— Ну а как объяснить, что я чемодан этот разломал и выбросил?
— Да как есть. Испугался. А потом подумал, посоветовался со старшим товарищем.
— Нет, это не годится. Потом вовек не отмоешься.
— «Отмоешься»! Господи, ну ты даешь! — Ходунов остановился и, нахмурившись, смотрел на Шутикова, который не отрывал взгляда от белой дуги фонтана. — Мне кажется, ты не до конца понимаешь, куда влип. Ты сейчас очень сильно рискуешь. И, между прочим, Бобров и я — тоже. Ты это понимаешь?
— Понимаю. Я поэтому тебе и сказал. Если бы не это — я бы не стал. — Шутиков вздохнул и впервые за прошедшие дни посмотрел прямо в глаза Ходунову. — Тяжёлый у нас с тобой разговор получается. Ну, извини. Давай поговорим нормально, без горячки.
Ходунов некоторое время молча смотрел на Шутикова, потом нехотя улыбнулся:
— Ты хорош. Если бы тебя кто-то вот так оглоушил? Посмотрел бы я на тебя. Ладно, пошли, а то вон на нас внимание обращают. — Некоторое время они шли молча. Потом Ходунов спросил: — А вещи-то где? Из чемодана?
— Я все выбросил. На всякий случай.
— Ничего себе! Хорош случай. А с чем же ты теперь полетишь?
— Да я тут присмотрел. Завтра хочу купить. Ладно, давай просто погуляем немного. Мне главное, что теперь ты все знаешь. А то как-то было не по себе.
— Ну, ясно, — буркнул Ходунов. — Ему полегчало. Это называется — с больной головы на здоровую. Эх, Леня, Леня. Ну, давай погуляем.
* * *
В пятницу работали без обеденного перерыва, и все закончилось к половине третьего.
— Ну, какой маршрут сегодня выбираем? — спросил Ходунов, когда они часов в пять сели за поздний обед. — Какие идеи? Это ведь прощальная прогулка.
— Но, наверное, на этот счет есть традиция? — спросил Шутиков.
— Пока не завели, — сказал Ходунов. — Но стоит подумать.
— Может, прогуляться вниз по Роне? — предложил Шутиков. — Помните, где мы были в воскресенье?
— А что, я за, — поддержал Ходунов. — Это место стоит того, чтобы сделать его традиционным.
* * *
По набережной они шли не торопясь и к площадке на скале добрались только к семи. Вечернее солнце живописно освещало красноватый камень, превращая скалы в багровые, ярко выделявшиеся на фоне темной зелени деревьев и кустарника.
— Красиво здесь, — сказал Бобров, когда они остановились на огороженной площадке у края скалы. — До чего же здорово.
— Да, — поддержал Шутиков. — Место уникальное. Слушай, Валентин Евгеньевич, ты бы вот по этому выступу прошел? — Шутиков показал на широкий выступ, опоясывающий скалу.
— А зачем? — пожал плечами Бобров. — Удовольствия я не получу.
— Не скажи, — возразил Шутиков. — Это может хорошо нервы пощекотать. Так смог бы?
— Не знаю, — спокойно и, как всегда, серьёзно сказал Бобров. — Если спасти надо было бы кого-нибудь, это одно. А если так, для того, чтобы просто нервы пощекотать, так мне это не нужно.
— Понятно, — кивнул Шутиков. — Прагматик ты. Нет в тебе романтики.
— Ну, зато у тебя ее в избытке, — констатировал Ходунов. — И ты нас тут не провоцируй. Я, как руководитель делегации, такое не санкционирую.
— О! — Шутиков показал Боброву глазами на Ходунова. — Суров. Но справедлив. Нет, а вот если технически, так сказать. Можно здесь пройти?
— Запросто, — оценивая ширину выступа, сказал Ходунов. — Я думаю, по нему раньше ходили. Ну, а так как это очень опасно, вот и перегородили.
— Голова может закружиться, — сказал Бобров. — Высоко очень.
— Конечно, — согласился Ходунов. — Но вы же сами сказали, все определяется необходимостью.
— Так голова ведь все равно закружится, — пожал плечами Шутиков.
— Прежде чем дать голове закружиться, надо её напрячь, — назидательно сказал Ходунов. — Если бы мне надо было во что бы то ни стало, я бы просто прополз по этому выступу на брюхе. Вполне безопасно.
— Да, это верно, — согласился Шутиков. — Приходится признать, что золотое правило работает и здесь.
— Какое золотое правило? — спросил Бобров.
— Начальник всегда прав, — важно произнес Шутиков. — Вы согласны, Александр Петрович?
— Вынужден согласиться, — улыбнулся Ходунов. — Против очевидности же не попрешь. Ну, что, джентльмены, домой?
На следующее утро Самойлов приехал за ними в гостиницу, чтобы отвезти в аэропорт.
