Майор дал отбой. Попросил остановить машину за углом дома и во двор вошел пешком. Цепким глазом пробежался по окнам девятиэтажки. Металлического блеска нигде не заметил. Но стрелков в армии первым делом учат как раз не стрелять, а маскироваться.
От второго подъезда кто-то тихо свистнул. Славка. Живой и здоровый. Держит дверь, машет рукой.
– Ты почему на звонки не отвечаешь? – набросился Кольцов на стажера. Но ругаться шепотом – это совсем не так грозно и внушительно, как в полный голос.
– Батарейка села, – ответил тот голосом настоящего героя, уставшим и чуть снисходительным. – Я тут помог одной старушке дверь открыть, заодно код узнал. Вот, караулю… ОМОН привезли?
Следователь кивнул, вызвал по рации командира группы захвата. Скомандовал: поехали!
– Кирилл Аркадьевич, вы как Гагарин!
Суровые великаны появились бесшумно. В момент блокировали лифт, отрезали путь на крышу и взяли нужную дверь под прицел.
– Кстати, вот милицию же переименовали в полицию. Значит, ОМОН теперь надо называть ОПОН? – ерунда приходит в голову в самые неподходящие минуты, майор давно это заметил. Но только Славка подобные мысли озвучивает.
Бум! Дверь вышибли с одного удара. Дальше зазвучала привычная мантра: «Никому не двигаться! Лечь на пол! Руки за голову!» И еще целая охапка восклицательных знаков.
Через 27 секунд, – стандартная двушка, чего ее долго обшаривать?! – командир спецназа вышел на площадку.
– Клиента можно упаковывать, – омоновец увидел непонимание в глазах следователя и пояснил. – В полиэтилен. Вам нужен был маньяк живым или мертвым. Тут второй вариант.
Стажер испуганно поежился, но не удержался от вопроса:
– Это вы… его?
Кольцов покачал головой. Выстрелов же не было слышно. Хотя эти парни могли и шею свернуть. Да он и сам, возможно, не удержался бы – разрядил обойму в киллера, погубившего столько народу. Без жалости убил бы гада, а потом списал на самооборону. Потому что тюрьма или психбольница для таких не наказание. Курорт. Но времени прошло слишком мало, даже спецназ бы не успел.
Командир ОМОНа хлопнул Славку по плечу – тот аж присел, хотя и сам был шкаф не маленький.
– Мы свою задачу выполнили. Дальше сами.
Квартира Минздрава была такой… Обычной. Светлые обои, ламинат под канадский дуб. Мебель старенькая, но крепкая. Никаких тайных кладовок, увешанных фотографиями жертв, и прочих признаков безумия. Даже паутины в углах нет. Все, как у нормальных людей.
Маньяк оказался невысоким, но крепким дяденькой. В штанах от спортивного костюма. С голым торсом. Сидел на кухне, прислонившись к стене. Глаза закрыты, вроде бы спит. Только шприц и закопченная ложка на столе намекали: не сон это вовсе.
– Передозировка, – констатировал Кольцов.
Видимо, легальные препараты уже не помогали. Когда каждый вздох режет легкие, как ножом, причем раскаленным ножом, – ты готов пуститься во все тяжкие, лишь бы унять эту безумную боль. А вот нарочно гражданин Зуйко ввел себе смертельную дозу наркотика, или не рассчитал – кто же теперь скажет…
Длинный серый футляр стоял в углу, рядом с ящиком для инструментов. Майор точно знал, что внутри, но щелкнул замочком для проверки – вот она, винтовка Драгунова, лучший друг стрелка. Следователь был уверен на сто процентов, что в шкафу найдется форменная спецовка с фирменной надписью через всю спину: «Антенны премиум». Да неважно, какие там буквы. Именно такая одежда делает человека незаметным. Никто не обращает внимания на подобных специалистов, с вечно-печальными глазами и дежурной полуулыбкой. Никто не замечает их в упор. Даже полицейские.
– Смотрите, Кирилл Аркадьевич! Здесь письмо.
Славка поднял с пола несколько тетрадных страниц. Похоже, их сбросило со стола сквозняком, когда спецназ выбил дверь. Вот, даже отпечаток рифленой подошвы на обороте. Кольцов подошел поближе к свету, из шести лампочек в кухонной люстре горели только две. Пробежал глазами первые строчки.
