Они зло выступили вперед. Головы нагло вздернуты, но в глазах растерянность, рассеянный бег зрачков. Руки неосмысленно водят оружие.
— Смелее!! — неземно загремел Ван.
Показалось, будто земля рядом раздвинулась и оттуда пахнуло жутью обреченности, неодолимостью момента.
— Расторопней! — гулко и темно катился голос Чемпиона. — Также, как ваши мерзостные шкуры выступили против миренного Патриарха. Негодяи! Тлен — ваше место. Презрение на все века. Руку на совесть поднять. Смелее, тушеные ублюдки.
Пятеро медленно приближались. Но чем ближе подходили они, тем мельче были их шаги, больше неуверенности отражалось на их лицах.
— Успокойтесь, — продолжал голосом могильщика греметь Ван. — Гордитесь, что падете от рук моих. Пусть это будет для вас последним утешением. Попробуйте сгинуть достойно в бою на глазах учеников.
Один не выдержал, с истошным воплем бросился на монаха. Молнией сверкнул клинок в воздухе, звякнул о предплечье Вана. Следующим мгновением Чемпион в резком выпаде проткнул наставнику грудь в области сердца пальцами. Удушливый хрип. Темная кровь. Тело подкосилось в коленях, шумно pyxнуло, противно щелкнуло черепом о пол.
— Иа-а-а!! — закричали остальные.
Махая перед собой оружием, отчаянно двинулись к Вану. Но только приблизились на расстояние длины сабель, бесцельно трясли клинками, не решаясь подступиться ближе.
Чемпион стоял, как заговоренный, и ловко менял положение выдвинутой правой кисти, которую стремились поразить смертельным оружием профи из кемпо. Пальцы умело лавировали в пространстве, оставляя свистящий звук жала в стороне.
— Яа-аа-оо-уу!! — неожиданно взвыл на высочайшей ноте монах.
Отпрянули.
Но тот, на кого был направлен крик, подогнулся в коленях, марионеточно покачался и упал. Руки, ноги конвульсивно подергивались.
— Ха-ха-xa! — раскатисто прорычал Ван. — Потрясатели! Баб и детей вы потрясатели. Приспешники Иуды.
С завидной для своего возраста резвостью Чемпион сблизился с ближайшим противником. Тот остервенело закрутил нунчаками, но они гибло завязали в руках мастера. Следующим мгновением он выдернул их из рук и тем же маховым движением с двух сторон припечатал деревяшки к вибрирующим вискам соперника.
Двое оставшихся бросились бежать, но в дверях стоял Рус. Неуловимые движения рук, опережающие приемы опрокинули на пол беглецов.
— Сорванцы, — также начальственно гремел Ван. — Вам преподносится случай искупить свою вину изгнанием этих мерзких душ из таких же нечистоплотных тел. Кабы они не смрадили более своими нечистотами свет, в котором мы живем. Смерть им собачья. — И он грозно показал на ползающих.
Как сброшенные с места, вскочили пацаны, с гиканьем понеслись на бывших наставников. Палки заработали, как цепы на току. Ни крика, ни стона. Только хруст. Брызги крови по сторонам.
Великий город притих.
Темно-серые фигуры монахов проворно соскакивали с машин и на перекрестках дерзко остнавливали движение. Автомобили, повинуясь властным жестам, но более тому оружию, что недвусмысленно поблескивало в их руках, жались к стенам, тормозили. Образовывались пробки. Но удивленные и ошарашенные водители не сопротивлялись. Даже полицейские молча выполняли повеления суровых людей с автоматами.
По длинной улице Нанкин скоро пронеслись автомобили…
Через несколько минут они же пронеслись в обратном направлении. С ними исчезли и молчаливые фигуры с автоматами.
Серые тучи низко висели над городом, грозя каждую минуту разразиться сплошным ливнем. Но время шло, они спокойно проплывали, уходя дальше и исчезая за горизонтом. Обыватель облегченно вздыхал и снова отворял окна своих, настоенных на домашних тряпках и старье квартир.
Рус все еще слезился глазами.
Ван молчал.
Глава четырнадцатая
ВОЗМЕЗДИЕ
Необходимо у капрала
Отнять Вселенную. Потом
Необходимо из металл
Соорудить его шутом…
Андрей Чернов
Качнуло. Машина мягко остановилась. Охранник прытко выскочил, потянулся к ручке двери.
Теневой жестом показал: «Не надо. Подождем объявления на посадку».
Шанхай.
Аэропорт.
Рокочущий гул лайнеров, визжащий стон винтовых, пыхтенье автобусов, заправочных автомобилей. Рыночный гвалт пассажирской толпы. Снующие утомленные лица. Теснота, давка.
