Наконец зазвенели колокольчики. Входная дверь открылась, и Генри с облегчением увидел входящую в магазин миссис Кармински с ее маленькой собачкой, которая как обычно фыркала и рычала.
Через несколько минут, когда Генри был уже у двери, бакалейщик произнес его имя. Генри оставил руку на дверной ручке. Он слышал шаги приближающегося бакалейщика.
— Сделай это, — шепнул ему бакалейщик прямо в ухо. — Уничтожь эту деревню.
Генри обернулся и отступил в сторону. Ему было любопытно увидеть выражение на лице бакалейщика, когда его ужасное требование уже произнесено. И он был удивлен, когда увидел не нечто уродливое и отталкивающее, а, как обычно, мягкое лицо мистера Хирстона. И он вздрогнул, снова взявшись за ручку двери, словно в этот он момент коснулся блестящей кожи змеи.
---------
«Я иду в центр художественного творчества, но не буду разрушать деревню. Я пойду туда и буду наблюдать за стариком, за его работой и разговаривать с Джорджем Грэхемом, но не сделаю того, что так хочет мистер Хирстон».
Он был рад освободиться от бакалейщика и его магазина. Генри двигался по искривленным улицам, ожидая боль, которая всегда возникала, если он бежал слишком быстро или далеко. Доводя себя до предела, он задерживал дыхание и потел, вызывая ощущение боли. Пот затуманил глаза так, что он видел только размытое изображение. Наконец, остановившись около телефонной будки, разинув рот, он хватал воздух. Его дыхание сопровождалось таким звуком, словно кто-то у него за спиной разрывал надвое тряпку.
Облокотившись на телефонную будку, он забыл о том, что кто-либо может за ним наблюдать, он продолжал слышать голос бакалейщика: «Я тебя прошу о такой малости, чтобы ты это сделал. Посмотри, что тебя за это ожидает», — памятник для Эдди, продвижение по службе его матери, его собственная работа, помогающая семейному бюджету. Деревня старика — она на самом-то деле всего лишь игрушка.
Когда он дошел до центра, он снова остановился, чтобы перевести дыхание. Кинув взгляд в конец улицы, он увидел тех же самых парней у входа в бар. На этот раз они уже не играли в монетки, они просто так слонялись без дела. Генри позавидовал их безделью, над ними не висело никаких распоряжений, никаких ужасных дел, которые зачем-то нужно выполнить.
В центре кипела деятельность и волнение. Кто-то занимался уборкой, еще кто-то мыл стены, в то время как остальные продолжали работать над тем, чем они занимались обычно.
Старика не было видно, но Джордж Грэхем поприветствовал его, отвлекшись от женщины с синими волосами, которая лепила из глины лицо еще одного ребенка. Она изящно выковыривала в нем глаза.
Деревня старика не была накрыта полотном. Фигурки людей и дома сверкали переливающимися красками. «Мистер Левин отполировал все, а затем покрыл каким-то секретным составом», — сказал гигант. — «Он сегодня не пришел, отдыхает, ожидает событий ближайших дней». Он развел руками: «Мы наводим здесь порядок. Большие события будут, Генри, большие события…»
Он помчался на помощь к кому-то из рабочих, а Генри начал что-то искать глазами. Искать что? Молоток, на всякий случай? Он был убежден в том, что не будет искать молоток, пригодный для работы, и таким образом у него не будет подходящего случая, чтобы делать то, чего от него так хочет мистер Хирстон. Он старался не смотреть на деревню старика.
Каждый был слишком занят, и никому не было никакого дела до Генри. И тот блуждал взад-вперед по центру не замечаемым и невидимым. Он обратил внимание на деревянный молоток, прислоненный к стене около двери, ведущей в складское помещение. Он был похож на клюшку для крокета, но больше и тяжелей, такой же большой, как и кувалда, но только из дерева. Генри огляделся, при этом стараясь не выдавать свое присутствие.
«Заканчиваем работу», — крикнул рабочий, который нес на плече лестницу-стремянку, чтобы поменять на потолке перегоревшую лампочку.
Генри отскочил с его пути и тут же оказался у двери в складское помещение, коим была комната, в которой он был один лишь раз. В ней не было окон, по обеим стенам были полки, развешанные в несколько этажей, заваленные разными принадлежностями центра. Оглядевшись еще раз, он рад был увидеть, что до сих пор никому до него не было никакого дела. Он открыл дверь и проскользнул внутрь. В темноте увидел кучу старых коробок, сваленных на пол, изношенных инструментов, канистр из-под краски, мусорных банок.
Идеальное место для того, чтобы спрятаться.
