— У тебя есть такой же.
Софи произнесла ледяным тоном:
— Мне следует прислушаться к своим инстинктам и направить их против вас.
— Прислушиваться к своим инстинктам — всегда разумно, — любезным тоном согласился он и убрал топор. В конце концов, он остановил свой выбор на мече и медленным, осторожным движением вытащил его из ножен. Клинок заблестел и засиял на свету. — Правда, красиво?
— Это всего лишь копия, — презрительно скривилась Софи. — Я-то ожидала чего-то лучшего.
Какое-то мгновение в его взгляде читалась смесь удивления и злости, потом он вновь рассмеялся.
— С тобой действительно хорошо можно развлечься. — Он подошел к ней с мечом в руках, поднес клинок к ее лицу и повернул его так, чтобы отражался свет. — Старые мечи, прежде всего, имеют смысл, чтобы получить представление о росте и весе, чтобы ими можно было размахивать и сохранять равновесие. Но большинство из них ржавые и неприглядные и, к сожалению, уже не особо острые.
— Ну, а мы-то хотим иметь острые, — сухо произнесла Софи в надежде, что он не слышит бешеного стука ее сердца.
Саймон улыбнулся:
— Конечно, я же хочу перерубить твою хорошенькую шейку.
Она заставила себя пожать плечами.
— Если вы хотите использовать меч, вы не можете использовать колоду. Это то же самое, что носить ремень и подтяжки одновременно.
Он на мгновение задумался, потом шагнул на пьедестал и убрал колоду.
— Верно. Значит, ты становишься на колени. Тогда я смогу лучше снять твое лицо. Спасибо за подсказку. — Он подвинул на место камеру на треноге.
— О, не за что. А вы позволяли другим своим жертвам пользоваться древними мечами?
Он глянул на нее через плечо:
— Да. Я хотел запечатлеть движения. А что?
— Мне просто интересно, каково это держать в руке меч, которому почти восемьсот лет.
— Ощущения таковы, будто он спал все эти годы и проснулся только для тебя одного.
Софи осталась стоять с открытым ртом, когда узнала свои собственные слова, но потом заговорила едва слышным шепотом:
— Джон?
Он улыбнулся:
— Это одно из моих имен.
— Но…. — Инвалидная коляска. О, Вито.
— Инвалидная коляска? — Он испустил преувеличенный вздох. — Это, знаешь ли, странно. Большинство людей не рассматривают стариков и инвалидов в качестве угрозы. Можно спрятаться, так сказать, на всеобщем обозрении.
Неужели ее можно так легко ввести в заблуждение? Его глаза. Она никогда не видела их по-настоящему, потому что на лицо всегда свисала челка. А его волосы — это парик…
— А… все время?
— Все время, — радостно подтвердил он. — Ибо вы, доктор Джи знаете, что я ни сумасшедший, ни глупый. — Теперь она узнала его голос. Казалось, ему хорошо удалось провести ее, но если знать ответ и сконцентрироваться…
Ей удалось подавить внутреннюю дрожь.
— Нет, вы просто злой.
— Ого, кто-то хочет сделать мне комплимент. На самом деле зло — понятие относительное.
— Может, в какой-то параллельной вселенной, но здесь беспричинное убийство людей все еще является злым и отвратительным преступлением. — Она склонила голову. — Почему?
— Почему что? Почему я убиваю людей? — Он поставил на свое место еще одну камеру. — По разным причинам. Некоторые стояли у меня на пути. Одного я ненавидел. Но больше всего мне хотелось просто видеть, как умирают.
Софи глубоко вдохнула:
— Вот, видишь. Это отвратительно. Что бы ты ни говорил.
Он поднял руку:
— Говори, ни говори, это тебя не спасет. Не ожидал от тебя такое избитой фразы. — Третья камера тоже оказалась на своем месте. Саймон отступил назад и хлопнул в ладоши. — Итак, камеры стоят. Теперь осталась небольшая проверка звука.
— Проверка звука?
— Да. В конце концов, ты должна кричать.
Кричи, сколько хочешь. Софи встряхнулась:
— Можешь выбросить это из головы.
Он неодобрительно щелкнул языком:
— Это слова. Ты будешь кричать. Или я использую топор.
— Ну и что? Я же все равно умру. И не подумаю доставлять тебе удовольствие.
