– Ты, должно быть, имеешь в виду Бостон, в Массачусетсе, – поправила ее Эмили. – Гарвард там.
А в Пенсильвании – Филадельфия. Колокол Свободы[24], Бен Франклин[25], все такое.
– О, – сникла девушка. – Выходит, в Пенсильвании я не была. – Она наклонила голову к Эмили. – Слушай, какой конфетой ты хотела бы быть?
– Извини, не поняла. – Эмили озадаченно заморгала.
– Ну вот смотри. – Девушка ткнула ее. – Я, например, была бы «Эм энд эмз».
– Почему? – спросила Эмили.
Девушка кокетливо потупила взор.
– Потому что я таяла бы у тебя во рту. Это же очевидно. – Она снова ткнула Эмили. – Ну а ты какой конфетой хотела бы быть?
Эмили пожала плечами. Более странного вопроса при знакомстве ей еще никто не задавал, но ей это даже понравилось.
– Вот уж никогда не задумывалась об этом. «Тутси ролл»[26]?
Девушка яростно затрясла головой.
– Нет, какая же ты «Тутси ролл»? «Тутси ролл» похожа на большую длинную какашку. А тебе нужно подобрать что-нибудь гораздо сексуальнее.
Эмили почти затаила дыхание. Неужели эта девушка флиртует с ней?
– М-м. Давай-ка сначала познакомимся, а потом уж поговорим о… сексуальных конфетах.
Блондинка протянула ей руку.
– Триста.
– Эмили.
Они обменялись рукопожатием, во время которого Триста, не отрывая глаз от лица Эмили, большим пальцем водила по ее ладони. Может, в Айове это традиционный способ приветствия?
– Пива хочешь? – торопливо спросила Эмили, поворачиваясь к бочке.
– Конечно, – ответила Триста. – Только давай я тебе налью. А то ты, наверное, даже не знаешь, как с насосом управляться.
Эмили наблюдала, как Триста несколько раз надавила на рычаг, и стаканчик медленно наполнился почти непенящимся пивом.
– Спасибо, – поблагодарила Эмили, сделав глоток.
Триста налила себе и повела Эмили к одному из диванов, стоявших вдоль стены.
– Так твоя семья только что сюда переехала?
– Я в гостях у своих кузенов и кузины, поживу у них какое-то время.
Эмили показала на Эбби, танцевавшую с высоким блондином, и на Мэтта с Джоном, куривших в компании миниатюрной рыжеволосой девушки в облегающем розовом свитере и джинсах в облипку.
– Что-то вроде каникул? – спросила Триста, хлопая ресницами.
Эмили не могла понять, действительно ли Триста придвигается к ней все ближе и ближе, или ей это только кажется. Она с трудом сдерживалась, чтобы не коснуться длинных ног Тристы, находившихся в нескольких сантимерах от ее собственных.
– Не совсем, – выпалила она. – Родители вышвырнули меня из дому, потому что я не могла жить по их правилам.
Триста теребила ремешок на своих желто-коричневых ботинках.
– У меня мама такая же. Думает, что сейчас я на концерте хора. Иначе не отпустила бы меня из дому.
– Я тоже лгала своим родителям, если шла куда-то на вечеринку, – призналась Эмили, внезапно испугавшись, что вновь расплачется.
Она попыталась представить, что происходит дома. Ее родные наверняка собрались у телевизора после ужина. Мама, папа и Кэролайн весело переговариваются между собой, довольные, что избавились от извращенки Эмили. От обиды ее даже затошнило.
Триста с сочувствием посмотрела на Эмили, словно догадываясь о ее состоянии.
– Эй, а вот еще. Какой вечеринкой ты хотела бы быть?
– Сюрприз-вечеринкой, – не раздумывая, ответила Эмили. Вся ее жизнь в последнее время – это один большой сюрприз: что ни день, то новая неожиданность.
– Подходит, – улыбнулась Триста. – А я костюмной, на которую все приходят в тогах.
Улыбаясь, они долго смотрели друг на друга. В лице Тристы, в ее больших голубых глазах сквозило нечто такое, что дарило Эмили… ощущение покоя. Триста подалась вперед всем телом, Эмили – тоже. Но потом Триста очень медленно наклонилась и снова поправила ремешок на ботинке.
– Так за что тебя сослали? – спросила она, выпрямляясь.
Эмили приложилась к стаканчику с пивом, а потом скороговоркой произнесла:
– Из-за того, что увидели, как я целуюсь с девчонкой.
Триста, с изумлением в глазах, откинулась на спинку дивана, и Эмили решила, что допустила чудовищную ошибку. Может быть, Триста просто проявляет дружеское расположение в духе Среднего Запада, и Эмили неверно истолковала ее поведение. Но потом Триста застенчиво улыбнулась и приблизила губы к уху Эмили.
– Ты однозначно не была бы «Тутси ролл». Моя бы воля, ты стала бы жгуче-красной конфеткой-сердечком.
