— Миссис Стивенсон?
На этот раз она без труда узнала его.
— Да, мистер Эванс, это я.
— Мистер Стивенсон еще не пришел?
— Нет, не пришел. Он будет завтра, — нервно сказала она и вдруг взорвалась: — Мистер Эванс, будьте так добры, пожалуйста, объясните мне, что происходит? Почему вы звоните ему каждые пять минут?
— Мне очень жаль, — извиняющимся голосом сказал Эванс. — Я не хотел беспокоить вас.
— Вы меня уже обеспокоили! — закричала она. — Я настаиваю, чтобы вы…
— Понимаете, момент довольно опасный для мистера Стивенсона, — мрачно сказал Эванс. — Я подумал, что, если бы вы передали ему…
— Я ничего не могу передать! — перебила его Леона. — Я ничего не могу слушать!
— Боюсь, что вам придется попытаться, миссис Стивенсон. Это очень важно.
— Какое вы имеете право… — начала она, но Эванс невозмутимо продолжал:
— Пожалуйста, передайте мистеру Стивенсону, что дом на Данхэм-террас, 20 сгорел. Сго-рел. Я сжег его сегодня.
— Что? О чем вы? — закричала она изумленно.
— Передайте также мистеру Стивенсону, — спокойно продолжал он, — что мистер Морано, Мо-ра-но, по-моему, вряд ли мог выдать нас полиции, потому что его самого уже арестовали. Доставать деньги больше необходимости нет…
— А… кто этот Морано? — спросила потрясенная Леона, но Эванс не обратил внимания на ее вопрос.
— В-третьих, передайте, пожалуйста, мистеру Стивенсону, что я сбежал и нахожусь сейчас на Манхэттене. Если он до полуночи не разыщет меня, пусть звонит по телефону: Каледония, 5-11-33. Будьте добры, запишите: Каледония, 5-11-33.
— Но… Что все это значит?
— Вот, пожалуй, и все, — мягко сказал Эванс. — А теперь будьте добры, повторите все это мне.
— Повторить все? И не подумаю!! — взвизгнула она. — Вы отдаете себе отчет в том, что я тяжело больна? Я… я не могу больше выдерживать этой пытки!
Налет жалости был в усталом голосе Эванса, когда он ответил:
— Я очень хорошо знаю о вашем несчастье. И вообще с некоторых пор я знаю о вас почти все.
— Знаете обо мне? Но я никогда в жизни ничего не слышала о вас!
Помедлив немного, Эванс сказал:
— Мне очень жаль, миссис Стивенсон. Но могу вас заверить, что во всем случившемся виноват не только мистер Стивенсон.
— Бога ради, перестаньте говорить загадками!
— Ну что ж, — сказал Эванс, — может быть, действительно лучше рассказать вам, прежде чем вмешается полиция.
— Полиция?
— У вас есть под рукой карандаш, миссис Стивенсон?..
22.35
— Я начну с того вечера, когда я впервые встретился с мистером Стивенсоном, — сказал Эванс. — Это было на фабрике вашего отца в Цицеро, штат Иллинойс. Время было довольно напряженное, и я задержался в своей лаборатории, чтобы проверить записи кое-каких формул. Я почувствовал вдруг, что кто-то наблюдает за мной сквозь стеклянную дверь. Я не успел оглянуться, как в комнату вошел ваш муж.
— Добрый вечер, — сказал он. — Вот зашел полюбопытствовать. Впервые выдался случай все осмотреть…
Лаборатория у меня была отличная. Я располагал наилучшим оборудованием, все у меня сверкало, сияло, было в идеальном порядке.
— Вы интересуетесь чем-то конкретным? — спросил я его.
— Нет, просто любопытствую, чем вы здесь занимаетесь.
— Пожалуйста, — ответил я, — в этой лаборатории мы получаем алкалоиды из опия. Вы, видимо, знаете, что имеется двадцать четыре опийных алкалоида — морфин, кодеин…
— Отлично, — сказал он, прервав меня. — Наркотики. У вас, должно быть, много наркотиков здесь.
— Конечно, — согласился я.
— А что вы делаете с этими алкалоидами? — спросил мистер Стивенсон.
— Ну они идут в различные продукты фирмы.
— Нет-нет, — сказал он. — Что вы делаете с ними здесь, прежде чем они идут в производство?
Я показал ему тот огромный сейф, в котором хранились наши запасы наркотиков. Это произвело на мистера Стивенсона сильное впечатление.