— Послушай, — укладывая вещи в багажник, обратился он к Шутикову, с которым успел сдружиться и перейти на «ты», — у тебя же вроде другой чемодан был. Чёрный, с колесиками. Или нет?
— Действительно, — удивился Бобров. — Другой чемодан, коричневый. А где же тот-то?
— А ты только заметил? — усмехнулся Шутиков. — Нету того. Не выдержал перелета.
— А когда же ты этот купил?
— Да вчера. Вот здесь, за углом. Надеюсь, Наде понравится.
— Хороший чемодан, — одобрил Самойлов. — Вполне приличный. Ты как считаешь? — обратился он к Ходунову. Тот индифферентно пожал плечами.
— Нормальный. Как раз под цвет свежевыращенных усов. Будем надеяться, что с ним у Шутикова проблем не будет. Поехали, господа, время.
* * *
Самойлов проводил их до самого терминала. Это тоже была одна из традиций.
Ходунов посмотрел на часы.
— Должны бы уже скоро посадку объявить. А самолёта-то еще нет.
— Да, — кивнул Самойлов. — Он уже должен был прилететь. Задерживается.
— Похоже. Дима, ты не жди. Мы же понимаем. Суббота. У тебя наверняка планы. Так что давай попрощаемся. Спасибо тебе за все. И, как говорится, чтоб не в последний раз.
Самойлов вздохнул:
— Действительно, пора ехать. Вам, ребята, спасибо. Созвонимся.
Тепло попрощавшись с Самойловым, они уселись в кресла, откуда было видно все летное поле.
— Хоть бы объявили что-нибудь, — недовольно сказал Бобров.
И, как будто откликнувшись на это, в динамиках щелкнуло, и сначала на французском, а потом на русском женский голос объявил:
— Рейс Эс-Ю 462 Женева — Москва задерживается в связи с задержкой вылета самолета из Москвы. О времени вылета будет сообщено дополнительно.
Шутиков присвистнул:
— Ничего себе. Он еще и не вылетал. Что же там случилось?
— Да мало ли что? — равнодушно сказал Ходунов. — Причин может быть много. Для нас это не так важно. Подождем.
Вылет самолёта из Москвы задерживался. Вначале ничто не предвещало никаких неожиданностей. В обычное время была объявлена и прошла регистрация, потом объявили и посадку. Все пассажиры уже ждали в зале вылета. Сквозь стеклянную стену зала хорошо был виден стоявший рядом самолёт, приткнувшийся через гофрированную горловину к коридору, ведущему в зал. Видно было, как проехал поезд из багажных тележек, доверху набитых чемоданами, коробками и сумками, и скрылся где-то под брюхом самолета. Прошло еще время, но у закрытых дверей в коридор никто не появлялся. Вместо этого началась какая-то непонятная суета вокруг хвостовой части самолета. Несколько человек в синих комбинезонах столпились под хвостом и долго стояли там, задрав головы и что-то обсуждая. Потом к ним присоединились ещё двое в форме. Привезли высокую лестницу на колесах, и один из комбинезонов забрался на самый верх и долго там что-то ковырял. Наконец он спустился вниз, и все, включая лестницу, куда-то исчезли. Пассажиры томились от долгого ожидания и неизвестности. Наконец, когда по расписанию самолет должен был уже сорок минут быть в воздухе, в зале раздался мелодичный гонг и женский голос объявил:
— По техническим причинам вылет рейса Эс-Ю 461 задерживается. Просим пассажиров освободить зал вылета у выхода четырнадцать. Посадка на рейс до Женевы будет объявлена дополнительно. Повторяю…
Пассажиры, кто с разочарованием, а кто и со злостью на лице, неохотно покидали зал, готовясь к длительному ожиданию. Только очень немногие восприняли это известие совершенно спокойно. Среди этих немногих была и Галина Михайловна Богатова, хорошо одетая, довольно полная, но миловидная женщина лет сорока. Задержка вылета не испортила то хорошее настроение, в котором она пребывала.
Это была уже третья ее зарубежная поездка. Но в этот раз она летела за границу одна, и ей это очень нравилось. В поездку она надела новый, модный и достаточно дорогой костюм и, ловя взгляды мужчин, чувствовала себя помолодевшей и интересной. От ощущения собственной значимости даже немного приятно кружилась голова. Разглядывая пассажиров, особенно женщин, Галина Михайловна с удовольствием отметила, что совсем немного таких, как она, — свободных, независимых, элегантных. Да, на нее, безусловно, обращают внимание, и это, что и говорить, просто приятно. А задержка рейса — это мелочь. Если есть время, она вполне может пойти в буфет. Денег у нее вполне достаточно.
При мысли о деньгах она тут же вспомнила то, что произошло с ней совсем недавно.