Сердце в груди у Эмили трижды подпрыгнуло. Триста встала, протянула Эмили руку. Эмили взяла ее. Триста без лишних слов привела Эмили на танцплощадку и сексуально задвигалась в такт музыке. Медленную мелодию сменила быстрая. Триста, взвизгнув, запрыгала, как на батуте, своей энергией заряжая Эмили. Она почувствовала, что с Тристой может быть безрассудной – не то, что рядом с Майей, в обществе которой Эмили всегда приходилось сохранять выдержку и самообладание.
Майя. Эмили остановилась, вдыхая запах затхлой сырости, скопившийся в помещении. Минувшим вечером они с Майей признались друг другу в любви. Можно ли считать, что и теперь, когда Эмили неизвестно на сколько застряла здесь, в краю кукурузы и коровьего навоза, они по-прежнему вместе? Можно ли считать, что она изменяет Майе? И почему Эмили до сей минуты за весь вечер ни разу не вспомнила о ней?
Пикнул телефон Тристы. Она выбралась из толпы танцующих и достала его из кармана.
– Мама, чтоб ей пусто было, уже в тысячный раз шлет мне эсэмэс! – объяснила она, перекрикивая музыку.
Эмили пронзил ужас. Того и гляди с минуты на минуту она тоже получит сообщение. «Э» всегда известно, когда ее посещают порочные мысли. Правда, ее мобильник… лежит в «штрафной» банке.
Эмили рассмеялась. Ее телефон в «штрафной» банке. Она веселится на вечеринке в Айове за тысячи миль от Роузвуда. И, если «Э» не сверхъестественное существо, он никак не узнает, чем сейчас занимается Эмили.
И внезапно Айова показалась ей не таким уж плохим местом. Вовсе. Даже. Не. Плохим.
7. Кукла Барби… или кукла вуду?
Воскресным вечером Спенсер покачивалась в гамаке на террасе дачного домика бабушки, наблюдая, как еще один сексуальный мускулистый серфингист поймал волну у берегов пляжа Монахинь, простирающегося вдоль дороги, которая проходила мимо монастыря. Внезапно на нее упала тень.
– Мы с папой сходим в яхт-клуб, – известила ее мама, сунув руки в карманы бежевых льняных брюк.
– О. – Спенсер силилась вылезти из гамака, не запутавшись ногами в сетке.
Стоун-Харборский яхт-клуб располагался в старом здании на берегу моря, где пахло солью и плесенью, как в подвале. Родители, подозревала Спенсер, любили ходить туда, потому что в это заведение допускались только члены клуба.
– Можно мне с вами?
Мама поймала ее за руку.
– Вы с Мелиссой останетесь здесь.
Ветер дохнул в лицо Спенсер запахами рыбы и воска для досок. Она попыталась посмотреть на сложившуюся ситуацию глазами матери: должно быть, мало приятного в том, что твои дети пылают друг к другу столь неистребимой ненавистью. Но Спенсер хотелось, чтобы мама взглянула на происходящее с ее точки зрения. Мелисса – злостная суперстерва, и она вообще не желала с ней разговаривать, до конца жизни.
– Прекрасно, – театрально произнесла Спенсер.
Открыв раздвижную дверь, она с гордым видом вошла в большую гостиную.
Хотя в доме бабушки Хастингс, построенном в ремесленном стиле[27], имелись восемь спальных комнат, семь ванных, отдельный выход на пляж, роскошная детская, домашний театр, навороченная кухня и мебель, созданная на фабриках Стикли[28], семья Спенсер любовно называла его «мексиканской кафешкой». Может, потому, что в особняке бабушки в Лонгбот-Ки во Флориде стены украшали фрески, пол был мраморный, имелись три теннисных корта и винный погребок, где регулировалась температура помещения.
Спенсер с высоко поднятой головой прошествовала мимо Мелиссы. Та, развалившись на желто-коричневом кожаном диване, что-то тихо говорила в свой айфон. Наверное, болтала с Йеном Томасом.
– Я буду в своей комнате, – громко, во всеуслышание объявила Спенсер, дойдя до лестницы. – Всем спокойной ночи.
Она бухнулась на свою кровать в виде саней, довольная тем, что в ее комнате ничего не изменилось за те пять лет, что она здесь не была. В ее последний визит сюда с ней приезжала Элисон, и они вдвоем часами наблюдали с балкона за серфингистами в старинную подзорную трубу из красного дерева, принадлежавшую покойному дедушке Хастингсу. Это было ранней осенью, когда Эли со Спенсер только-только пошли в седьмой класс и отношения между ними были вполне нормальными – может быть, Эли тогда еще не начала встречаться с Йеном.
Спенсер содрогнулась. Эли встречалась с Йеном. «Э» знал об этом? Знал ли он, что Спенсер поссорилась с Эли в тот вечер, когда Эли исчезла? Значит, «Э» был там? Спенсер хотела бы сообщить об «Э» полиции, но злодей, похоже, недосягаем для закона. Объятая страхом, она с опаской огляделась. Солнце опустилось за деревья, в комнате сгущалась пугающая темнота.
