К концу представления возле харчевни образовалась публика: три толстенные горбоносые тетки разных возрастов, в цветных халатах, шерстяных полосатых гольфах и повязанных на, пояс пуховых платках и целая куча кучерявых черноглазых ребятишек.
Вся эта массовка истошно визжала и хаотичными скачками перемещалась возле входа — наподобие вечно голодных павианов, находящихся в питомнике.
Показав публике козу, я отошел на безопасное расстояние и, перекрикивая гвалт, сделал заявление:
— Мне тут у вас понравилось! У нас в Лупандерово таких кабаков нет! Давайте — приберитесь тут, порядок наведите — на следующей неделе я с корешами опять подкачу! — после чего беспрепятственно вышел за ворота, дико гикнул на любопытствующих прохожих, столпившихся неподалеку, и галопом припустил к автобусной остановке, где меня очень скоро подобрал подскочивший на «Мазде» Кротовский…
Логическим завершением представления, которое я устроил в частном владении Хачапуряна, явилась безболезненная и почти добровольная сдача последнего под «крышу» Белого.
Полагаю, что нужно отметить следующее: вышеупомянутой сдаче предшествовали два незначительных события, которые никоим образом не повлияли на ход разработанного Белым мероприятия — обращение хитрожопого сына армянского народа к бригадиру Заводского района с просьбой организовать охрану заведения и тотальный шмон, устроенный в тот же день «быками» Соленого в пригородном поселке Лупандерово на предмет розыска вредоносного патлатого буяна, разбившего вдрызг харчевню и прибившего между делом восьмерых «носорогов».
Ни то ни другое результата не имело: «быки» Соленого, сопровождаемые тремя потерпевшими (остальные участники водевиля на некоторое время поселились в травматологии областной поликлиники), разумеется, никакого хулигана в Лупандерово не обнаружили, а взять под охрану харчевню бригадир Заводского района отказался наотрез — и уже не в первый раз. Как уже упоминалось выше. Соленый дураком не был — дураков на таких должностях не держат.
За сие деяние я был слегка обласкан Белым и поставлен в известность, что более о своих проблемах могу не беспокоиться: бригадир пообещал вплотную заняться моим судьбоустройством в самое ближайшее время. Я продолжал валять дурака, понимая, что этому скоро придет конец.
Денька этак через четыре я решил покинуть гостеприимную усадьбу Кротовского по весьма интимной причине: по мере моей адаптации молодая и смазливая дочь бригадира, торчавшая дома целыми днями, начала вызывать у меня непреодолимое сексуальное желание. И что самое страшное, ее поведение в какой-то степени провоцировало меня все время думать о своих грязных помыслах.
Будучи верен кодексу боевого братства, я честно уведомил Кротовского о складывающейся ситуации и попросил его помочь перебраться на другую хазу. Озабоченный Вовка моментально все бросил и уже к вечеру этого же дня подыскал мне полдома в частном секторе — за весьма умеренную плату, с телефоном, а также с одинокой бабкой, имеющей довольно экзотическое имя — Жанна Христофоровна, а помимо имени еще добротный склероз и частичную глухоту.
После этого мой кореш самостоятельно взял на себя решение моих физиологических проблем, рассудив, по-видимому, что в данной ситуации как нельзя более уместен основной принцип гомеопатии — подобное подобным.
Уже ближе к вечеру, когда я закончил обустраиваться на новом месте, Кротовский вывез меня в одно бардачное заведение, которое он то ли по простоте душевной, то ли просто по хилости ума обозвал «уютным местечком». В этом гнусном вертепе, обосновавшемся на какой-то левой даче неподалеку от выезда из города, предавались разнообразным утехам довольно подозрительные личности — Кротовский всех их знал и при встрече радостно лобызался с каждым. Один из них пытался заставить меня уколоться какой-то дрянью, другой предлагал покурить анашу, а когда я от всего отказался и спросил — нет ли у них коньяка, мне сообщили, что я весьма странный тип и многое теряю.
Вовка, с ходу взятый в кольцо тремя не совсем одетыми девами, посоветовал мне не стесняться и делать все, что в голову взбредет, — только никого не убивать. Поскольку у меня в голове вертелась одна мысль — малость потрахаться, я прошвырнулся по даче, во всех углах напоролся на разнообразный разврат и наконец в одной из комнат обнаружил двух чрезвычайно соблазнительных девиц, с виду вполне нормальных — ну разве что слегка окосевших — то ли от ширева, то ли от обычного алкоголя. Телки томно смотрели друг на друга, пили вино и сладострастно зевали. Я без обвиняков предложил одной из них остаться со мной, а второй прогуляться на полчаса, но они пожелали остаться обе и с ходу — даже не спросив, как зовут, — начали меня ласкать, заявляя при этом, что я отличный парниша и они страшно рады тому, что я их посетил.
