела на него со смешанным чувством надежды и ужаса. Надежды — потому что этим изнурительным поискам пришел конец. Ужаса — при мысли о том, что еще предстоит предпринять, чтобы довести дело до логического конца.
— И что же я теперь должна делать? — спросила она, замирая от страха.
— Вы должны сделать только одно. Получить разрешение на эксгумацию тела.
Ее охватила дрожь.
— Но как я могу согласиться на такое? А вдруг мы ошиблись?
— Я убежден, что не ошиблись, иначе я не стал бы вам советовать это.
Глядя на нее, он понимал, что теперь она тоже уверена в этом. Ее возражения становились все менее и менее решительными.
— Но те люди в морге, которые одевали его, не могли ли они обнаружить билет? Они наверняка вернули бы его мне, если бы он там оказался.
— Какой-нибудь толстый конверт или записную книжку они, конечно, вернули бы вам, если бы обнаружили. Но тоненький билет — вы же знаете, какие они бывают, — они могли и не заметить, например, в глубине жилетного кармана.
Она начала склоняться в пользу этой версии, совершенно неприемлемой для нее поначалу.
— Теперь я думаю, что так вполне могло случиться, и благодарю вас за помощь. Я поговорю с мистером Арчером, когда он вернется, послушаю, что он скажет.
Проходя к двери, Уэскотт замешкался, а потом сказал:
— Может быть, будет лучше, если вы скажете ему, что вам самой пришла в голову эта идея, а обо мне не станете упоминать вовсе? Он может рассердиться, что посторонний человек вмешивается в ваши семейные дела, и уже только поэтому отвергнуть разумную идею. Вы же знаете, как это бывает. Я забегу завтра утром, и вы расскажете мне, что вы решили. Видите ли, если вы решитесь на эксгумацию тела, я хотел бы получить эксклюзивное право освещать это в моей газете.
И он коснулся пресс-карточки, засунутой за ленту его шляпы. На карточке значилось: «Бюллетень».
— Я подумаю, как это сделать, — пообещала она. — Доброй ночи.
Когда Арчер вернулся с прогулки, то, не успев повесить шляпу, тут же плюхнулся в кресло, в котором он сидел до ухода.
— Стефен, теперь я знаю, где он! — с полной уверенностью заявила миссис Арчер.
Он перестал приглаживать рукой волосы и рывком повернулся к ней.
— Ты уверена на этот раз или это еще одна ложная тревога?
— Нет, на этот раз я уверена!
Не упоминая об Уэскотте и его визите, она коротко изложила ему уэскоттовскую версию и что в связи с этим им предстоит предпринять.
— Так что я уверена, билет там. Единственный раз, когда он надевал этот костюм перед смертью, это когда он однажды в воскресенье пошел прогуляться и заглянул в бар выпить парочку кружек пива. Где бы он нашел более подходящее место, чтобы купить этот билет? И он просто оставил его в кармане костюма, полагая, что я туда не загляну.
Она была уверена, что в отличие от нее он обрадуется. Ведь ей-то в первый момент от этой уверенности было так плохо, что она почувствовала тошноту. Впрочем, сейчас она говорила об этом вполне спокойно. Лицо Стефена сперва озарилось надеждой, а потом вдруг странно побледнело.
