Мы с Квик-Квиком отправились назад к нашему логову. Добрались засветло без всяких приключений. Всю обратную дорогу он нес свинку на плече. Чушка устала.
На следующий день я снова остался один на острове. Я сидел и шил парус, как вдруг услышал крики. Прячась за деревьями, я незаметно подобрался к трясине и посмотрел на другой берег. Там я увидел Квик-Квика и китайца-интеллектуала, они о чем-то жарко спорили и размахивали руками. Мне показалось, что интеллектуал хочет перейти на остров, а Квик-Квик его не пускает. У обоих в руках по тесаку. Особенно разошелся однорукий – не дай бог, убьет Квик-Квика. Я решил показаться. Свистнул. Они оба повернулись ко мне.
– В чем дело, Квик-Квик?
– Я хочу поговорить с тобой, Папийон! – закричал другой. – Квик-Квик не дает мне перейти на остров.
Спор по-китайски продолжался еще минут десять, но затем чушка опустилась на трясину, и они оба перебрались за ней на нашу сторону. Сидим в хижине и молчим, у каждого в руке кружка с чаем. Я жду, когда они заговорят.
– Послушай, – начал Квик-Квик, – он хочет во что бы то ни стало бежать с нами. Я ему объясняю, что ничего не решаю в этих делах. Ты платишь деньги – ты и командуешь. А он мне не верит.
– Папийон, – вступил другой, – Квик-Квик обязан меня взять с собой.
– С какой стати?
– Два года назад в драке по карточному делу он отрубил мне руку. С меня он взял клятву, что я его не убью. Я поклялся, но с одним условием, что он будет кормить меня всю жизнь или, по крайней мере, тогда, когда я потребую. Что же получается? Он уедет, и я его никогда больше не увижу. В таком случае пусть он отпускает тебя одного или забирает меня с собой.
– Да ради бога! Чего только я в жизни не насмотрелся! Послушай, я согласен взять тебя с собой. Лодка большая и хорошая. Понадобится – мы можем и еще кого-нибудь прихватить. Если Квик-Квик не возражает, приходи.
– Спасибо, – сказал однорукий.
– А ты что скажешь, Квик-Квик?
– Согласен, если ты так хочешь.
– Но тут важно следующее: сможешь ли ты выбраться из лагеря под таким предлогом, чтобы тебя не посчитали пропавшим и не выслали за тобой поисковый отряд?
– Не составит никакого труда. Мне разрешено покидать лагерь в три пополудни, а за два часа я спокойно доберусь до реки.
– Квик-Квик, сумеешь ли ты в темноте отыскать место, где мы смогли бы взять твоего друга на борт и при этом не потерять времени?
– Пара пустяков – какие могут быть сомнения?
– Приходи через неделю: я скажу, когда мы отчаливаем.
Страшно довольный, однорукий попрощался со мной и ушел. Я наблюдал за их расставанием на другом берегу, видел, как они пожимали друг другу руки, перед тем как разойтись. Значит, все утряслось. Когда Квик-Квик возвратился, я спросил его:
– Что за странное соглашение заключил ты со своим противником? Кормить всю жизнь? Никогда не слышал ничего подобного. За что ты отрубил ему руку?
– Подрались из-за карт.
– Лучше было бы убить.
– Нет, он мне очень хороший друг. В военном трибунале он стоял за меня горой – доказывал, что это он на меня напал, а я законно защищался. Я сам добровольно заключил с ним такое соглашение и должен до конца выдержать условия. Я тебе не говорил, потому что ты ведь оплачиваешь побег.
– Ладно, Квик-Квик, дело улажено. Не стоит больше говорить об этом. Станешь свободным – а на все воля Божья, – то и поступать будешь по собственному усмотрению.
– Я сдержу слово.
– Чем думаешь заняться на свободе?
– Рестораном. Я очень хороший повар, а он специалист по блюду из макарон по-китайски.
Этот случай поднял настроение. Я пребывал в веселом расположении духа. Вся история мне показалась настолько забавной, что я не мог удержаться от того, чтобы время от времени не подтрунивать над Квик-Квиком.
Шоколад сдержал слово: через пять дней все было готово. В проливной дождь мы отправились осматривать лодку. Ничего не скажешь! Мачта, руль и киль изготовлены мастерски из высококачественного дерева. Лодка стояла в речной заводи, на борту бочонок с водой и съестные припасы. Оставалось предупредить безрукого. Шоколад вызвался сходить в лагерь и переговорить с ним. Во избежание опасности, связанной с причаливанием лодки к берегу и взятием однорукого на борт, мы договорились, что Шоколад приведет его прямо к затону.
Устье реки Куру отмечено двумя створными маяками. В дождь можно без всякого риска выйти на середину – разумеется, со спущенными парусами, чтобы не засекли. Шоколад дал нам черной краски и кисть. Надо нарисовать на главном парусе большую букву «К» и цифру «21». «К-21» – регистрационный номер рыбачьей лодки, которая иной раз выходит в море на ночной промысел. Если мы поднимем парус на выходе из реки и нас увидят, то могут принять наше судно за другую лодку.
