– Как красиво, – думала Кит во сне. – Я должна запомнить эту пьесу и непременно сыграть снова.
Но мелодия не имела названия, и Кит знала, что никогда не слышала ее раньше.
Утром она с трудом открыла глаза; свинцовая усталость буквально придавливала Кит к постели, словно она не спала ни секунды. Пальцы болели.
Свежая почта лежала на журнальном столике в холле; возвращаясь с урока профессора Фарли, Кит взяла адресованные ей письма и поспешила к себе в комнату, прижимая их к груди.
От мамы пришло две открытки – одна из Шербура, вторая из Парижа. Обе были отправлены авиапочтой с разницей в неделю.
«Здесь так здорово! – говорилось в первой. – Восхитительное путешествие… чудесные люди… отсыпаемся днем на шезлонгах». Во второй мама в самых восторженных выражениях описывала Эйфелеву башню, Монмартр и знаменитое варьете «Фоли-Бержер».
«Но почему ты ничего не пишешь? – спрашивала она в постскриптуме. – Мы получили телеграмму в Шербуре, и с тех пор ничего. У тебя есть наш маршрут. Посылай письма с «Американ Экспресс», только с поправкой на время».
Кроме открыток в почте обнаружилось письмо от Трейси. При виде знакомых округлых букв Кит в который раз затосковала по подруге.
«Наверное, Блэквуд – потрясающее место, раз у тебя нет времени писать. А как же твое обещание держать меня в курсе? У нас тут все по-старому. Английский у меня с миссис Логан (ура-ура!), латынь – с мистером Гарфилдом (буэээ…). Продвинутый курс по искусству просто супер, мы делаем, что хотим. На геометрии в моем классе учится клевый парень, Кевин Вебстер. Как вы в Блэквуде справляетесь с отсутствием мужчин моложе восьмидесяти?»
– Но ведь у нас есть Жюль, – озадаченно пробормотала Кит. – Я рассказала о нем в самом первом письме. Неужели оно потерялось на почте? Хотя и потом я тоже о нем упоминала…
Все еще недоумевая, Кит отложила в сторону первую страницу и взялась за следующую, когда в дверь тихо постучали.
– Заходи! – крикнула она, думая, что это Сэнди. Но в комнату, к немалому удивлению Кит, вошла Рут Краудер.
– Надеюсь, я тебя не побеспокоила, – темноволосая девушка неуверенно застыла на пороге. – Если ты занята уроками, я могу…
– Нет, нет, – замотала головой Кит. – Я читаю письмо.
– Тогда я хочу тебе кое-что показать. – Рут аккуратно закрыла за собой дверь и приблизилась к Кит. – Вот.
Она протянула ей лист бумаги. Кит увидела неловкий, корявый набросок, в котором с трудом узнавалось человеческое лицо; такое мог бы нарисовать ученик начальных классов.
– Что это? – нахмурилась она. – Тебе прислали по почте? Подарок от младшего брата?
– Нет, – ответила Рут. – Это мой портрет. Его нарисовала Линда. На той вечеринке. Помнишь, она рассказывала?
– Да ладно! – воскликнула Кит и разложила рисунок на кровати перед собой. Рут встала рядом, и они вместе принялись разглядывать «портрет»: неровный круг лица, треугольный нос, похожий на тыкву рот и копну черных волос.
– Волосы у нее получились, – кисло усмехнулась Рут. – Во всяком случае, цвет. Другого сходства я не вижу. Я, конечно, не королева красоты, но глаза у меня точно смотрят в одну сторону. А уши она вообще забыла.
– Ничего не понимаю, – растерянно пробормотала Кит. – Она же умеет рисовать! Мой портрет вышел просто потрясающим.
– Случайность, – коротко ответила Рут. – Линда не умеет рисовать. У нее вообще нет особых талантов. Она милая и симпатичная, но в день, когда раздавали мозги, Линда занималась шопингом.
Почему-то в устах Рут это не звучало оскорблением – она просто констатировала факт.
– Садись, – медленно произнесла Кит. – Кажется, нам нужно поговорить.
Рут кивнула и пристроилась на краю кровати, положив на колени крепко сцепленные руки.
– В Блэквуде что-то происходит, – тихо сказала она. – Только я не знаю что. Ты ведь тоже это чувствуешь?
– Да, – ответила Кит. – И Сэнди.
– А Линда ничего не замечает. Во многих отношениях она ведет себя как ребенок.
– Может, расскажешь о ней и о себе? – предложила Кит. – Я ведь о вас почти ничего не знаю. Вы явно хорошие друзья, но при этом совсем не похожи. Ты-то точно стояла во главе очереди, когда раздавали мозги, – беззлобно подколола она Рут.
