Следующие два дня Хизер оставалась все в том же состоянии. Медсестры докладывали, что она по-прежнему много спит и мало ест. Какие-то признаки оживления она проявляла только при виде Даниэля — обычно они сидели, обнявшись, и смотрели телевизор. Пробыв в больнице три дня, она немного пришла в себя, и наблюдение за ней ослабили, однако не сняли. На пятый день мы увеличили дозу эффексора, и через неделю она наконец начала разговаривать.
— Как ваши дела? — спросила я.
Она все также машинально дергала свои бинты, но глаза ее словно просветлели, и теперь она сидела прямо.
— Лучше, наверное. Хотя все еще чувствую усталость.
— Когда у вас будет больше сил, можно будет попробовать походить на наши занятия. У нас есть группы по рисованию, рукоделию, техникам расслабления, курсы по безопасности жизнедеятельности.
Она рассмеялась — тихо и слабо, но это был первый раз за неделю.
— Похоже на «Реку жизни».
— Вы там участвовали в групповых программах? — спросила я, стараясь, чтобы голос мой звучал спокойно. Я надеялась, что в отсутствие Даниэля она расскажет о центре что-нибудь еще.
— Аарон не верит в лекарства. Поэтому я и прекратила принимать таблетки. Он говорил, что я сама могу вылечиться, надо только прочистить меридианы.
Это меня не удивило. Он никогда не доверял таблеткам и даже на заре становления коммуны не позволял нам обращаться к врачам. Удивительно, что никто не умер.
— Там были занятия по достижению счастья. Нам говорили, что каждый может исцелить себя одной силой мысли. У меня, правда, не получилось, — добавила она со смешком.
— Депрессия — это болезнь, точно такая же, как диабет и любая другая. Даже если вам стало лучше, нельзя прекращать прием лекарств. Давайте обсудим, чем можно помочь себе. Что вам помогало в прошлом? Спорт, любимый фильм, книги?
Она пожала плечами и подергала свой бинт.
— Я занималась йогой.
— Может быть, вам продолжить? Два раза в неделю у нас проходят групповые занятия по йоге.
Но Хизер была погружена в свои мысли и продолжила:
— Там все и началось. Я познакомилась на йоге с одной женщиной, и она рассказала, что едет медитировать в этот центр. Сказала, что уже была там, и это было лучшее время в ее жизни. Мне хотелось стать счастливее… И к чему это привело? — Она снова сникла, силы явно ее покинули. — Зачем вообще об этом говорить? Уже ничего не изменишь.
Мне хотелось расспросить ее о центре. Что происходило на этих программах? Сколько человек живет там сейчас? Но речь шла не обо мне, и я решительно отодвинула эти вопросы в сторону.
— Вы можете научиться останавливаться, когда чувствуете, что тяжелые мысли начинают поглощать вас. Если вы чувствуете приступ депрессии, попытайтесь понять, о чем вы сейчас думали. Когда вы распознаете триггер, то сможете заменить его на другую, позитивную мысль. Не хотите попробовать сейчас?
Она смотрела на свои колени.
— Они тоже говорили, что помогут. В первый раз я чувствовала себя счастливой. Все были такие милые, мне без конца говорили комплименты, меня слушали — как будто им важно было мое мнение.
То, что описывала Хизер, напоминало «атаку любовью» — прием, к которому прибегают в подобных организациях и даже при продажах чего-либо. Люди дают вам то, в чем, по их мнению, вы нуждаетесь: поддержку, похвалу, одобрение. Это должно заставить вас проникнуться к ним теплыми чувствами. Мне вспомнилось, как Аарон велел нам быть особенно ласковыми с новичками и всем своим видом демонстрировать, как хорошо нам тут живется.
Ее глаза наполнились слезами.
— Почему, почему я уехала, как я могла?
Я сделала паузу, ожидая, что она сама найдет ответ на этот вопрос, но она только уставилась в пол.
— Вы не хотели, чтобы вашего ребенка растили другие люди, и это совершенно естественно, — сказала я. — Скажите, а какие еще мысли вас преследуют?
Она вытерла нос рукавом.
— Я не хотела рассказывать об этом Даниэлю. — Она судорожно втянула воздух. — Он очень за меня переживает.
— Мы не расскажем Даниэлю ничего, что вы захотите оставить в тайне. Но со мной вы можете поделиться чем угодно.
На ее лицо набежала тень.
— У нас были такие упражнения в группе… На вторую неделю мне дали в партнеры Даниэля, так мы и познакомились. Нас свел Аарон — сказал, что наши энергии очень хорошо сочетаются.
— Какие упражнения?