— По-моему, Уоррен говорил что-то подобное. О нет, Билл. Высокий, злой Билл с черным поясом. Он считал себя таким крутым. Но, в конце концов, и он рыдал, как ребенок. И кричал. Еще как. — Он подошел к ней и коснулся ее волос, заплетенных в корону еще с экскурсии. — У тебя красивые волосы. И я рад, что ты их заплела. Страшно жалко их отрезать. — Он хмыкнул себе под нос. — Хотя глупо думать о стрижке волос, если я все-таки собираюсь обрезать что-то совсем другое. — Он провел пальцем по ее горлу. — Прямо здесь, я думаю.
От паники Софи практически не дышала. У нее осталось совсем мало времени. Вито, где же ты? Она невольно пыталась отклониться от его пальцев.
— Билл это кто? Тот, которого ты выпотрошил?
А Саймон явно ошарашен.
— Смотрите-ка. Ты знаешь больше, чем я думал. Я не ожидал, что твой дружок полицейский расскажет тебе так много.
— Ему это делать было совсем не обязательно. Я была там, когда их выкопали. Ты отрубил руку Грегу Сандерсу.
— И ногу. Он — вор, поэтому заслужил. Он хотел совершить кражу в моей церкви. Ты же сама нам все объяснила.
Ее желудок скрутило от ужаса. Он применял ее слова, ее уроки, чтобы жестоко убивать.
— Ты больной. Отвратительный, больной маньяк.
Глаза его потемнели.
— Я предоставил тебе определенные свободы, потому что ты забавная, Софи Йоханнсен. Но хватит. Если ты попытаешься вывести меня из равновесия, то остерегайся. Гнев только делает меня более сосредоточенным. — Он схватил ее за руку и оттащил от стола.
Софи ударилась бедром о бетон и вздрогнула. Грег Сандерс. Он отрубил ему руку… и ногу. Потому что тот что-то украл. Из церкви Саймона. Но она такого не говорила. Он слушал в пол уха и совершил ошибку. Гнев не делал его более сосредоточенным. Он совершал ошибки. И этим ей необходимо воспользоваться. Он тащил ее за руку по полу, она вырывалась, но он схватил ее за косы и ударил головой об пол. У нее аж искры из глаз посыпались.
— Даже не пытайся.
Софи перекатилась на спину и, прищурившись, посмотрела на него. С этого положения он казался просто огромным. Руки уперты в бока, лицо безучастное. Его фигура возвышалась над ней. Но дыхание у него тяжелое, и крылья носа подрагивали.
— Знаешь, а ты сглупил с Грегом, — прохрипела она. — Отрубленная нога к церкви не имеет никакого отношения. Только рука. Ты взбесился, что он что-то там украл, и все напутал.
— Ничего я не напутал. — Он схватил ее за ворот платья и душил до тех пор, пока бархат не впился в горло. У нее опять все поплыло перед глазами, но она приложила последнее усилие, чтобы вырваться. Потом, внезапно, он отпустил ее, и она с трудом перевела дыхание.
— Ты дерьмо, — рявкнула она и закашлялась. — Можешь убить меня, но для своей проклятой игры не получишь ничего.
Саймон схватил обеими руками лиф ее платья и без усилий поднял ее на ноги, потом подтянул еще выше, пока она не посмотрела ему прямо в глаза.
— Ты мне предоставишь все, что я захочу. Даже если для этого мне придется прибить тебя гвоздями. Ты поняла?
Софи плюнула ему в лицо, и оно исказилось от гнева. Он сжал кулак, замахнулся. Софи застыла в ожидании удара. Но его не последовало.
— У тебя прелестное личико. Не хочу его портить. — Он утерся рукавом и опустил Софи на пол.
— Что такое с тобой приключилось? — глумилась Софи. — Не в состоянии справиться с парой ушибов? Не получится правильно их нарисовать? Это разочаровывает? Всегда только копировать и никогда не создавать ничего своего? — Она сглотнула и снова подняла подбородок. — Саймон.
Его челюсть напряглась, глаза превратились в узкие щелочки, и он снова сбил Софи с ног.
— Что ты знаешь?
— Все, — ответила она, кусая губы. — Я знаю все. И полиция тоже. Давай, убей меня, если хочешь, но они тебя достанут. А потом они упекут тебя за решетку, там ты сможешь рисовать своих уродцев, не пряча их под кроватью.
Один мускул на его лице начал дергаться.