Отъезд назначили на завтра в семь вечера. А в шесть уже темно. Квик-Квик заверил меня, что он нашел тропинку, которая выведет прямо к речной заводи. С острова уйдем в пять, чтобы иметь в запасе час, пока еще светло. За это время вполне возможно добраться до лодки.
Мы бодро и весело возвращались на остров. Квик-Квик идет впереди и несет на плече свинку. Я поспеваю сзади. Не поворачивая головы в мою сторону, Квик-Квик без умолку болтает:
– Наконец-то я покину каторгу. И все благодаря тебе и брату Чану. Может быть, однажды, когда французы уйдут из Индокитая, я вернусь на родину.
Короче, он верил в меня, а увидев, что лодка мне понравилась, развеселился и распелся, как зяблик. Последнюю ночь я сплю на острове и, надеюсь, последнюю ночь на земле Гвианы.
Если удастся выйти из реки в море, то мы, считай, уже на свободе. Конечно, лодка может разбиться, но это единственная опасность, так как во время войны ни одна страна не выдает беженцев. В этом смысле война нам даже сослужит добрую службу. Если поймают французы, то уж как пить дать приговорят к смерти. Но им надо сначала нас поймать. Я подумал о Сильвене: не соверши он тогда ошибки, был бы он рядом со мной. Уже засыпая, я мысленно отстучал телеграмму: «Месье Праделю, прокурору. Из вашей канализации, куда вы меня спустили, я вышел наконец победителем. На это ушло девять лет».
Когда меня разбудил Квик-Квик, солнце стояло уже высоко. Чай и лепешки. Везде полно коробок. На глаза попались две плетеные клетки.
– Что ты с ними собираешься делать?
– Посажу куриц – в дороге съедим.
– Ты сдурел, Квик-Квик. Нельзя их брать с собой.
– А я хочу и возьму.
– Ты что, совсем больной? А что, если затемно мы еще не успеем выйти в море и утром на реке распоются петухи и раскудахчутся куры? Ты не чувствуешь опасности?
– Кур я не брошу.
– Да изжарь ты их, залей смальцем и добавь немного масла. Курятина хорошо сохранится, и мы ее слопаем за первые три дня.
Наконец Квик-Квик сдался и отправился на поиски куриц. Но крик первых четырех, которых ему удалось поймать, распугал остальных: они действительно почувствовали, что запахло жареным. Разбежавшись и попрятавшись по кустам, они так замаскировались, что Квик-Квик не нашел больше ни одной. Просто диву даешься, насколько животные чувствуют опасность.
Нагруженные, словно вьючные лошади, мы, следуя за свинкой, пересекли трясину. Квик-Квик стал меня уговаривать взять чушку с собой.
– А ты даешь слово, что она не завизжит? Отвечаешь ты за свою скотину?
– Уверяю, что нет. Она молчит, когда я ей прикажу. Раза два-три нас преследовал ягуар. Он ходил вокруг нас, пытаясь застигнуть врасплох. Чушка ни разу не пикнула, хотя каждая щетинка стояла дыбом.
Квик-Квик убедил меня, и я позволил ему взять с собой его дорогую свинку. Уже стемнело, когда мы добрались до речной заводи. Шоколад и безрукий уже поджидали нас. С помощью двух фонариков убеждаюсь, что все в порядке: парусные кольца посажены на мачту, кливер на своем месте и готов к подъему. Я показал Квик-Квику, как это делается, и он, повторив прием два или три раза, сразу понял, что от него требуется. Я расплатился с негром – он вел себя безупречно. Черный настолько наивен, что принес с собой клейкую бумагу и половинки своих банкнот. Негр попросил меня склеить деньги. Он даже на минуту не задумался, что я мог бы их отобрать. Люди, не думающие плохо о других, всегда прямодушны и порядочны. Шоколад был добрым и честным малым. Насмотревшись, как обращаются с заключенными, он не испытывал угрызений совести из-за того, что помогал троим совершать побег из этого ада.
– Прощай, Шоколад. Удачи тебе и твоей семье.
– Большое спасибо.
Тетрадь одиннадцатая
Прощай, каторга
В лодку я забрался последним, и она, после того как Шоколад оттолкнул ее от берега, устремилась к реке. Оба весла добротные, не какие-нибудь лопатки. Квик работает на носу одним, я управляюсь другим. Меньше чем через два часа мы вышли на главный фарватер.
Зарядил дождь и льет уже больше часа. Я укрываюсь мучным мешком, пропитанным краской. Он служит плащом или накидкой. У Квика и однорукого точно такие же мешки. Река быстрая, с многочисленными водоворотами. Несмотря на сильное течение, мы одолели за час половину пути. На исходе третьего часа мы миновали створные маяки, значит море уже совсем близко, поскольку они отмечают крайние точки речного устья. Выходим на Куру под парусом и кливером без всяких помех. Сбоку налетел сильный ветер. Пришлось приспустить парус, чтобы не завалиться на борт. Лодку резко понесло в море, мы стрелой проскочили узкий створ и стали быстро удаляться от берега. Впереди, в сорока километрах от материка, маяк Руаяля указывает нам путь.
