врезались в мою память.
Мама, пожалуйста.
Не знаю, о чем я мысленно просила ее; может, о силе духа, а может, о том, чтобы там, на небесах, ей было спокойнее, чем здесь. Я хотела, чтобы перед смертью ей не было больно. Чтобы она не думала, что прожила жизнь зря, чтобы ни о чем не жалела.
Надеюсь, она не жалеет о том, что защитила меня.
Адреналин будоражил мозг, смешивая коктейли из образов. Вот Джорджи улыбается на заднем сиденье машины. Ее кудряшки разметались по спине и плечам. «Терпеть не могу эту шапку», – повторяет она, сверкая глазами в зеркало заднего вида, чтобы встретиться со мной взглядом. Мама на пассажирском сиденье слева от меня, рядом с моей рукой, сжимающей рычаг коробки передач, улыбается, но настороженно:
– Не гони, Кая, иначе попадем в аварию. Можно я сяду за руль?
Тут место мамы занял отец. Он даже не смотрит в мою сторону – полностью доверяет мне, хотя за рулем я впервые. Говорит на отвлеченные темы: об академии, о моей будущей карьере.
– Кая, – он наконец-то посмотрел на меня, – в воскресенье после стрельбища, пожалуйста, сразу отправляйся домой. Мама хотела сделать сюрприз, но, думаю, я должен предупредить тебя: блюда будут ее собственного приготовления. Так что в понедельник готовься проснуться в четыре тридцать и ни минутой позже.
До того, как я заперла свой разум, в мозг проникла злобная, ядовитая мысль: больше у тебя никого нет, Кая. Ты одна. Ни матери, ни отца. Ни сестры.
– Хватит скулить, курсант Айрленд. Заткнись! Действуй. Действуй. Помни: здесь не место слюнтяям. Ты – сила. Ты – боец. Кто-то другой может сдаться и рыдать, уткнувшись в мамочкину юбку, но не ты. Ты подаешь пример другим. Здесь не место нытикам! ПОВТОРЯЙ!
– Здесь не место нытикам, сержант!
– ЕЩЕ ОДНА ОШИБКА, КУРСАНТ, И ОТПРАВИШЬСЯ ДОМОЙ! Это тебе не игрушки! Проявив жалость к врагу или к себе, никогда не победишь на поле боя! Не думаю, что твой отец будет гордиться тобой, Айрленд, если продолжишь в том же духе.
Никакой жалости, сержант, – отчетливо поняла я. – Больше никакой жалости.
Я дернула рычаг на коробке передач и вывернула руль, въезжая в небольшой проулок, ведущий к центру города. Знакомая дорога, по ней я тысячу раз следовала к школе, но ни разу для спасения чьей-то жизни. Я выучила каждую трещинку, но сейчас не затормозила перед крупной выбоиной, так что машину подбросило вверх. Я будто каталась на американских горках. Вокруг была темнота, разгоняемая светом луны.
Наконец-то автомобиль вылетел на хорошо освещенную улицу и занял первый ряд машин, движущихся в центр. Мне сигналили, на меня кричали, но мне было все равно. Я видела только лицо мамы. Лицо Джорджи. Лицо отца. Лицо Леды. И лицо Джека. Его я хотела стереть из памяти. Хотела располосовать его кожу, чтобы сочилась кровь, чтобы он рыдал, чтобы попросил прощения за маму.
«Дьявольские врата».
Перед входом в заведение выстроились машины, одна из которых должна принадлежать Джеку. Я повернула ключ в замке зажигания, и двигатель затих. В салоне наступила тишина. Я постаралась отключиться от уличных шумов, но те все равно проникли внутрь салона: живая музыка, пение из караоке-бара, смех.
Осмотрев себя, я заключила, что пока не стоит выбираться из машины и пугать людей. Волосы слиплись от грязи и крови, вся одежда покрыта копотью. С удивлением я обнаружила крошечный осколок стекла чуть выше правого колена. Даже когда я заметила его и вытащила, то ничего не почувствовала.
Я перевела взгляд на наручные часы. Одиннадцать. Когда же этот бесконечный день закончится? Нервно дергая коленом, я крутила головой, глядя то в боковые зеркала, то через ветровое стекло.
Дверь «Дьявольских ворот» то открывалась, то закрывалась, но никого похожего на Джека не было – только молодежь и пары постарше. Через десять минут я почувствовала, что ноги уже не дрожат, руки расслабились, а веки потяжелели. Мелькнула мысль, что ничего страшного не случится, если я вздремну пять минут. Можно поставить будильник.
Я открыла глаза и нащупала на ноге ранку от осколка. Поддела ее ногтем, пуская кровь. Боль привела меня в чувство, я поежилась на сиденье и выпрямилась, осознав, что почти уснула.
Дверь открывалась и закрывалась, убаюкивая, но теперь всякий раз, стоило задремать, в ушах звучал голос отца: «Если уснешь, то завтра встанешь в половине пятого и будешь бежать не пять километров, а десять».
Я так скучала по своей семье! По их улыбкам и голосам, шуткам и даже мелким семейным ссорам. Я скучала, потому что без них не чувствовала себя собой. Как лист, оторванный от дерева порывом ветра. Слабый, никому не нужный листок, который со временем сгниет.
Услышав громкий стук дверцы машины, я распахнула глаза, мгновенно подобравшись: Джек усадил на пассажирское сиденье дочь, и, обойдя автомобиль, как ни в чем не бывало устроился за рулем.
Во мне мгновенно ожила притихшая ярость. Кровь бросилась в голову, заболела нижняя губа, которую я прикусила до крови. Я вжала педаль газа в пол, сорвавшись с места следом за автомобилем Джека.
Вокруг все померкло. Не было звезд, луны, неба, фонарных столбов с коваными ножками, магазинов, ресторанов, кафе. Не было даже площади. Все превратилось в яркое размытое пятно. Цвета смазались, четким был только седан Джека.
Из головы исчезли шумы. Голос отца, матери, Джорджи, даже сержанта – они все вдруг затихли. Но я и так знала, что нельзя сдаваться. Мы с Джеком покинем город. А потом я убью его. Таков будет его конец. Каким будет мой конец, еще неизвестно. И не так уж важно.
Стрелка на спидометре поднималась вверх, но меня не волновало превышение скорости. Это не последний плохой поступок, который я совершу. Будет и хуже. Гораздо хуже.
Сжимая в руках руль, словно спасательный круг, я ощущала себя так, будто лечу по воздуху. Я уже не осознавала, что давлю на газ, как сумасшедшая. Я видела только бампер автомобиля Джека. Представила, как размозжу его капотом «БМВ», услышала скрежет металла, ударивший по вискам, и от этой фантазии расслабилась.
Джек свернул на мост, и я решила, что это подходящая идея – умереть на мосту, когда под тобой мирно течет река, повинуясь малейшему дуновению ветра. Молниеносный удар об ограждение – и конец. Резкая боль и тишина. Но я сдержалась. Через десять минут мы покинем город. Через десять минут я убью Джека и спасу Леду.
Я решила, что Леда – мое спасение. Она отрезвила меня, напомнила, что нельзя сдаваться. Я не могу сдаться не только ради родителей и Джорджи, но и ради себя. Если меня сломает такой человек, как Джек, я себе этого никогда не прощу. Тогда все будет напрасно – мамины
