Фернандес, явно ободряемый Мистралем, продолжает:
— Как я уже рассказал двум фликам… э-э… то есть полицейским, не хочу, чтобы вы сочли, что ответственность за это убийство лежит на мне. Это ведь убийство, да?
— А почему на вас?
— Потому что я позволял этому человеку здесь ночевать. Зимой холодно, он никому не мешал, даже не пил, а днем уходил просить милостыню — или я не знаю, что он там делал. По вечерам после обеда в какой-то благотворительной организации он ночевал тут, в углу. В эту суровую зиму он предпочитал оставаться здесь, а не отправляться в ночлежку.
Фернандес кивнул на гору тряпок и картона.
— Не волнуйтесь, ответственность за убийство — это совсем другое. Продолжайте.
По мимике Фернандеса стало понятно, что он более или менее успокоился.
— Он обитал здесь с конца ноября. Сказал мне, что его зовут Роже, и все. Его фамилии я не знаю. Если коротко, то этим утром примерно… — он смотрит на свои часы, — примерно без четверти одиннадцать я вошел в подсобку и увидел, что Роже лежит навзничь среди велосипедов. Я подумал, что ему плохо. Перевернул его, увидел, что он весь в крови, и понял, что он мертв. Я уже собирался бежать за подмогой, как вдруг услышал стоны, доносящиеся из соседнего помещения. Я бросился туда, в кармане у меня был фонарь: он у меня всегда с собой, ведь никогда не знаешь, что может случиться, да и лампочка может перегореть…
Мистраль деликатно вернул его в русло рассказа.
— Месье Фернандес, вы услышали стоны — и что?
— Э-э… да! Я посветил там своим фонарем и увидел ребенка, лежащего на полу, лицом вниз. Я тут же подошел поближе, осторожно его перевернул, чтобы посмотреть, не пырнули ли и его чем-нибудь, как Роже. Но нет, к счастью, нет! Я поднял его на руки, вышел во двор, отнес к себе в комнатку, вызвал Службу спасения и фликов… ой, пардон, полицию. Простите, просто «флик» — это ведь не ругательство, так все говорят, даже по телевизору.
— Нет, это не ругательство. Вы знакомы с этим ребенком?
— Я его уже видел в нашем квартале, но имени не знаю. Просто в лицо запомнил. В любом случае живет он не здесь, то есть не в наших домах.
Мистраль оборачивается к Кальдрону:
— Выясните у врача «скорой помощи», насколько серьезно пострадал мальчик, и попытайтесь с ним поговорить.
Мистраль просит старшего по наряду подойти поближе.
— Вы приехали первыми?
— Да. Мы патрулировали этот квартал, и тут получили наводку по рации. Через пять минут мы уже были на месте. Месье Фернандес нас ждал. «Скорая» прибыла одновременно с нами. Медики занялись парнишкой. А мы пошли в подсобку и увидели мертвого клошара, лежащего на спине, раскинувшись и на полу, и на опрокинутых велосипедах. И кругом полно крови. Мы ничего не трогали. Я сообщил по рации, что у нас труп. Мы следили за тем, чтобы место преступления оставалось в том виде, в каком мы его застали. А потом прибыли агенты из первого дивизиона окружной полиции.
Двое полицейских подтвердили сказанное. Ввиду того, что в этой истории был замешан мальчик и что явно не он убил клошара, они связались с оперативным отделом. К моменту прибытия бригады криминалистов они только начали устанавливать обстоятельства произошедшего.
Мистраль, полицейские и вахтер выходят из подсобки. Мистраль сразу отмечает, что Кальдрон очень бледен, на лице его написано смятение. Он подходит к Мистралю.
— У меня отвратительные новости. Фокусник вернулся.
— Фокусник? Это кто?
— Убийца детей. В конце восьмидесятых он за два года убил и изнасиловал шестерых мальчиков примерно десяти лет, еще двое чудом избежали этой участи.
Мистраль кивает в сторону машины «скорой помощи».
— Он ранен?
— Ничего серьезного. — Кальдрон пытается говорить спокойно. — Отделался двумя большими шишками. Его отвезут в больницу, чтобы сделать рентген. Он продиктовал нам свой адрес, это здесь, рядом. Я отправил одного из своих ребят за матерью. Парнишка рассказал, что ему встретился какой-то возникший словно ниоткуда тип по имени Жерар, показывавший фокусы с монеткой. Он пошел вместе с ним — тот собирался поменять лампочку. Когда мальчик вдруг испугался и закричал, тот тип его вырубил. Все это отлично согласуется с обстоятельствами убийств и попыток убийств, совершенных более двенадцати лет назад.