– Что там? Признание? – жадно спросил стажер.
– Больше похоже на исповедь…
12
Настоящие исповеди бессвязны и обрывочны. Если человек кается в грехах, как по писанному, – значит врет. Большинство людей вину признают, но не верят, что заслужили наказание. Всегда стараются придумать оправдание. Самовлюбленное, трусливое. Черт возьми, даже Бога готовы обмануть – да, грешил, но из лучших побуждений. Не корысти ради! Не мы такие, жизнь такая… Как будто Господь и все его ангелы не видят насквозь их изворотливые душонки. Да что там, любой, кто проработал в угрозыске пару лет, сможет моментально уловить эту нотку.
Кольцов складывал характер Минздрава, как пазл. Отбрасывал лишние слова – в основном, ругательства. Вылузгивал факты из скорлупы боли, злобы и ненависти.
Роман Зуйко вернулся из афганской мясорубки целым и невредимым. Строил планы на будущее, отучился на инженера, собрался жениться. Но тут рухнул Союз, начался полный рынок. Кому нужны инженеры в лихие девяностые?! Работы нет, любимая девушка бросила. По заветам Цоя последние деньги тратил на сигареты – чтобы все было не так уж плохо. Но лучше не становилось.
В какой-то особенно голодный день армейский приятель затащил к бандитам – срочно требовался снайпер. На «стрелку», для прикрытия. В тот момент было по фигу, кого убивать. Дико хотелось выжить, а за стрельбу дали полный чемодан денег – как в кино. Еще и винтовку подогнали с засекреченного завода. И нечего удивляться, там работягам зарплату не платили по полгода. А у них семьи, кормить-то надо…
На следующий день после «стрелки» главаря бригады и его телохранителя, того самого армейского дружка, подорвали в автомобиле. Лихие времена, что ж вы хотите. Зуйко спрятал винтовку на антресолях и начал новую жизнь. В достатке, хотя и в одиночестве. Нет, конечно, женщины появлялись рядом, но никто не оставался надолго. А он и не удерживал. За пару десятков лет сменил несколько работ, кондиционеры вешал, антенны настраивал…
И вдруг в один день все стало не важно. Да, врачи говорят, что диагноз – еще не приговор. Но приговоренным виднее. Операция не помогла. Вторая тоже. Дали полгода – от силы. Однажды слонялся по городу до темноты, не видя вокруг ничего и никого. И вдруг заметил вдалеке вспыхивающие огоньки – студенты курили в сквере. Тут же вспомнилось, как инструктор в школе снайперов учил: если увидишь на вражеской территории такие сигаретные вспышки, целься на пару сантиметров выше…
Кольцов открыл кран и умыл лицо холодной водой. Но ощущение прилипчивой мерзости не отпускало. Это было единственное, что он не любил в своей работе – момент, когда нужно сунуть руку по локоть в зловонную жижу, чтобы выудить недостающие детали головоломки. Или, вот как сейчас, нырнуть с головой.
Гражданин Зуйко не сошел с ума. Что бы там не говорил Руслан со своей журналистской колокольни про «мозг обреченного», ни в какую высшую миссию не верил. Минздрав просто мстил. Людям с сигаретой в руке. Тем, кто еще мог строить планы на будущее. У кого еще были впереди долгие годы, несмотря на вредные привычки. Мстил за то, что сам не доживет до пятидесяти. За то, что его – пусть и совершенно бесцельная, никчемная жизнь закончится слишком быстро.
Минздрав готовился к убийствам долго, методично – искал выгодные точки, делал дубликаты ключей, изучал графики работы мастеров ЖЭКов и дежурства охранников. Даже выбирал время дня, когда солнце не будет бить в глаза. В здравом уме и твердой памяти. Убил бы и больше народу, но из-за болезни после третьего выстрела начинали сильно дрожать руки. Поэтому никогда не расстреливал все десять патронов за раз…
Письмо было адресовано шеф-редактору газеты «Ничего, кроме правды». Следователь задумался на минутку. Потом заметил коробок спичек у кухонной плиты.
– Славка, дай огня.
Запалил страницы с одного угла, повертел – чтобы лучше разгорелись. Швырнул в раковину и смотрел до тех пор, пока пламя не выжрало буквы, превратив бумагу в пепел.