– Да, мой IQ – сто пятьдесят баллов, – гордо ответила та. – Я с самого начала была умнее сверстников. В начальной школе перескочила через два класса, а в средней откровенно скучала над учебниками, потому что в них уже не было ничего интересного. Понятно, что другие дети меня не любили. А кому понравится, что толстая девятилетка не без оснований мнит себя умнее тех, кто старше ее на три года?
Мои родители доктора наук. Они считают, что образование имеет огромное значение. Поэтому меня отправили в школу для одаренных детей в Лос-Анджелесе, где я и встретила Линду.
– А она-то что там делала? – удивленно подняла бровь Кит. – Ты же говоришь, что это была школа для одаренных детей.
– Как выяснилось, не совсем. Школа была просто элитной. Не знаю, догадалась ты или нет, но Линда – дочка Маргарет Сторм.
– Актрисы? – Кит изумленно ахнула. – Я видела ее в старых фильмах!
– Да, в свое время она была очень популярной, – сказала Рут. – Но актрисы ее амплуа редко задерживаются на вершине славы. Линда говорит, ее мама до сих пор снимается в кино, но роли уже не те. На съемках она познакомилась с итальянским актером, потом случился какой-то скандал… В общем, сейчас она живет в Италии. А Линда оказалась в той школе. Но у нее ничего не получалось. Она старалась, очень старалась, но все равно ей было сложно учиться. А мне было сложно общаться с людьми. Мы в каком-то смысле нашли друг друга, и нам обеим стало легче.
– А почему вы перевелись в Блэквуд? – спросила Кит.
– Это была инициатива моих родителей. Они быстро разочаровались в лос-анджелесской школе – поняли, что это не мой уровень. Когда им в руки попала реклама Блэквуда, они прочитали об индивидуальном подходе к каждому ученику и очень обрадовались. На весенних каникулах мы с ними это обсудили, и мама написала мадам Дюре, чтобы договориться об экзаменах. Линда узнала об этом и убедила свою мать, что ей жизненно необходимо поехать в Блэквуд. Она не хотела оставаться в той школе без меня.
– И Линду приняли, – пробормотала Кит. – Удивительно, не правда ли?
– Я сначала не поверила, – призналась Рут. – Думала, они что-то напутали с результатами. Но Линде здесь нравится. Все такие милые, и у нее вдруг обнаружился талант к живописи! Она в полном восторге. Мадам Дюре дала ей мольберт, масляные краски и холст. Ты бы видела, во что превратилась комната Линды. Теперь это настоящая студия.
– Но если, как ты утверждаешь, у нее нет способностей к рисованию, то откуда взялся мой портрет? – спросила Кит. – Ты сказала, что это случайность, но это не ответ. Как Линда могла создать нечто подобное, если прежде она рисовала вот так? – Девушка кивнула на листок с корявым «портретом» Рут.
– Вот это меня и беспокоит, – вздохнула та. – Может, ее рисунок не так уж хорош, как нам показалось? Давай взглянем на него еще раз?
– Не получится, – тихо ответила Кит. – У меня его больше нет.
– То есть? – нахмурилась Рут.
– Кто-то забрал его. Я закрыла дверь, но кто-то пробрался в мою комнату и украл портрет.
– Ты знаешь кто? – спросила Рут.
– Понятия не имею, – покачала головой Кит. – Я не представляю, кому он мог понадобиться. Мадам Дюре раздала нам ключи от комнат, но у нее наверняка есть запасные. Я не знаю, где она их хранит, поэтому не могу даже предположить, кто мог ими воспользоваться.
– А вдруг это сделала она сама? – выпалила Рут.
– Но зачем? Для чего бы она стала похищать мой портрет? К тому же, насколько мне известно, она вообще не знала о его существовании. Мадам не было в гостиной, когда Линда принесла рисунок. Там были только мы.
– И профессор Фарли, – напомнила Рут. – Он видел портрет.
– Да, действительно, – кивнула Кит. – Но профессору-то он зачем понадобился? Знаешь, чем больше мы об этом говорим, тем более абсурдной мне кажется вся ситуация. Линда утверждает, что не умеет карандаш в руках держать, – и рисует мой портрет. Никому кроме меня он не нужен, но кто-то проникает в закрытую комнату и похищает его. Если добавить к этому кошмарные сны Сэнди о женщине, стоящей у ее кровати…
– Сэнди снятся кошмары?
– Во всяком случае, Жюль так думает. Сэнди не уверена. Ей уже доводилось видеть странные сны, например после смерти родителей. Они погибли в авиакатастрофе, но Сэнди узнала об этом еще до того, как появились первые сообщения о трагедии. Она говорит, что в какой-то миг просто поняла: самолет разбился и ее родители мертвы.