У него был и молоток, и место, где можно скрыться. Он задался вопросом, было ли его предназначением, в конце концов, выполнение этой миссии. И была ли эта миссия так плоха? Несколько разбитых фигурок, которые старик смог бы восстановить заново, наверное, стоили того блага, что могло бы произойти. Его мать станет сотрудницей, ответственной за размещение вместо того, чтобы быть официанткой…
Он долго стоял неподвижно в темноте, пока его глаза к ней не привыкли. Когда формы и очертания предметов стали видимы, он стал медленно и осторожно продвигаться к пятну, где были свалены картонные коробки. Он что-то пнул, и послышался глухой стук, отдавшийся эхом между стенами этой комнаты. Он остановился, затем продолжил двигаться, пока не уперся в угол. Сложив несколько коробок одну на другую, он медленно сел на пол позади них, будучи уверенным, что никто не заметил, как он вошел в эту комнату.
Он посчитал, что нужно подождать где-то два часа.
Дверь была закрыта, но он продолжал слышать приглушенные звуки происходящего в центре. До него доносилось, как кто-то кому-то что-то говорил, шаги, скрип сдвигаемой мебели, шорох метлы, а затем тряпки, намотанной на швабру.
Он обнял руками колени и уткнулся в них лбом, вообразил себе мать в белом переднике, ведущую посетителей к их столам, вручающую им меню и получающую жалованье, уже не так зависящее от чаевых. А затем вообразил себе памятник на могиле Эдди, который бы украсили бита и мяч, говорящие о его мастерстве на поле, и каждый проходящий по кладбищу мимо его могилы видел бы, что здесь похоронен великий бейсболист.
Он не понял, что уснул, пока не проснулся — им словно выстрелили из орудия. Он оказался нигде — в пустоте и в сырости, а затем узнал рабочее помещение и коробки, сложенные перед ним. Моргая глазами, он вслушался. Его что-то разбудило, но что? Вслушался снова, наклонив голову, и узнал этот звук: мягкий, царапающий, шуршащий — шелестели маленькие лапки. Он вздрогнул, поняв, что по складскому помещению бегала крыса и вспомнил, наконец, что ему рассказывал Джордж Грэхем про крыс, которые приходят ночью и объедают кисточки и холсты. «Отсюда нужно уходить».
Вслепую продвигаясь к двери, он споткнулся, затем встал и осторожно открыл дверь. Выглянул наружу и увидел опустевший центр, маленькая лампочка тускло светила над входной дверью. Мольберты и столы были накрыты полотнами, превращая их в призраков разных форм и размеров. Его пристальный взгляд упал на молоток.
Сделать такую малость, как сказал бакалейщик.
Он взял молоток и пошел. Его ноги все еще были жесткими и непослушными от той позы, в которой спал. Он подошел к столу старика. Молоток был тяжелым, и он держал его внизу. Осторожно, чтобы не сдвинуть человеческие фигурки, он снял полотно. Дав полотну мягко упасть на пол, он пристально вгляделся в деревню, освещенную тусклым светом от далеко висящей лампочки. Деревня и ее жители были пойманы своеобразными сумерками. Он коснулся фигурки человека. Синяя кепка на его голове, и темный жакет, затянутый поясом. Действительно, игрушка. Все фигурки были игрушками. Деревня не была настоящей и люди тоже.
«Не думай, действуй».
Он поднял молоток. Вознес его над головой. Вес поднятого молотка слегка нарушил его равновесие, и он немного пошатнулся. Пот внезапно выступил у него на лбу, словно все поры на коже одновременно взорвались маленькими взрывами. Волосы внезапно стали влажными, мокрой связкой упав над глазами поперек лба. Сжав черенок молотка над головой, он смотрел на эту маленькую деревню.
«Такая малость. Ты не должен ничего делать. Оставь эту работу молотку. Дай ему упасть, подобно атомной бомбе, сброшенной с самолета».
Кровь осушила его руки, поднятые над головой, и ушла в плечи, затопив сердце, заставляя его интенсивно биться в груди.
«Действуй».
Но он не мог.
Он также не мог и пошевельнуться.
Он стоял как замороженный, словно статуя в парке или в церкви. Без какой-либо возможности двигаться вообще. Боль распространилась по всему телу, биение сердца замолотило во всех венах и артериях. Его словно безвозвратно засосало в ловушку.
И вдруг еле заметное, но стремительное движение в левом углу его поля зрения. Взглянув, он больше ничем не мог пошевелить, кроме как глазами, и увидел крысу, прыгнувшую на стол, как она заскользила между домов и человеческих фигурок. Пораженный, Генри также подпрыгнул, задыхаясь от испуга, роняя молоток, затем в ужасе наблюдая, как он всей своей массой опустился на деревню, раскалывая коровник, снося фигурки людей, смяв в труху мать старика, вывалившуюся из окна, затем, круша другие фигурки, включая старика, который еще был мальчиком. Напоследок и весь стол разломался надвое, словно где-то посередине имел трещину, вызванную землетрясением. Дома и людские фигурки бесследно исчезали в ней.
