На входной двери еще остались фрагменты сине-белой ограждающей ленты. Ди быстро достала отмычку и проскользнула внутрь. Никого из соседей не было видно.
Грязное логово – это еще мягко сказано. Квартира выглядела почти как декорации. Коробки, явно с награбленным добром, разбросанные повсюду банки и бутылки, смятые и разбитые, наполовину накрытые грязными простынями рвотные массы на прогнивших диванах – и, наконец, пятно запекшейся крови на полу, который когда-то считался паркетным.
Ди заметила отчетливые следы работы криминалистов, но кровавое пятно осталось. Она начала медленно опускаться, держась за костыли, дециметр за дециметром. Обе ноги словно молниями пронзило. Ди отложила костыли и встала на колени.
Она изучала засохшее пятно крови взглядом криминалиста. Брызги, след от головы. Направление падения, угол удара. Все это криминалисты уже проверили. Но важно было увидеть картину собственными глазами.
Она нащупала костыли и с трудом поднялась на ноги. Высмотрела более или менее чистый подоконник, присела на него и вытащила из рюкзака папку.
Вырисовывалась отчетливая картина произошедшего. Была ночь. Судя по всему, Стефан Лундберг сидел на ближайшем диване, он поднялся и оказался лицом к лицу с нападающим. Должно быть, все случилось быстро – никаких следов сопротивления на руках – и удар оказался точным, учитывая сниженную из-за высокого содержания алкоголя и опиатов в крови скорость реакции Лундберга. На новеньком топоре не осталось следов ДНК, кроме самого Лундберга, или отпечатков пальцев.
Если Стефан Лундберг и четверо его дружков, присутствовавших, по всей видимости, при убийстве (в квартире обнаружилось полно ДНК всех четверых, и больше ничьей), сидели на диванах и употребляли наркотики, то, получается, один из них вдруг, совершенно осознанно и профессионально, натянул перчатки, схватил только что купленный топор и с удивительной силой и точностью разбил им череп приятеля, причем тот даже пальцем не успел пошевелить.
Такова была официальная версия. В которой Эрьян явно начал сомневаться.
А какую альтернативу может предложить Ди?
Вариант только один: неизвестный злоумышленник непонятным образом проникает в квартиру, Лундберг встает, ничего не подозревая, злоумышленник, одетый в перчатки, со всей силы ударяет его новым топором, попадает точно в голову и быстро удаляется, пока дружки-наркоманы приходят в себя. Вполне возможно, что, прощаясь с Лундбергом, они даже не заметили, что у него в голове топор.
Вот такие свидетели. Единственный шанс получить свидетельские показания об настоящем убийце. Именно поэтому они важны, и допросить их следует с пристрастием.
Но тут заслуги Ди нет. Ей нужно что-то свое, то, что она, вероятно, сможет предоставить Эрьяну. В худшем случае предоставить, так как полностью доверять ему она пока не готова.
Но он открыл ей дверь в свободное пространство, а таким не пренебрегают. Надо найти хотя бы что-нибудь. Она порылась в подсознании. Там явно что-то есть…
Одно слово. Чужая. Оно как будто застряло у нее внутри.
Она принялась судорожно рыться в бумагах. Что значит «чужая»? Где она могла это видеть или слышать?
Наконец, Ди наткнулась на нужную формулировку. «Широко известный криминальный авторитет зарублен топором в чужой квартире в районе Стурвретен, Тумба». Звучит как заголовок, придуманный апатичным практикантом из газеты «Афтонбладет».
Почему квартира чужая?
Да, она съемная. Хотя на почтовом ящике почти детским почерком выведено «Лундберг», только теперь Ди заметила, что ни один из пятерых наркоманов не был указан в качестве квартиросъемщика. А кто тогда?
Ответ Ди нашла в самом низу, почти в примечаниях. Квартиру сдавало муниципальное жилищное агентство «Тумбабюгген». Изначальным квартиросъемщиком выступала фирма под названием АО «Абаддон». Никакой дополнительной информации об этой фирме не нашлось.
Конечно, она поговорит с двумя задержанными товарищами, прежде чем они снова исчезнут в своем нереальном мире. Но сейчас надо заняться другим. Хвататься за любую соломинку.