Начало мне понравилось, хотя, если честно признаться, я не был твердо уверен, что сумею полноценно ублажить сразу двоих — да еще таких вот изощренных. Далее, однако, сценарий нормального группового секса внезапно усугубился садо-мазохистскими элементами: раздраконив меня до критического состояния, девицы извлекли откуда-то пару наручников и здоровенный бич, наподобие того, чем пользуются сельские пастухи, и страстно пожелали пристегнуть вашего покорного слугу к кровати, а затем отлупцевать этим самым бичом. Ну, это они погорячились: с некоторых пор у меня на наручники аллергия, а потому я вывернулся из цепких объятий, быстренько пристегнул одну милашку к кровати, вторую к батарее и с той, что на кровати, решительно произвел нормальный половой акт безо всяких садо-мазохистских примесей. Получилось очень даже неплохо, хотя тоже не без странностей: в процессе коитуса моя партнерша взволнованно вопила: «Расчлени меня! О-о-о-о! Вырви мне печень! Сломай меня!» и так далее. Это меня, однако, не особенно расстроило — я целенаправленно продолжал ритмичные движения, а вот момент эякуляции мне чуть было не подпортили: буквально на последнем десятке фрикций в комнату откуда ни возьмись ворвался голый и чрезвычайно волосатый субъект явно гомосечьего обличья, вскочил на кровать и шустро пристроился сзади, лобызая мне спину слюнявыми губами и активно пытаясь возлюбить меня через анус. Может быть, такими вот изощрениями ныне развлекается так называемая «золотая молодежь», пресытившись обычным постным сексом между двумя уединившимися разнополыми особями — не знаю, не знаю. Я в таких вещах не разбираюсь, а потому я двинул локтем слюнявого гомосека так, что он замертво рухнул с кровати, а сам поднапрягся и благополучно завершил акт полноценным семяизвержением. Затем я привел гомосека в чувство и отправил его за сигаретами, определив для этого срок в три минуты и строго предупредив, чтобы не вздумал притащить «заряженных» — а то башку оторву. Волосатик оказался весьма исполнительным — буквально спустя минуту я был наделен непочатой пачкой «Кэмела» и одноразовой зажигалкой.
Удалив гомосека, я перекурил, — собрался с духом и поставил скучавшую у батареи деваху в позицию № 4 (см. учебник «Кама-сутры» для подготовительного отделения набережно-челнинской школы сутенеров, Воениздат. 1976 г.), освободил ее аппетитную попку от ненужных условностей под аккомпанемент мазохистских стенаний и вскриков и отпользовал эту извращенку так, что к концу акта у нее пропал дар речи.
После этого я зачем-то присоединился к большой компании в холле; там был Кротовский; мы пили водку, все ржали как сумасшедшие, и какой-то скользкий прыщавый тип вновь пытался ощупать мою задницу, жарко шепча на ухо, что я отстал от жизни и все творческие натуры в наше время склонны к раздвоению личности и трансвер… транссекс… тьфу, язык сломаешь, — короче, как я понял, — они, эти творческие, все — педики.
Решив, что скандалить при таком большом стечении публики в заведении, где тебя удовлетворили, было бы не совсем пристойно, я тихо сообщил прыщавому, что хочу с ним уединиться, и попросил его прихватить с собой плоскогубцы. Прыщавый просиял и куда-то устремился, озарясь туманной улыбкой, однако тотчас же вернулся, склонился к моему уху и недоуменно спросил: для чего плоскогубцы? Как это для чего? Я перед тем, как трахнуться, выщипываю плоскогубцами волосы с лобка у партнера — иначе не могу возбудиться, ласково сообщил я прыщавому, после чего он с опаской отодвинулся и больше за весь вечер ни разу не подошел ко мне…
Больше я в этот паблик-хаус не появлялся, решив, что еще не созрел окончательно для такого рода развлечений, а Кротовскому, позвавшему меня туда в следующий раз, уклончиво сообщил, что мне надо тренироваться, чтобы обрести форму, чем вызвал его недоумение.
Итак, меня к бригадному труду не привлекали. Десять дней я был предоставлен сам себе и занимался тем, что тренировался по прогрессирующей сетке во дворе до седьмого пота, бегал, прыгал, питался и спал.