— Надо было признаваться во всяких вещах. — Она изменила позу и потянула бинт на запястье, словно он внезапно стал ей мешать. — Не хочу об этом говорить.
Услышав слово «признаваться», я напряглась. Мне хотелось поподробнее расспросить Хизер об этих упражнениях: не было ли в них общего с той церемонией признаний, в которой когда-то пришлось участвовать мне? Может, здесь крылся ключ к моей амнезии? Я колебалась: с одной стороны, Хизер явно не готова разговаривать об этом, с другой — она единственная, кто может помочь мне восстановить события. Пока я размышляла, она заговорила снова:
— Они сказали, что мне можно помочь, что все мои проблемы — в голове. Поэтому через пару недель я продала все, что у меня было, переехала в «Реку жизни» и пошла работать в магазин.
«Интересно, что это был за магазин, — подумала я, — и в коммуне ли он находился?»
— Мне хотелось добиться успеха хоть в чем-нибудь. — Прежде чем продолжить, Хизер помолчала. — Перед тем как приехать в центр, Даниэль был на Гаити — помогал справиться с последствиями землетрясения, а до этого жил в Америке. Он столько всего в жизни достиг! Я не достигла ничего, только все бросала — школы, работы… Дедушка с бабушкой оставили мне деньги, а родители всегда мне все покупали, поэтому финансовая сторона меня никогда не волновала. Но работать в магазине мне понравилось. У меня хорошо получалось оформлять витрины. — Она принялась выдергивать нитки из бинта. — Когда мы уехали оттуда, мне не удалось найти работу из-за беременности, поэтому Даниэлю пришлось искать подработку. Я подолгу была одна.
— Как вы себя тогда чувствовали?
— Ужасно. — Она поерзала в кресле. — Время тянулось бесконечно. Я все время смотрела телевизор, но чувствовала себя такой усталой, что постоянно засыпала. Даже ужин приготовить не могла, только продукты портила. — На глазах у нее выступили слезы. — Ему нужна жена, которая будет о нем заботиться. Посмотрите на меня, кому я такая нужна. — Она вытянула забинтованные руки перед собой.
— Скажите, в последние дни вам хотелось причинить себе боль?
— Я все время слышу голос. — Она заколебалась. — Не чей-то посторонний, мой. Он говорит, что мне надо умереть… — Она осеклась и зажала рот рукой.
— Это естественно. Понимаю, как вам сложно говорить об этом, но я покажу вам, как справляться с такими мыслями, не причиняя себе вреда.
Она глубоко вздохнула.
— Я ругаю себя.
— Каким образом?
— Тупая тварь, ненавижу тебя, вечно ты все портишь, уродливое, бессмысленное дерьмо! — оскалившись, выпалила она громче обычного, после чего снова заговорила нормальным голосом. — Тогда мне хочется схватить нож и резать, резать, резать себя.
— А чей это голос? — Мне пришло в голову, что она может испытывать диссоциацию.
— Не знаю. Мой, наверное. Скорее бы все закончилось.
— Если все закончится, ничего хорошего тоже больше не произойдет. Пути назад уже не будет. — Я смотрела ей прямо в глаза. — Смерть — это окончательное решение. Ваши родители и муж, возможно, никогда не оправятся от этого удара.
— Зато им больше не придется обо мне беспокоиться. И папа не будет разочаровываться…
Не это ли привело ее в центр? Общество людей, готовых давать неограниченную поддержку и принятие, должно было показаться очень заманчивым. Хизер продолжала искать одобрения какого-нибудь авторитета.
— Вы можете вспомнить еще какой-нибудь период в жизни, когда у вас была депрессия?
— Когда я в прошлый раз пыталась покончить с собой, — бесцветным голосом ответила она.
— Если бы та попытка удалась, вы бы не встретили Даниэля, верно?
— Правда…
Во взгляде ее зажегся огонек интереса. Мои слова нашли отклик.
— Вспомните об этом в следующий раз, когда вам станет плохо. В жизни порой случаются чудеса. А что помогало вам раньше?
— Иногда мне хотелось покончить с собой, но я вспоминала, как сердился отец в первый раз, и это меня удерживало.
— А вам не кажется, что он мог сердиться потому, что боялся вас потерять?
— Ему на меня плевать. В следующий раз я попыталась специально, чтобы рассердить его. Чтобы он увидел, как мне плохо.
Она покачала головой. Это был печальный рассказ, но все же я была рада видеть, что к ней возвращается самокритичность.
— Вы, наверное, думаете, что я дура, — добавила она.
— Нет ничего глупого в том, чтобы добиваться любви своего отца. Но причинять себе боль — это не лучший способ.
