Тогда мы слезли с мотоцикла и потянулись, а потом воспользовались местными удобствами, то есть ближайшими кустами.
Я расстегнул "молнию", вынул карту из кожаной сумочки и сориентировался на местности. Город перед нами назывался Вин.
– Туристический центр, – сообщила мне Сьюзан. – Можем, если хочешь, остановиться и позвонить в "Сенчури риверсайд".
– А что в нем такого туристического?
– Здесь неподалеку родился Хо Ши Мин.
– И даже с Запада приезжают?
– Вряд ли западных туристов особенно волнует место рождения дядюшки Хо. Но "Видотур", будь уверен, включил этот город в обязательный пункт посещения любой экскурсии. И еще: он на полпути от Ханоя до Хюэ. Здесь останавливаются на ночлег туристские автобусы.
– Прекрасно. Остановимся и купим по маечке с ликом дядюшки Хо.
Сьюзан открыла седельную сумку и вынула два банана.
– Что хочешь: банан или банан?
Мы съели по банану, выпили воды, и я опять углубился в карту.
– Примерно в двухстах километрах отсюда есть город Тхань-хоа. Там нам надо не пропустить дорогу, которая ведет на запад. Будь внимательна. Нам требуется выехать на шоссе номер шесть, которое приведет нас... должно привести в Дьенбьенфу, но я вижу, что оно обрывается раньше. Значит, придется ехать по проселкам.
Сьюзан тоже взглянула на карту.
– Вот этот последний участок вряд ли можно назвать дорогой.
– Хорошо, – предложил я, – а теперь давай стащим с себя всю эту горскую лабуду. Пусть все думают, что мы льен хо, которые пришли поклониться родине Хо Ши Мина.
Мы сняли с себя племенные шарфики и кожаные шапки-ушанки и сложили все в сумки.
Затем выехали на шоссе и через несколько минут оказались в предместьях города Вина. На правой обочине красовался цветной плакат. Я притормозил, чтобы Сьюзан успела разобрать, что на нем написано.
– "В период с 1965 по 1972 год город Вин был до основания разрушен американскими бомбардировщиками и морской артиллерией, – прочитала она, – и восстановлен жителями с помощью братского социалистического народа Германской Демократической Республики".
– Ничего не скажешь – хорошая завлекаловка для туристов.
Мы въехали в город. Он действительно выглядел как Восточный Берлин в свои худшие дни: квартал за кварталом тусклого серого бетона – жилые дома и муниципальные службы, все на одно лицо.
Немногочисленные пешеходы поворачивали головы и глядели нам вслед, и у меня отпало всякое желание останавливаться.
– Ты уверена, что здесь есть западные туристы? – переспросил я Сьюзан.
– Может, сейчас не сезон? – предположила она.
Мы подъехали к развилке.
– Налево, – подсказала моя пассажирка.
Я свернул налево, и улица привела нас к центру города – еще одна Лелой.
– Теперь направо, – скомандовала Сьюзан, и я удивился, откуда она все знает. По левой стороне располагались гостиницы, но ни одну из них я бы не принял за "Рекс". Если честно, я никогда не встречал таких мрачных городов, даже в Восточной Германии. Уж не сыграли ли восточные немцы шутку с вьетнамцами? Нам стали попадаться туристские автобусы и европейцы на улице, и мне стало легче.
– Может быть, нам позвонить из какой-нибудь гостиницы? – предложил я.
– Лучше с центральной почты, – отозвалась она. – Даже если не дозвонимся, там всегда найдется факс или телекс. А почтовых голубей здесь не держат.
Мы немного покрутились по центру, но в итоге нашли почту. Сьюзан соскочила с мотоцикла и прямиком направилась в здание. Люди косились на меня, но, слава дяде Хо, заинтересовались моей персоной не слишком.
Минут через десять ко мне подъехал джип с двумя полицейскими, и коп на пассажирском сиденье уставился на меня.
Он что-то произнес. Мне показалось, что он предлагал слезть с мотоцикла и спрашивал о самой машине. Я вспомнил, что иностранцам не полагалось управлять мощным транспортом и что на "БМВ" номера Хюэ. И ответил по-французски:
– Le tour de Hanoi a Hue[85].
Полицейский как будто не понял. Да и что с него взять. Я сам с трудом понимаю свой французский. И поэтому повторил:
– Le tour de Hanoi a Hue, – что ничуть не объясняло, почему я торчу напротив почты.