Человечек был не в духе. В последние ночи все кошмарней было ему в тиши кабинетов. Явственней доходили слова заклятия древнего Патриарха. Невыносимо стало в Великом городе. После разговора с генералом, но более после известия о посещении одной из школ монахами: как раз той, которую успели уговорить люди Теневого, — он решил срочно покинуть Шанхай. Чем быстрее, тем лучше. Он избегал скученных мест и, по возможности, старался вообще нигде не показываться.
Но что с ним?
Он не верил ни в магию, ни в приметы, ни в злобные заклятия. Посмеивался над причудами и боязнью других. Но неужели сердце чувствует? Что-то внутри поскребывает и призывно подвывает. Много слыхивал о подспудном чувстве приближающейся кончины. Не верил. Посмеивался. Но что это — ноги холодеют. Что творится в душе?
Полез в карман за платком. Вытерся. Лицо постоянно покрывалось холодным потом.
— Вызови еще машину с охраной. И с генералом. И с Чаном, — уже вдогонку.
Теневой видел, что начал сдавать, но не мог скрыть опасения от себя и других. Лицо временами покрывалось бурыми пятнами. На губах все чаще появлялась пена. Пальцы предательски дрожали.
Автомобиль стоял на служебной стоянке возле здания аэропорта. Теневой подозрительно наблюдал, как говорливые толпы людей неразборчиво, по-муравьиному, сновали туда-сюда, делая скученный беспорядок на переходах.
Пора было для такого города выстроить новое здание и новый аэропорт. Но он сам на заседаниях ратовал за урезание статей гражданского строительства. Народ обождет. Все ждут. Все брошено на модернизацию, оснащение армии. Но вот сейчас почему-то крепко подумалось, что нужен просторный вокзал, где можно было не смешиваться с простолюдинами. Но…
— Хорошо, если так… — только и произнес человечек.
Нудящая тревога не покидала его.
Объявлена посадка. Нужно идти.
Впереди шел здоровенный верзила охранник. Теневой видел только его спину. С боков и сзади еще трое. Все надежно, все хорошо. Сам он шел, сжимая кулачонки, в готовности закричать, пнуть каждого, кто ненароком приблизится.
Огромный холл аэровокзала.
Чем ближе к лестнице, тем теснее. Народу невпроворот. Хоть пулеметами путь расчищай. Хоть танками дави. Теневой нервно озирался по сторонам.
Что это?!
Словно чем-то хлестнуло по глазам. От стены, через гущу торопящихся, в него уставились чьи-то глаза. Или один?
Что это?
Человечек тряхнул головой, прижмурился, но не забывал поспешать за меланхоличными телохранителями.
Что это такое? Сколько поганых глаз у того наглеца, который смел так мерзко глядеть на него? Да и были ли они? Чем он смотрел? Что могло жутким холодом спугнуть его душу? Почему так явственно осознал, что это один глаз: или нет, все же два. Или один? Черт бы его побрал. Да бог с ним, с тем прохожим. Зачем смотрел? Чего тот следил? Мало ли душевнобольных по метрополии скитается. Не стоит волноваться из-за мистических опасений. Прибудет охрана, разберется. Выдерет наглеца сполна. Обнаглели кругом. Уважать перестали.
Обернулся.
Прошли достаточно много.
Снова жестко захолодило внутри. Он увидел тот глаз, но не далеко, рядом. В нескольких шагах. Что он хочет? Что за мерзостный дервиш?
Где-то во внутреннем кармане должен быть маленький браунинг. Теневой через лацканы пиджака прощупал железную твердь оружия. Успокоился.
Пробираясь по ступенькам лестницы, он даже, согнул руки в локтях. Народец слишком задиристый: и жмет, и толкает, и давит. Норовит первым протиснуться. Никакого почтения к положению, к должности, Где культура? Хамы. Откуда сегодня столько народу? Будничный день. Похоже, весь город решил втиснуться в здание вокзала. Наваждение какое-то. Человечек так же озленно распихивал встречных-поперечных, как и они его. Телохранители явно не справлялись с аморфной массой народа. Но все нормально. Самое узкое место — лестница, пройдено. Они вышли к тоннелю, где гораздо меньше было пассажиров.
— Неужели все же нервы? — иронично вопрошал себя Теневой. — Самый опасный ликвидирован. Что еще? Чего бояться? Откуда дрожь и холод? Напасть какая-то.
Он подтянулся. Стал на ходу присматриваться ко всем, кто проходил рядом. Эскалатор.
Здесь всегда тесно, скученно. Все по-жандармски лезли первыми. Ближайшего стремились отодвинуть в сторону, прижать к перилам. Только попадая в общий поток, пешеход имел возможность оказаться на ступеньках.
