— Откуда ты знаешь — может, он пришел сюда вместе с девушкой, а ушел один?
— Челси была на шпильках, — напомнила Элли.
— К счастью для нас. — Мария сделала несколько шагов к синему пластиковому контейнеру, стоявшему на земле за лентой оцепления, и достала оттуда большой пакет с босоножками на высоких каблуках. Элли узнала их: они были на Челси утром.
— Эти негодники оставили бы отпечатки, похожие на большой восклицательный знак.
— Что-нибудь еще? — поинтересовался Роган.
— Мы набрали тут кучу всякого хлама: банки из-под колы, сигаретные окурки и прочее. Проверим на отпечатки. С медэкспертами уже говорили?
— Это следующий пункт программы, — сказал Роган.
— Ладно, у меня есть хорошая новость. Я взяла обувь, а медэксперты забрали одежду. Но еще до того как они унесли жертву в автобус, я сняла отпечатки с ее блузки. На внутренней стороне верхней пуговицы нашелся один, правда, очень слабенький.
— Возможно, это ее собственный.
Мария кивнула.
— Возможно. Но это не самое главное. — Она выдержала паузу, чтобы убедиться в полном внимании слушателей. — Обследуя блузку, я нашла пятно, которое могло быть оставлено семенной жидкостью.
Роган потер руки:
— Это я и хотел услышать!
— Ты пока особо не радуйся. Почем знать — девушка могла и коктейлем облиться. Через несколько часов я смогу пробить отпечаток по базе и узнать, есть ли совпадения. С пятном разберусь в течение дня или около того и скажу, что это — физиологическая жидкость или молочный десерт. В последнем случае потребуется не меньше двух недель на получение результатов анализа ДНК.
— Но с отпечатком ты разберешься через несколько часов?
— Самое позднее — к концу дня.
— Позвони мне на сотовый, ладно? — Роган протянул ей свою визитку.
— Без проблем. А вас, Хэтчер, я поздравляю с тем, что вам достался Джеффри Джеймс. Он отличный парень.
А чуть севернее, примерно в восьми километрах от парка, мужчина вышел из поезда, следовавшего по 6-й линии метро, на станции 103-я улица и Лексингтон-авеню. Он опустил голову, сунул руки в карманы и сосредоточился на шагах, пытаясь не обращать внимания на толкающихся пассажиров подземки, которые торопились на ожидающий поезд.
Он терпеть не мог физические контакты с людьми, неизбежные в общественном транспорте. Зрительные контакты. Толчею. Потные тела, прижатые друг к другу, спешащие втиснуться в поезд, пока не закрылись двери. Уже одно название — общественный транспорт, транспорт для масс, для всех, — говорило само за себя. Проход этих самых масс через турникеты напоминал ему проход скота через сортировочные ворота. Му-у, коровы, му-у.
Его ненависть к подземке отчасти служила объяснением тому, что он платил за машину и две парковки: около дома и возле работы. Но сегодня он отогнал машину на 11-ю западную улицу, чтобы ее салон как следует очистили: пропылесосили сиденья, помыли шампунем коврики, отполировали все поверхности. Вчера ночью на пустынном углу Трайбеки возле Голландского туннеля он действовал быстро, но осторожно. Задушив девушку на переднем сиденье, он перенес тело на аккуратно расстеленную пленку и резал уже там. А теперь ее следы окончательно исчезнут из «Тауруса», и всего лишь за сотню баксов.
По Лексингтон-авеню он быстро приблизился к знакомому кирпичному дому на 105-й улице. Отпер ключом дверь в подъезд. Здесь не было никаких консьержей. Никаких лифтов, а значит, никаких камер наблюдения. Никаких электронных систем, фиксирующих приход и уход жильцов. Все эти приметы достатка впоследствии могут дорого обойтись.
Он поднялся по лестнице на третий этаж. Вставил ключ в скважину дополнительного замка. Услышал металлический щелчок. Другой ключ вставил во врезной замок. Этот же ключ — в дверную ручку. И вот он дома.
На всякий случай он быстро осмотрел квартиру. Гостиная, кухня, спальня, ванная, две кладовки. Всё на своих местах. Проверил автоответчик. Звонков не было.
Он выкатил обитый коричневой кожей пуфик из-под такого же кресла и придвинул к стене гостиной. Затем сел на пол спиной к пуфику, скрестил ноги по-турецки и осторожно извлек шесть деревянных паркетных плиток, складывая их аккуратной стопкой слева от себя. Затем пошарил указательным пальцем под паркетом. С третьей попытки ему удалось вытащить прямоугольный кусок ДСП. Вот как превосходно он сумел подогнать его — как последний фрагмент мозаики, неотличимо сливающийся с окружающим пространством.