После этого он заглядывал в лабораторию еще несколько раз, всегда доброжелательный и вежливый. Я показывал ему, как происходят различные процессы. Мне льстило, что столь важный человек так сердечно ко мне относится…
Пока что ты не сказал ничего такого, чего бы не знала я, — подумала Леона. — Генри действительно такой. Любознательный. Дотошный. Считает своим долгом вникнуть во все. Как папа говорит, всюду сунуть свой нос. Может быть, папа слишком суров…
— Однажды вечером после работы, примерно, через месяц после нашей первой встречи, — продолжал Эванс, — я стоял под дождем на автобусной остановке возле фабрики. Я чувствовал себя совершенно несчастным. Вдруг великолепный черный «седан» остановился прямо передо мной, и кто-то окликнул меня. Я всмотрелся сквозь пелену дождя и увидел, что это был ваш муж, мистер Стивенсон.
— Прыгайте ко мне, — сказал он. — Подвезу.
— Очень любезно с вашей стороны, — говорю, — но не хотел бы вас утруждать.
— Оставьте это, — сказал мистер Стивенсон. — Я рад подбросить вас до дома. Терпеть не могу ездить один.
Мы плавно покатили по улице, и я не смог не похвалить красавец автомобиль.
— Это моей жены, — сказал в ответ мистер Стивенсон.
— У меня никогда не было собственного автомобиля, — сказал я ему. Лично я предпочел бы пару хороших лошадей и приличный экипаж.
Мистер Стивенсон не остановил меня, и я еще некоторое время распространялся насчет лошадей. Понимаете, я рос среди них. В графстве Саррей это было. И, я полагаю, это у каждого остается в крови.
— Лошади — замечательные животные, — сказал я. — Такие сильные и в то же время такие смирные. Мне часто хочется, чтобы у меня было много лошадей.
Тут мистер Стивенсон спрашивает:
— Вы не шутите?
— Нет, — говорю я. — Нет ничего в мире, чего бы я хотел сильнее. Табун лошадей, небольшую усадьбу, хорошие чистые конюшни, обильные пастбища, и чтобы все это лучшее во всей Англии.
— В Англии? — спросил мистер Стивенсон.
— О да! — говорю я. — Я думаю, что каждый англичанин, живущий за границей, надеется провести остаток своих дней дома.
— Ничего плохого нет в том, чтобы хотеть что-то, — сказал он. — Плохо не делать ничего для этого.
— Легко вам говорить, извините меня за дерзость, — сказал я. — Но не каждый может подкрепить свое желание необходимой энергией, чтобы купить себе королевство. Я получаю удовольствие просто от того, что прикидываю, как бы я все устроил, если бы смог купить это место.
— Вы правы, — сказал он довольно язвительно. — Вы-то никогда не сможете купить его, работая на моего тестя.
Эти слова смутили меня.
— Да, пожалуй, — говорю. А он снова взглянул на меня, миссис Стивенсон, и на этот раз я заметил, что он словно взвешивает, сказать или не сказать мне что-то. То, что он, наконец, сказал, привело меня в замешательство.
— У нас много общего с вами, Эванс…
Фантастика, — подумала Леона. — Генри — и этот мямля-старик! Зачем ему надо было связываться с этим усталым ишаком? Не повредился ли он в уме?
Ну вот… А потом мистер Стивенсон и говорит:
— Не думайте ни о чем, Эванс, кроме работы и этой фермы в Англии.
Некоторое время оба мы молчали. А когда мы подъехали к моему дому и я собирался уже выйти, мистер Стивенсон вдруг положил мне руку на плечо и говорит:
— У меня есть идея. Если дело выгорит, у вас будет ферма в Англии, а для меня… ладно, неважно, что это будет означать для меня. Только вы можете сказать мне, Эванс, хороша эта идея или нет. Только вы.
Он сжимал мое плечо все крепче, пока мне не стало больно.
— Что вы имеете в виду? — поспешно спросил я.
— Я имею в виду, что вы можете купить себе свое королевство в Англии или где угодно, сделав несколько ошибок.
— Ошибок? — спросил я. — Я не понимаю вас.
— Ошибок, — спокойно сказал он. — В дозировке наркотиков. Не в сторону увеличения, Эванс, в сторону уменьшения.
— Боже праведный, нет! — сказал я. — Я никогда не слышал…
— Никто, кроме вас и меня, не узнает, Эванс, — сказал он. — Вы знаете, что эти дешевые пилюли были бы еще полезнее для страждущего человечества, если бы наркотиков в них было поменьше. Никто — и уж во всяком случае никто в фирме Котерелла — не заметит разницы…
Нет! — безмолвно закричала Леона. — Это невозможно! Этот человек ненормальный. Чего он хочет? Кто поверит его бреду? Предположить, что Генри способен на такое! Он сумасшедший, вот кто он. Сумасшедший… Но что-то должно быть за этой чушью. Генри, должно быть, имел какие-то дела с этим человеком. Мисс Дженнингс упоминала, что он несколько раз звонил Генри в контору…
Его слова напугали и одновременно загипнотизировали меня. Он так меня ошеломил, что я ни о чем не успел как следует подумать.