Но коп заговорил с тем, что сидел за рулем, и я понял, что водитель соображал в языках лучше. Коп-пассажир посмотрел на меня суровым полицейским взглядом, что-то сказал по-вьетнамски, махнул рукой, и желтый джип укатил.
Я с облегчением вздохнул и впервые в жизни поблагодарил судьбу, что меня приняли за француза. И уже собирался идти искать Сьюзан. Но в это время она сама появилась на пороге почты. Сьюзан села на мотоцикл, и я вырулил на улицу Лелой, которая привела нас на шоссе № 1, и через несколько минут мы покинули Вин. Плакат на обочине не менее чем на дюжине языков сообщал: "Родина Хо Ши Мина. 15 км".
– Хочешь, соорудим там бревенчатую хижинку? – спросил я Сьюзан. – Поселимся и будем жить.
– Давай веди, – отозвалась она.
Мы ехали на север по шоссе № 1.
– Я не дозвонилась. Пришлось давать телекс и факс и ждать ответа.
– И каков результат?
– Тин сообщил по телексу, что никакой книги он не получал. Я промолчал.
– Путеводитель стоимостью в пятнадцать баксов представляет ценность для какого-нибудь рюкзачника, у которого нет карты. Мы уехали... так что этот Тин мог получить книгу и тут же ее продать, – предположила Сьюзан.
Я опять промолчал.
– Но там было послание от полковника Манга, – продолжала она. – Он желает мне приятного путешествия и выражает надежду, что фотографии мне понравились.
И снова я не ответил.
– Еще он говорит, что обнаружил в моем номере купальники. И очень переживает, что я их забыла.
Мы приближались к развилке, от которой уходила дорога к месту рождения Хо Ши Мина и куда только что повернули два микроавтобуса с западными туристами. Я остановился, вынул из седельной сумки фотоаппарат Сьюзан и на случай, если пленка попадет в руки местной полиции, щелкнул указатель.
– А меня тут разглядывал коп в джипе, – сообщил я ей. – И принял за француза. Я его убедил, что участвую в гонках, и мой парижский прононс его покорил.
– Северные вьетнамцы испытывают определенную симпатию к французам.
– Почему?
– Точно не знаю. Но сама видела, как в Ханое люди среднего возраста носят береты и среди них считается шиком немного говорить по-французски, поражать парижскими манерами и читать французскую литературу. В Ханое думают, что французы – культурный народ, а американцы – неотесанные материалисты, капиталисты и агрессоры.
– Но это отнюдь не означает, что мы плохой народ.
Сьюзан попыталась улыбнуться, но сразу посерьезнела.
– Я расстроилась по поводу этих фотографий.
– А я по поводу того, что не принесли путеводитель.
Она посмотрела на меня и кивнула:
– Извини. Что же нам теперь делать?
Я уже думал об этом. Не исключено, что мистер Анх провел некоторое время прикрученным к столу, а полковник Манг приставлял к его яйцам электроды и вершил правосудие. В таком случае Анх мог сказать и про Дьенбьенфу, и про Банхин, и все, что хотелось услышать Мангу.
– Что ты собираешься делать? – снова спросила Сьюзан.
– Ну, мы можем доехать до Ханоя и попытаться улететь из страны первым рейсом куда угодно. Или двигаться дальше в Дьенбьенфу. Но только не сидеть здесь целый день.
Она подумала и сказала:
– Дьенбьенфу.
– Ты говорила, что мое вьетнамское везение кончилось, – напомнил я ей.
– Кончилось, – подтвердила она. – Тебя приняли за француза. Но с моим все в порядке. Если не считать разворот в "Плейбое". Поехали.
Я врубил скорость и выкатил на шоссе. Сьюзан перегнулась через мое плечо и взглянула на указатель топлива.
– Надо долить бензина. Мы только что проехали заправку. Поворачивай назад.
– Впереди должна быть другая. Знаешь, здесь бесплатно дают миску риса, если покупаешь полный бак.
– Пол, разворачивайся.
Я повернул в обратную сторону, въехал на заправку и подрулил к колонке. Заглушил двигатель, и мы слезли с мотоцикла.
Заправщик сидел в открытой бетонной кабинке. Он смотрел на нас, но не двинулся с места. Судя по всему, это была государственная станция. Ничего подобного по ту сторону ДМЗ я не наблюдал. Здесь до сих пор царил социализм, и благая весть о капиталистической алчности и потребительском рынке еще не долетела до территории дядюшки Хо.
Я крутил ручной насос, а Сьюзан держала пистолет в баке.
– Качай быстрее.
– Качаю быстро, как только способен европейский социалист.
– Когда будешь платить этому типу, притворись французом.
