— Что значит — «уже началось»?
— Да весь этот разговор. — Роган жестом указал сначала на себя, а потом на Элли. — Это все равно что выяснять отношения со своей девчонкой. Вроде: «Знаешь, малыш, нам надо поговорить».
— Ага, только я не твоя девушка и малышом тебя не называла.
— Я не это имел в виду. Просто, знаешь, напарники должны по-настоящему чувствовать друг друга. Ну вот, а некоторые из наших не слишком уверены, что ты способна их понять, а они — тебя.
— И это все потому, что у меня между ног ничего не болтается? С этим я действительно ничего не смогу поделать.
— Неужели? Да, возможно, дело отчасти в этом. Но гораздо важнее то, как ты попала в отдел. То, что тебя продвигал Макилрой, не поможет. Мама учила меня не говорить дурно о покойниках, но этого парня у нас никто не любил. Он был выпендрежник. У него на столе стояла фотка, где он с Биллом Браттоном и Руди.[12] Ну кто так делает? А затем разразилась вся эта шумиха вокруг дела об интернет-знакомствах, и вдруг в газетах появилась твоя физиономия, а не его. А затем ты, умница такая, в рекордный срок перескакиваешь на следующую ступень — и вот ты уже у нас в отделе. Ты должна понять: такую пилюлю проглотить нелегко. Поэтому ребята в отделе и задаются вопросом: кто твой рабби?
Старое выражение, пришедшее из Таммани-холла,[13] стало кодовым обозначением связей в полицейской среде. Элли уже не раз задумывалась, сколько времени потребуется другому детективу на попытку выяснить механизм ее нового назначения. После четырех лет службы в патруле она проработала детективом всего лишь год, после чего прославилась в деле об интернет-знакомствах и обнаружила, что обрела поддержку в лице руководства управления. Для человека с ее уровнем подготовки перевод в отдел убийств был делом хоть и необычным, но возможным, и Элли свой шанс не упустила. Она считала, что сама сыграла роль своего «рабби».
— Послушай, я знаю, что оказалась в отделе быстрее многих, и должна отработать свое. Но я вовсе не стремилась попасть в газеты с делом об интернет-знакомствах.
— Поездка в Канзас не была большим секретом.
— Это было мое личное время. Я потратила его на свою семью. И те, кто хоть на секундочку допускает, что мне по кайфу было болтать с прессой об отце, не имеют ни малейшего понятия, что нам пришлось пережить.
Больше двадцати пяти лет полиция Вичиты настаивала, что Джерри Хэтчер покончил с собой. Больше четверти века Эллина мама расхлебывала последствия этого решения — она не получила ни страховки, ни пенсии, ни ответов на свои вопросы. Поездка в Вичиту была возможностью доказать, что отец не по своей воле оставил жену вдовой, а детей — сиротами. Разумеется, Элли должна была поехать. А когда «Дэйтлайн» попросила у нее интервью, пришлось согласиться.
— Я не говорю, что это справедливо, — заметил Роган. — Просто все так и есть. Ты работала с Макилроем. Ты появляешься в новостях, как и он. А значит, неизбежно наследуешь все его дерьмо. Да вдобавок ты женщина, к тому же еще и блондинка, хорошенькая и вся такая цветущая. Люди думают, что ты продвинулась именно поэтому.
— А как это соотносится с тем, что меня едва не сделали напарницей Уинслоу?
Прежде чем ответить, Роган выдержал паузу.
— Потому что лейтенант Экелс во всеуслышание заявил, что он так и сделает, если не найдется доброволец. У Экелса такая манера руководить — убедиться, что все знают: он отнесется одобрительно, если мы окажем тебе холодный прием. Ты бы видела физиономию Уинслоу. Как ни смешно, я не думаю, что дело в тебе. Просто ему неохота снова работать по вызовам.
— Так почему я не с Уинслоу, а с тобой?
Если иметь в виду то, как она получила назначение, неудивительно, что Экелс не здоровался, по утрам сталкиваясь с ней у раздевалки. И всю прошлую неделю поручал лишь тяжелую работу. Она бы не удивилась, даже если бы он дал ей в напарники неудачника вроде Уинслоу. Единственное, чего она не понимала, — это почему Роган стал рисковать ради нее. Она бы справилась со скептическим отношением других полицейских. Тоже мне новость! И постепенно склонила бы их на свою сторону. А вот человек без всяких видимых причин протянувший ей руку помощи — это уже совсем другая история.
Роган упорно смотрел на дорогу.
— Поскольку, видишь ли, я не намерена вступать в личные отношения с коллегами по работе.