— Я вызову подкрепление, чтобы опросить соседей. Заместителю прокурора я скажу, что мы берем это дело себе. А потом мы поговорим подробнее об этом Фокуснике, — резюмировал Мистраль.
Пока Кальдрон молча ведет машину в направлении набережной Орфевр, Мистраль делает три звонка со своего мобильного. Первым делом он информирует Франсуазу Геран. Директор реагирует на его сообщение следующим образом:
— Я надеялась, что никогда больше не услышу о Фокуснике: это сущий кошмар, и вот теперь он начинается снова.
Второй звонок — в оперативный отдел. Сообщив всю необходимую информацию, Мистраль считает нужным добавить:
— Ну вот, теперь ты все знаешь, но нельзя, чтобы хоть что-то просочилось в прессу.
Третий звонок — заместителю прокурора. Тот в заключение разговора признается:
— Когда я учился в Государственной юридической академии, нам рассказывали об этом деле серийного убийцы как о некоем экзотическом и нетипичном для Франции казусе. Кроме того, оно так и не было раскрыто. Я очень рад, что мне предстоит им заняться.
— А уж я-то как рад! — вздохнул Мистраль.
Мистраль заканчивает свою телефонную мини-конференцию только при въезде на ведомственную парковку набережной Орфевр. Он даже удивляется тому, что доехали так быстро. Полностью поглощенный беседой, он совсем не смотрел по сторонам. Кальдрон и Мистраль с озабоченным видом быстро поднимаются на четвертый этаж. Лифт здесь отсутствует.
Мистраль входит в свой кабинет, на ходу снимая пальто, за ним следует Кальдрон.
— Расскажите мне историю Фокусника.
— Где вы были в конце восьмидесятых, а точнее — с восемьдесят восьмого по восемьдесят девятый год?
— В Ливане, — отвечает Мистраль после краткого раздумья. — В то время я служил в отделе по борьбе с наркотиками и всего себя отдавал этой работе. В самом деле, до меня, кажется, доходили какие-то отрывочные сведения о Фокуснике, но не более того. Когда я вернулся во Францию, о нем уже перестали говорить.
— О’кей. Тогда слушайте эту историю с самого начала. В 1988 году мы расследовали три убийства детей — точнее, мальчиков: их сначала оглушили, потом задушили и изнасиловали. Всем троим было между десятью и двенадцатью годами. Ребят находили в подсобных помещениях домов — в основном в подвалах; во всех трех случаях они лежали в одной и той же позе: ничком, с расставленными в стороны руками, с лицами, повернутыми в правую сторону. И никаких — то есть совершенно никаких — следов.
— Изнасилование предполагает наличие спермы, а ее можно взять на анализ, то есть определить ДНК. Определили? — спрашивает Мистраль.
— Этот тип во время изнасилования использовал презервативы, а еще в то время не проводился анализ спермы на ДНК. Единственное, что сообщила нам лаборатория, — это группу крови. В сущности, не много. Опрос соседей вообще ничего не дал: свидетелей, как это обычно бывает, тоже не нашлось. Между собой мальчики не были знакомы, они даже разными видами спорта занимались, и не имели никаких общих увлечений, учились в разных школах, к врачам ходили разным, жили в разных кварталах. Ничего. Ничего с большой буквы Н. Как будто детей убил какой-то инопланетянин. Сами понимаете, к концу 1988 года моральный дух среди криминалистов был на нуле.
— А пресса?
— Касательно двух первых убийств — полная тишина. В курсе были только две или три газеты. Но журналисты, выполняя нашу просьбу, не допустили утечки информации. А вот после третьего эпизода блокаду прорвало. Родители жертвы, вне себя от горя, рассказали обо всем репортеру, и поднялась шумиха, вспомнили и о двух предыдущих случаях. Вы и представить себе не можете, что тогда началось.
— Кто вел эти дела? Руководитель группы?
— Жан Ив Перрек и его ребята. Я тогда работал в другой группе, но мы тоже пахали на них. По сути, все следователи занимались Фокусником. Перрек четыре или пять лет назад ушел на пенсию. Это был выдающийся полицейский: бретонец с жутким характером, но с огромным сердцем. В группу криминалистов его перевели из отдела по делам несовершеннолетних, где он занимался борьбой с детской порнографией и всякими типами, совершающими развратные действия с детьми. Вообще же отдел по делам несовершеннолетних весьма тесно с нами сотрудничал, они выявили немало педофилов, со временем способных дойти и до убийства, — словом, хорошо поработали!
Мистраль встает, открывает холодильник.
— У меня тут почти ничего нет. Пиво?