Что такое АО «Абаддон»?
И что это за чужая квартира?
11
Вторник, 30 мая
Поскольку Управление судебной медицины и Национальный центр криминалистической экспертизы нередко сотрудничали, предстоящая встреча была менее случайной, чем могло показаться. А поскольку Молли Блум всегда было сложно провести черту между различиями в их работе, она придумала для себя такое объяснение: граница между этими учреждениями проходит по коже. Человеческой коже.
Все, что внутри – Управление судебной медицины. А снаружи – Национальный криминалистический центр.
Она просто позвонила Робину, и он, к ее удивлению, ответил. Судя по звукам в трубке, он ехал по автотрассе. В голосе Робина слышалось напряжение, однако он сообщил, что в первой половине дня будет в Стокгольме, на совещании в Управлении судебной медицины, и сможет уделить ей полчаса ближе к обеду, до отъезда домой, в Линчёпинг. Там ему предстоит работа с «весьма занятной автомобильной аварией» в районе Вестйэдра, недалеко от Вестероса.
Блум вкратце изложила Робину суть своего вопроса, прекрасно осознавая, насколько нежелательны для официальных учреждений контакты с частными конторами. Она разыграла единственную имеющуюся у нее карту. Ди. Блум знала, как трепетно Робин относится к Ди. Не вдаваясь в подробности, она намекнула ему, в чем дело. Здоровяк издал громкий протяжный стон. Наконец, он сказал:
– Думаю, я смогу притащить на встречу и Роклунда.
Неожиданный бонус. Судмедэксперт Роклунд подписывал все три заключения, так же, как Робин проводил все три криминологические экспертизы.
Интересно, они обсуждали эти убийства? Возможно, обнаружили что-то еще? То, чего не заметило НОУ и этот жалкий Конни Ландин.
Несмотря на то, что за это дело Молли Блум взялась неохотно, она не без надежды вошла в мрачноватый конференц-зал, окрашенный ощущением непосредственной близости смерти, в Управлении судебной медицины в самом центре Стокгольма.
И даже десять минут ожидания в одиночестве не смогли приглушить этого чувства.
Наконец, в зал вошла Ангелика Роклунд, одетая в белый медицинский халат. При виде Молли у нее челюсть отпала. Пялясь на Блум, статная дама лет пятидесяти удивленно произнесла:
– Но мне сказали, придет полицейский.
Она села на почтительном расстоянии от Молли и отвела взгляд. Поняв, что разумного ответа на реплику Роклунд ей не подобрать, Блум предпочла просто промолчать. Она уткнулась в свои записи, делая вид, что читает.
Минуты до прихода Робина показались Молли настолько долгими, что она задумалась о значении понятия субъективного времени. Но разве время не замедлилось чисто объективно? Как будто какой-то космический феномен исказил все четвертое измерение.
– Почему вы сидите так далеко друг от друга? – прогремел голос Робина над ними.
Он вошел, расставив руки, словно для горячих объятий.
– Придвигайтесь, мои дорогие.
Его огромное тело как будто излучало гравитацию. Обе женщины невольно подсели ближе. Наконец, троица устроилась поудобнее.
Покачав головой, доцент Ангелика Роклунд произнесла:
– Робин, ты же говорил, что придет полицейский. Что открылась новая перспектива. А у нас тут сидит частный детектив.
Покивав головой, Робин ответил:
– Так же как и тебе, Ангелика, мне бы хотелось, чтобы мир оставался таким, каким он был в моем детстве и в ученические годы. Чтобы всегда было понятно, что хорошо, а что плохо. Но даже в те времена все было не так просто, хотя существовали некие непререкаемые авторитеты. А теперь нас вынуждают думать самостоятельно, разумеется, на основе научных знаний.
– И все-таки в самом сердце Управления судебной медицины сейчас сидит частный детектив. Хотя ты прекрасно знаешь, что значит неразглашение, Робин.
– Ангелика, мы оба были несколько встревожены тем, как полиция отнеслась к этому делу, помнишь? И, кстати, я, в отличие от тебя, отношусь к Полицейскому департаменту.