Осторожно прислонив панель к дивану, он сделал глубокий вдох. Затем нащупал и вынул из панели два пластиковых пакета с застежками. Положил их на пол перед собой. Он не осмеливался вытащить содержимое правого пакетика — слишком велик был риск что-то выронить. Но позволил себе открыть левый и вытащить оттуда сережку и маленькую пластиковую карточку.
Длинная сережка из прозрачных и красных бусин была закреплена на простой золотой дужке. Пластиковый прямоугольник оказался водительскими правами, выданными в Индиане. Прежде он лежал в крохотной девичьей сумочке вместе с помадой, мобильным телефоном, гостиничным ключом и кредиткой. Имя — Дженнифер Грин. Судя по дате рождения, ей было двадцать четыре.
Права, наверное, не настоящие. Она не говорила, что приехала из Индианы, вдобавок такие девушки нередко пользуются фальшивыми именами и документами. Не говоря уже о том, что, как он теперь понимал, фотография была слишком хорошей — качественной и даже постановочной — такие в УТС[11] не делают.
Кредитка была на другое имя, и ему пришло в голову, что девушка ее украла. Он выкинул карточку в урну на Рузвельтовском шоссе вместе с брезентом и брючками девушки.
Впрочем, на правах была изображена именно Дженнифер. Те же ярко-голубые глаза, круглые щечки, упрямо выступающий подбородок. Та же соблазнительная улыбка, чуть искривленная с одной стороны, словно ее хозяйка обладала неким секретом, которым была не прочь поделиться в благоприятных обстоятельствах. И, настоящая или нет, эта карточка принадлежала ей. Она брала ее с собой, трогала, использовала. Именно это было важно, а вовсе не имя и адрес.
Мужчина посмотрел на часы. Он почти забыл о времени, а в три часа у него встреча. Он осторожно зажал карточку двумя пальцами левой руки — большим и указательным, а правой расстегнул брюки. В течение последующих трех минут его взгляд был прикован к другому пластиковому пакетику, тому, что оставался закрытым, а его содержимое — нетронутым. Чудесные светлые локоны, обрамлявшие лицо Дженнифер Грин на поддельных водительских правах, теперь принадлежали ему.
По расчетам Элли, от парка Ист-Ривер до конторы судмедэкспертов, находящейся неподалеку от больницы Бельвью, нужно было ехать никак не меньше восьми минут, даже с полицейской мигалкой. Восемь минут — это немного, но ехать в полном молчании надоест, и она успеет задать не дающий покоя вопрос.
— Я так поняла, Мария Флокорски считает везением, что тебе в напарники не достался Ларри Уинслоу.
Элли встречала Уинслоу в отделе. Насколько она могла судить, он работал один и в основном с бумагами.
— Ты запомнила фамилию Флокорски с первого раза? А я думал, что только у меня хорошая память на имена.
— Честно говоря, больше меня заинтересовало имя Ларри Уинслоу.
— Мужику скоро на пенсию. И он лентяй. Вот Кейси, мой прежний напарник, поступал верно. Все знали, что после выхода на пенсию он мечтает перебраться в Аризону, но каждый день он выкладывался на сто процентов. Все удивились, когда он ушел спустя ровно двадцать лет. А Уинслоу прямо часы считает. Никто в отделе с ним не хочет работать. Мне повезло, что появилась ты.
— Но тебе бы его и не дали, ведь твой напарник уже ушел на пенсию. Экелс ясно объяснил, что Уинслоу должен был достаться мне. Кстати, он сказал, что я должна благодарить тебя, ведь ты меня пожалел.
Роган протянул руку к радио, нажал на кнопку и принялся подыскивать подходящую музыку. Он остановил выбор на «Хот-97», популярной радиостанции, крутившей хип-хоп. На песне Канье Уэста он прибавил громкость, а Элли, потянувшись к приемнику, уменьшила ее до предела.
— Извини, но раз уж мы теперь напарники, тебе нужно знать, что я предпочитаю решать проблемы напрямик. Если я забываюсь и говорю не то, что надо, просто скажи мне об этом. Я примолкну. Но зачем же заглушать меня музыкой?
— Не выдумывай. Просто у меня фишка такая, понимаешь? — В такт музыке Роган начал мотать головой.
— Да, знаю. А еще я знаю, что напарниками нас сделали неспроста. И если это известно всему отделу, мне кажется, я тоже имею право знать.
— Видишь. Уже началось. Вот, значит, в чем дело. — Роган выключил радио.
— Что значит — «уже началось»?
— Да весь этот разговор. — Роган жестом указал сначала на себя, а потом на Элли. — Это все равно что выяснять отношения со своей девчонкой. Вроде: «Знаешь, малыш, нам надо поговорить».