Непроницаемая мина сменилась сдержанной улыбкой, затем он расхохотался.
— Мечтать не вредно, девушка. Я не свободен. О господи, посмотрите только, она считает себя неотразимой!
— Я не это имела в виду. Просто я не понимала, почему вдруг… Нет, я, правда, не это имела…
— Именно это. Болван Экелс ляпнул тебе, что я сам взял на себя ответственность, и ты решила: единственной причиной, почему мужчина берется помочь тебе, — его тайные намерения что-то с этого поиметь. Ты не думай, я с такой критикой уже сталкивался в отделе. А еще они считают, что я проявил к тебе сочувствие из-за всей той фигни, которую болтали у меня за спиной: «Его взяли по квоте, для разнообразия, чтобы в дискриминации не обвинили».
— Значит, и не поэтому тоже?
— Нет.
— И что — это навеки останется секретом? К тайнам Д. Б. Купера и Джимми Хоффы[14] добавится еще одна: почему Джей Джей Роган спас Элли Хэтчер?
Свернув на 1-ю авеню, Роган перестал улыбаться.
— Я доверяю своему чутью. Я подумал, что Экелс лоханется, прикрепив тебя к Уинслоу, а контора потеряет хорошего копа. И, скажем так, мне самому не всегда везло с напарниками.
Похоже, другого ответа Элли не добьется, по крайней мере пока.
— И ты меня спас, — многозначительно подытожила она.
— Если хочешь, думай так.
— Хочу.
— Вот и хорошо. Можно мне включить радио?
— Можно.
Он прибавил громкость и снова принялся двигать головой в такт музыке.
— Конечно, мне жаль тебя расстраивать, Хэтчер, но я и впрямь не свободен. Не далее как вчера вечером я рассказывал своей девушке, что мы с тобой нормально поладили.
Элли глядела в окно и тоже легонько покачивала головой.
Манхэттенский офис главного судмедэксперта располагался на пересечении 1-й авеню и 30-й улицы, с северной стороны медицинского центра Бельвью. Проезжая мимо крытого стеклянного входа в новую пристройку, они мельком увидели оригинальный исторический фасад, по-прежнему видневшийся за осовремененным входом.
В здании Бельвью располагались самые первые в стране служба неотложной помощи и родильное отделение, а также старейшая общественная больница в штате. Но за пределами Нью-Йорка она известна только одним — своей психушкой. Элли прожила в Нью-Йорке десять лет, но даже теперь при слове «Бельвью» у нее в голове невольно возникал образ немытого и нечесаного человека в смирительной рубашке, завывающего, как гиена.
Роган нашел местечко для парковки перед зданием судмедэкспертизы. Когда детективы вышли из машины, меж облаков выглянуло солнце, а воздух будто бы застыл.
Пройдя через стеклянные двери, они поднялись на четвертый этаж. Дежурный в окошке взглянул на их жетоны, нажал кнопку, пропуская их, и указал в сторону коренастого мужчины, который стоял у ближайшего стола, наговаривая что-то в цифровой диктофон. У него были курчавые каштановые волосы, седоватая бородка и белый халат, прикрывавший синий свитер и брюки цвета хаки. Заканчивая свою мысль, он предупреждающе поднял палец, а затем щелкнул кнопкой и выключил диктофон.
— Джей Джей Роган, если не ошибаюсь?
Роган пожал протянутую руку.
— У вас хорошая память, док. А это моя напарница, Элли Хэтчер.
— Ричард Карр, — представился мужчина, протягивая руку. — Мы с вами говорили по телефону. Первое убийство?
— Второе, — поправила Элли. — Вы почти угадали.
— Ну ладно, а для нас с вами, значит, первое. Будем надеяться, что я смогу вам помочь. Когда вы звонили, детектив, вы сказали, что нашей юной мисс Харт было девятнадцать и что в последний раз ее видели живой в ночном клубе в два тридцать, верно?
— Верно.
— Это соответствует моему выводу о времени смерти. Трупное окоченение тогда еще не наступило. — Тело твердеет примерно через три часа после смерти, что вызвано биохимическими изменениями в мышцах. — Я обнаружил непереваренные макароны. Вы сказали, последний раз она ела в десять?
— Такое время указали ее подруги.
— И снова все сходится. Процесс желудочного пищеварения давно окончился, и пища переместилась в двенадцатиперстную кишку…
— Ее убили между двумя и пятью часами утра? — поинтересовалась Элли, переходя к главному.
Последний раз подруги Челси видели, как она танцует, в два тридцать. Когда Элли обнаружила ее в пять тридцать, ее кожные покровы уже приобрели серый оттенок. Так что тут и так все ясно.
